Сологубовский Н.А., Филатов С.В.

ПУТЕШЕСТВИЕ В ИСТОРИЮ КАРФАГЕНА И ТУНИСА

(часть первая)

Издательство ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ

Москва,  2024

Издательство ХХХХХХХХХХХХХХХХХХ,

ББК хххххххххххххх

хххххххххххх

Сологубовский Н.А., Филатов С.В.

Тунис. Исторический путеводитель

М.: Издательство ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ, 2024 – ххххх с.

ISBN ххххххххххххххххххххххх

В этой книге рассказывается о трехтысячелетней истории Туниса, государства в Северной Африке, корни которого уходят в легендарный Карфаген.

Интерес представляют также главы, посвященные русско-тунисским отношениям.

Авторы надеются, что эта книга станет частью культурного диалога между россиянами и тунисцами, и предлагают читателю совершить вместе с авторами путешествие, вручив ему книгу об Истории Карфагена и Туниса.

ISBN хххххххххххххххх

© Сологубовский Н.А., Филатов С.В., 2024

ОБРАЩЕНИЕ К ЧИТАТЕЛЮ[1]

«Тунис – это Карфаген».

В.В.Путин, Президент России

Тунис – страна с богатым историческим прошлым. Она была центром Карфагенской цивилизации и испытала на себе влияние других культур и цивилизаций.

История Туниса уходит своими корнями вглубь тысячелетий, в Сахару, когда она была зеленым и цветущим краем и в ней были все условия для проживания человека, кочевника и скотовода. Первыми людьми на его территории были те, кто создал протоберберские культуры. На основе этих культур появились новые, созданные берберскими, ливийскими и другими племенами Африки и Средиземноморья, среди которых выделяется Гарамантида.

Затем над Средиземноморьем взошла звезда Карфагена. Семь веков Карфагенской цивилизации начались в IX веке до н.э., и первые камни в строительство Карфагена заложила финикийская царица Элисса (в 825-814 гг. до н.э.). Имя легендарного карфагенского полководца Ганнибала знает весь мир.

Со второго века до нашей эры в истории Туниса начинаются семь веков римской цивилизации. Карфаген становится одним из центров христианства, и для распространения этой религии много сделали святой Августин и Киприан, жившие в Карфагене. Периоды господства варваров, обрушившихся на север Африки из Европы, и Византии сменились Арабо-исламской цивилизацией, давшей миру мыслителя Ибн Халдуна. Тунис испытал господство Османской и Испанской империй, французский протекторат, прошел через разрушения и страдания Второй мировой войны.

Народ Туниса не раз восставал против иностранных поработителей и захватчиков: за независимость сражались нумидийский царь Югурта, берберская царица Кахина, и, в конце концов, в 1956 году тунисцы под руководством Хабиба Бургибы, лидера национально-освободительного движения, добились свободы и независимости.

Современный тунисец гордится достижениями Эры Бургибы и ему присуще чувство исторического оптимизма: пройдя через столько испытаний, испытав столько лишений, он сохранил свои корни и свой дух, обогатил свой интеллект лучшими достижениями других народов и цивилизаций и уверенно смотрит в будущее.

Тунисское общество открыто, толерантно, оно выступает за диалог, на своем историческом опыте зная, что только диалог, терпимость и упорный труд могут дать возможность решить и национальные проблемы, возникающие в каждой стране, и глобальные проблемы, с которыми столкнулось Человечество в начале XXI века.

Тунис выступает за укрепление культурного диалога со всеми народами мира. «В наши дни человечество, как никогда ранее, нуждается в налаживании прочных связей на основе взаимопонимания, толерантности и солидарности, которые приобрели сегодня статус всеобщих ценностей», говорят в президентском дворце в Карфагене.

С чего начать тому, кто собирается или уже прилетел в Тунис?

Поскольку невозможно объять необъятное, авторы советуют начать знакомство со страной… с туристических экскурсий. Конечно, с этой книгой в руках. Вначале давайте посетим исторические достопримечательности столицы Туниса, города Тунис, в том числе всемирно известный Карфаген и знаменитый музей античности Бардо. Затем вы познакомитесь с главными курортами страны и их историей и совершите увлекательное путешествие в Сахару.

Для тех, кто хотел бы узнать подробности, авторы делают в тексте ссылки к главам (они обозначены римскими цифрами) и страницам (они обозначены арабскими цифрами). Каждая глава посвящена важному периоду в истории страны. Кроме того, авторы предлагают читателям отдельную главу о российско-тунисских отношениях. И, так как в книге  рассказывается о наиболее значимых событиях и исторических персонажах, авторы сочли необходимым включить в книгу подробную Хронику событий и дать список книг, чтение которых позволит   обогатить свои знания о Тунисе.

В приложениях дается информация о современном Тунисе, о туризме и талассотерапии, что позволит соединить приятное с полезным: виртуальное путешествие в Историю с заботой о собственном здоровье.

Итак, в добрый путь! Желаем вам светлого путешествия с нашей книгой в руке!

Вступление

Сергей Филатов

Воспоминания о Карфагене

В Карфаген первый раз я приехал весной 1985 года. Здесь уже почти ничто не напоминало о давно канувших в Лету временах, когда название его гремело по Средиземноморью и слоны Ганнибала наводили ужас на Апеннинах. Но до сей поры одно лишь упоминание о нем вызывает чувство соприкосновения с неразгаданной тайной, желание мысленно вернуться в глубину веков.

Бродя по этой земле, я не раз вспоминал жестокие слова Катона: «Карфаген должен быть разрушен!» Как печальная эстафета передавались они из поколения в поколение, и каждая армия новых завоевателей, которых прошло здесь немало, воспринимала их, как боевой клич. Римляне уничтожили Карфаген, затем отстроенный ими же на его развалинах другой город был сметен вандалами. Сюда приходили византийцы, арабы, испанцы, сравнивая с землей почти все, что было построено до очередного нашествия.

Вот почему сегодня осталось мало следов былого Карт Хадашта[2]. Раскопан целый квартал пунического Карфагена, прямо на вершине холма Бирса[3]. И по преданию, именно в этом квартале жил великий Ганнибал. Его можно посетить и даже можно пройти по древним улицам, по которым 23 века назад шли люди… войти в дома, увидеть подземные цистерны для сбора воды...

Перед тобой дома карфагенян, под каждым домом – цистерны[4] для сбора воды, полы покрыты орнаментом, стены – белой или розовой штукатуркой, а вот видны трубы из обожженной глины, по которым вода стекала с плоских крыш в подземные резервуары. А вот огромная амфора, в ней хранили вино[5]. «Заходи, путешественник, отведай финикийского вина отменного...» А вот здесь продолжаются раскопки. Это – пол финикийской бани, отверстие для слива воды…

После гибели Карфагена проходят годы. Римская империя в первые столетия нашей эры продолжала держать в повиновении свои окраины. До распада государства на Западную и Восточную империи оставалось еще лет четыреста, и этого времени хватило на то, чтобы не только забыть о проклятье, наложенном на землю Карфагена, но и отстроить на том же самом месте – место-то прекрасное – новый город. Теперь уже в римском стиле.

Объявив магрибинские просторы своей провинцией Африкой, откуда и пошло название всего континента, Рим назначал для управления всеми делами проконсула. Резиденцию подыскали ему сначала в Утике. Но в 50 году до н.э. сам Цезарь, побывавший в этих краях, распорядился возродить Карфаген и перевести туда имперское представительство. Не прошло и нескольких десятилетий, как восставший из пепла превратился во второй по значению и красоте город в Римском государстве.

Когда я впервые приехал в Тунис, то поначалу у меня возникал вопрос: чем же столь притягателен Карфаген, если сам он, как государство, перестал существовать более двух тысяч лет назад, но при упоминании этого имени люди не рыщут лихорадочно в памяти – о чем речь? – а утвердительно кивают головой – знаем, мол, что это такое.

Из столицы в сторону Карфагена ведут две автомобильных дороги. Обе проходят через городки-спутники Туниса Марсу и Ла Гулетт. Так вот, как ни поедешь, граница древнего Карфагена практически незаметна. Он попал буквально в новое «окружение». На сей раз к нему со всех сторон подступают... богатые виллы. Высокопоставленные лица, бизнесмены, дипломаты избрали этот пригород столицы местом для своих резиденций. Здесь же находится и президентский дворец «Картаж», в котором живет и работает глава Тунисской республики.

Кладбище богини Танит мне удалось найти только с третьего или четвертого раза – так оказалось оно «спрятано» между деревьями. И среди расположившихся вдоль автотрассы вереницы вилл, магазинов, кафе, бензоколонок, садов и рощ глаз выхватывает ничуть не выделяющиеся на общем фоне арену гладиаторов, амфитеатр, колонны античного храма… И видный всем издалека собор Святого Людовика венчает холм Бирса, где Элисса и распорядилась выложить по кругу полоски бычьей шкуры, и откуда пошел Карт-хадашт.

На фоне шумных Марсы, Ла Гулетт и находящегося с другой стороны городка Сиди Бу Саид, сам Карфаген внешне выглядит скромно. И все-таки люди со всего мира едут именно сюда, чтобы постоять на этой земле, ощутить удивительное чувство единения с прошлым, которое появляется в подобных исторических местах. Не в Марсу едут, а в Картаж!

Карфаген продолжает манить. Есть в нем неизбывная внутренняя сила. На свой собственный вопрос – чем же так притягателен этот древний город? – я так и не нашел ответа. Просто понял: Карт-хадашт относится к тем же непревзойденным творениям человеческой культуры, что и улыбка Джоконды.

«Карфаген должен быть сохранен!»[6]

Глава I. ПУТЕШЕСТВИЕ ПО ТУНИСУ

Путешествие по историческим местам столицы

Если вы приехали впервые в Тунис, то рекомендуем начать изучение Истории Туниса со столицы. Историки полагают, что уже в XI веке до нашей эры на том месте, где сегодня город, возникло небольшое берберское поселение, которое получило название Тюнес, затем Тунис[7] (III). И его судьба неразрывно связана с историей Карфагена, своего северного соседа[8]. Пришлые завоеватели обрушивали мечи и на головы жителей Тюнеса. В мирные времена снискал он тихую славу спокойного места, прирастал жителями и занимался ремеслом да торговлей. В 146 году до нашей эры Тюнес был разрушен римлянами вместе с Карфагеном и только через 150 лет был отстроен заново, и опять вместе с Карфагеном (новый город получил латинское название Carthagine).

Уже во времена арабских завоеваний Тюнес стал вторым после Кайруана городом Ифрикии. Вскоре сюда из Кайруана переехало правительство правящей арабской династии Аглабидов. Поселение рассталось со своим прошлым, перейдя в новое качество: с 1160 года город Тунис стал столицей Ифрикии и постепенно был превращен мудрыми правителями в духовный и интеллектуальный центр. Сердце Туниса – его Медина.

Каждую неделю, а летом и каждый день в Тунис направляются экскурсионные автобусы с русскоговорящими гидами. Вы интересные рассказы о прошлом и настоящем страны, посетите центр столицы и старый город Медина (V), Музей античности Бардо и Карфаген (III).

А если вы хотите сами посетить столицу, то начните с центра города, главного проспекта Туниса – красивой, зеленой Авеню Бургиба. Она носит имя первого президента Туниса[9] (VI, X). Начните вашу прогулку от Башни с часами, которую называют то Новым Кремлем, то тунисским Биг Беном. Башня воздвигнута в честь Эры Бен Али, второго президента Туниса (XI). Пройдите немного по Авеню короля Марокко Мухамеда Пятого, который был большим другом Бургибы. На левой стороне Авеню, в тени высоких финиковых пальм находится русская православная церковь Воскресения Христова, построенная в пятидесятые годы на добровольные пожертвования русских эмигрантов (VIII). Она всегда открыта, и батюшка Дмитрий всегда будет рад встретиться с соотечественниками. Когда вы войдете внутрь Храма, вы увидите иконы, хоругви, подсвечники, светильники. Их уникальность в том, что все они – с русских военных кораблей начала ХХ века. И здесь, в русском храме на тунисской земле вы прикоснетесь к Истории России! (VIII)

Затем вернитесь к Башне с часами и поверните направо на авеню Бургибы. Перед вами – центр города, который построен еще в начале ХХ века. Вы увидите здания французского стиля конца XIX века, которые напоминают Марсель и Ниццу. Рядом с супермаркетом Пальмарина – здание муниципального театра, образец классического архитектурного стиля «рококо», отличающегося изысканным орнаментом. Можно зайти в католический собор Сэн-Винсент-дэ-Поль. Перед храмом – статуя знаменитого тунисского философа и историка Ибн Халдуна (V), рядом – «Галери д’Информасьон» – выставочный зал, где устраиваются экспозиции живописи и фотографий. А напротив, через бульвар – особняк посольства Франции, это здание до 1956 года принадлежало французскому губернатору, который фактически и правил страной[10] (VI).

Посмотрите, сколько вокруг бульвара кафе, ресторанчиков, кинотеатров, баров и магазинов... И повсюду вы чувствуете запах жасмина... Национальный символ Туниса – цветок жасмина! Как в России – береза, в Канаде – клен, в Ливане – кедр, в Японии – сакура... Из миловидного, удивительно пахучего растения составляют маленькие букетики, которые туристам повсюду предлагают мальчишки. Без жасмина не обходится ни свадьба, ни правительственный прием, и для торжественных случаев у продавцов на бульваре всегда можно приобрести целые корзины благоухающих цветов. Даже событие политическое – смещение первого президента Бургибы и утверждение на президентском посту Бен Али не обошлось без этой символики: смену власти 7 ноября 1987 года назвали «жасминовой революцией» (XI).

В конце Авеню Бургиба находится древняя Медина, старый город, в который вы можете войти через Баб эль-Бахр – «морские ворота». В средние века здесь была пристань, на которую высаживали с пиратских кораблей захваченных в плен людей и выгружали награбленные сокровища. Сегодня от этих ворот до Тунисского залива – расстояние в несколько километров.

Медина. Путешествие в средние века (V)

Тунисская Медина действительно уникальна, хотя такое название городов – «Медина» – встречаешь в разных арабских странах. В переводе оно означает «новый город». Так называли в прошлом поселение, возникавшее либо внутри арабской крепости – Касбы, либо в непосредственной близости, под ее прикрытием.

Династия Хафсидов, обосновавшаяся в Тунисе в начале XIII века, особое внимание уделяла жилищному строительству. Дальновидные правители – их трехсотлетний период правления именовали «золотым веком» – стремились дать приют всем желающим жить в городе. И за воротами Баб эль-Бахр, за мощными стенами, защищавшими жителей, лет сто росла Медина. По некоторым оценкам, тогда ее население составляло около 150 тысяч человек.

Прогуляйтесь по Медине, и вы окажетесь в средневековом арабском городе. Почти все дома здесь остались с тех давних пор. Постройки в бело-голубой гамме цветов невысоки – два-три, максимум четыре этажа, и все. Они жмутся друг к другу стенами под плоскими крышами. И закрывают небо глухими сводами-перекрытиями, нависающими над узенькими проходами- туннелями. Обратите внимание: через крохотные окошечки пробиваются в полуденный сумрак переулков солнечные лучи, будто прожекторами выхватывая на каменной кладке мостовой яркие светлые квадратики.

Испокон веков так повелось, что люди селились в Медине профессиональными, цеховыми группами. Средневековое разделение труда горожан вызвало к жизни целые улицы, обитатели которых занимались одним, общим для всех делом. В данном случае этот традиционный принцип был обогащен неизбывным восточным стремлением к негоцианству. Все, что производится в маленьких мастерских, тут же выставляется на продажу. Так что Медина – это одновременно и жилые, и ремесленные, и торговые кварталы. Она, так сказать, едина в трех лицах. И наиболее яркое из перечисленных – третье. Медина остается в глазах самих тунисцев и многих туристов торговым рынком, который именуется коротким словом «сук».

Тесня друг друга, лавочки выставляют товары напоказ, а продавцы звучно зазывают покупателей. У них можно найти буквально все, что необходимо в быту – от обуви и одежды до электронной техники, от овощей и фруктов до восточных специй и приправ, от парфюмерии до тканей. Но «сук» Медины привлекает другим: необычным для европейского глаза колоритом восточного арабского базара и, конечно, со вкусом сделанными произведениями народных ремесел. Обратите внимание на чеканку или керамику изящной работы, ковры ручной вязки с богатым орнаментом, предметы из выделанной кожи...

Причем, «сук» подразделяется на несколько маленьких базаров, каждый из которых, оставаясь верным давним цеховым традициям, располагается на тех улочках, где живут и работают сами мастера. В Медине вы найдете самые разные улицы-рынки: «рынок благовоний», «золотой и серебряный рынок», «рынок тканей», «ковровый рынок», «шерстяной рынок», «кожаный рынок» – и даже «рынок старьевщиков». Ходи, смотри, торгуйся, покупай...

Жилые дома Медины, как братья меньшие, буквально облепляют несколько наиболее почитаемых зданий, к числу которых относят полтора десятка мечетей, дворцы Хафсидов, мавзолеи-усыпальницы. Призывной голос муэдзина, раздающийся пять раз в сутки с минаретов: «Аллах Акбар!» – «Аллах велик!» притягивает взоры правоверных мусульман к мечетям. И, прежде всего, они обращаются в сторону величественных, видных даже из-за пределов Медины, куполов и минаретов самой древней, возведенной еще в VIII веке, мечети аль-Зейтуна – «мечеть Оливы»[11]. К слову, именно благодаря аль-Зейтуне и вокруг нее возникла позже сама Медина, так что эти стены, пережившие двенадцать с лишним столетий, действительно достойны всяческого уважения.

Соборная мечеть аль-Зейтуна была основана в 734 году и ныне имеет архитектурный облик, сложившийся к концу IX века. Полагают, что до XI века включительно, когда столица страны находилась в Кайруане, главная мечеть города Тунис имела при себе лишь обычные для такого культового центра образовательные кружки. После того, как Кайруан был разорен арабами-кочевниками, в аль-Зейтуне была размещена библиотека, и был создан богословский университет, расцвет которого пришелся на XIII-XV вв. при династии Хафсидов.

Хроники ХIV и ХV веков рассказывают нам про удивительные дворцы Абу Фихр, в которых были столь великие бассейны с водой, что «принцессы могли упражняться в навигаторском искусстве, укрытые от посторонних взоров». Легендарные дворцы были связаны скрытым за каменными стенами проходом с Касбой, где уже с XIII века обосновались правительственные учреждения. Если идти от ворот Баб эль-Бахр через Медину мимо мечети аль-Зейтуна и рынка, то улочки вас выведут прямо на площадь Правительства. Здесь, во дворце Дар-эль-Бей находятся офисы премьер-министра и министерства иностранных дел. Здесь делается политика и дипломатия страны, но главные решения принимаются в президентском дворце в Карфагене, на берегу Средиземного моря.

Музей Бардо. Путешествие в мир античности

В Музее Бардо находится самая большая в мире коллекция мозаичных картин Античного мира. Эти картины – не только изумительные по красоте и своим художественным качествам полотна, но и потрясающие исторические документы, которые рассказывают о быте, нравах и верованиях карфагенян и римлян[12].

Основанный в 1882 г. по решению тунисского Бея и открытый для посещения в 1888 г., Музей Бардо является старейшим на африканском континенте. Он разместился в одном из дворцов Бея, построенном в середине ХIХ веке и являющимся шедевром арабской архитектуры. И именно в этом дворце разыгралась драматические события, которые привели в 1881 г. к подписанию договора Бардо и колонизации Францией Туниса (VI).

Музей – это 25 залов Истории, расположившихся на 11000 кв. м. Экспозиция включает шесть больших разделов, соответствующих этапам в истории страны: доисторический, пунический, римский, христианский, арабо-мусульманский, а также экспозиция предметов древнегреческого искусства, найденных на дне моря около города Махдия. В музее представлены уникальные пунические стелы, большая коллекция драгоценностей и украшений – все это было обнаружено во время раскопок когда-то процветавших Карфагена, Хадрумета, Утики и других пунических городов.

Римский период Карфагена – самая богатая часть экспозиции музея: статуи, скульптуры, украшения, керамика, домашняя утварь. Мрамор, золото, серебро, бронза. Роскошь и художественная ценность. И все это на фоне уникального собрания мозаики – гордости музея.

Мозаичные панно – размеры некоторых превышают 100 кв. м. – это иллюстрированная книга, дающая возможность составить представление о жизни людей два тысячелетия назад и даже увидеть их лица: сцены сельского и городского быта, охоты, рыбной ловли и состязаний на колесницах, жанровые зарисовки, бои гладиаторов между собой и с хищниками, животный мир Африки и фауна Средиземного моря. Много мозаичных панно посвящено богам и богиням, античным героям, мифологическим сюжетам.

Одно из хорошо сохранившихся в первозданном виде панно изображает Вергилия, поэта древности, автора «Энеиды». Рядом с ним муза искусства Мельпомена и муза истории Клио. На папирусе в руках Вергилия написан 8-й стих из его поэмы со словами: «О муза, скажи мне правду…».

На полу бывшего зала торжественных церемоний дворца, – самая большая мозаичная картина в мире, состоящая из 52 медальонов на тему «Нереиды». На стене – несколько прекрасных картин, среди них панно «Бог Океан». Из растрепанной бороды и буйной шевелюры божества торчат щупальца и клешни ракообразных, а его благожелательный взгляд отражает синь морских глубин.

В этом же зале – мозаичная картина 5,5 м на 4,5 м, изображающая Юлиуса, владельца большого поместья, окруженного своими работниками. Она выполнена в IV в. н.э. и подразделяется на три горизонтальных полосы. Центральная полоса занята изображением дома Юлиуса. Картина дает любопытные детали: посредине дома-крепости в глухой стене первого этажа – большие ворота. Фасад второго этажа занят аркадой из пятнадцати каменных арок. По углам дома к нему примыкают четырехугольные сторожевые оборонительные башни. Они имеют отдельные входы и по одному окну-бойнице. Над плоской крышей дома, в правой его части высятся четыре купола, напоминающие купола раннехристианских церквей. Слева от дома изображен всадник на лошади. Сзади к лошади привязан человек, несущий тяжелый груз на спине. По-видимому, это раб. Справа от дома изображен сторож с двумя собаками. Рядом с ним стоит воин с копьем и со щитом. Верхняя полоса картины изображает сельскохозяйственные работы. Посредине картины – богато одетая женщина, сидящая на стуле, это хозяйка дома. Слева от нее слуги, приносящие плоды и домашних животных. В нижней части мозаичной картины изображены фигуры шести рабов, производящих разнообразные работы. Выполнена мозаика очень тщательно, с большими подробностям и дает хорошее представление о быте римского хозяйства IV века в Северной Африке.

Огромный интерес вызывает экспозиция зала Махдия. В 86 году до н.э. в прибрежных водах Махдии[13] потерпел крушение корабль, который плыл в Италию из Греции с богатой коллекцией античных статуй, мебели, колонн, капителей, ваз, других предметов роскоши Древней Греции. Его обломки были обнаружены только через два тысячелетия – в 1907 г. В ходе трех экспедиций, которые проводились вплоть до 1954 г., было поднято практически все, что находилось на его борту. Теперь эти произведения древнегреческой культуры из бронзы и мрамора выставлены в музей Бардо (зал Махдия). Некоторые из них представляют собой уникальные художественные шедевры античности, как, например, мраморные бюсты Афродиты и других богинь, гигантские вазы, бронзовые статуэтки карликов и сатиров, бронзовая статуя Эроса (или Агона) и статуя (бронза и мрамор) бога вина Диониса работы Боэтоса из Калхедонии. Присмотритесь к статуэткам и статуе, и вы поймете, что древним авторам нельзя отказать в чувстве юмора...

Из истории мы знаем, что «потом пришли варвары и все разрушили». К счастью, оказалось, что все-таки не все. Кропотливым трудом археологов на территории нынешнего Туниса в культурных слоях карфагенского и римского периодов были обнаружены, бережно отреставрированы и собраны в одном месте предметы колоссальной художественной и исторической ценности. Вот почему в музей Бардо приезжают со всех концов света. Экспозиция музея включает также переплеты и оригинальные ткани домусульманского Египта, произведения арабо-мусульманского искусства, астролябии, стеклянную посуду эпохи Фатимидов (ХI век), рельефную декоративную керамику, чеканку по меди, изделия из серебра и золота, фаянсовые вазы из Передней Азии и Испании, коллекцию холодного оружия разных эпох и разных народов и т.д. Вот почему музей Бардо по праву стоит в одном ряду с такими музеями, как Лувр и Британский музей.

Пляжный отдых в Тунисе, конечно, приятен и полезен. Но если вы выкроите время и совершите экскурсию в музей Бардо, поездка в Тунис останется в вашей памяти надолго. Конечно, о ценностях мировой истории и культуры можно прочитать дома – все это есть в иллюстрациях к книгам, на видео, в Интернете. Но увидеть и постичь воочию, «пощупать» взглядом живое и реальное можно только посетив музей Бардо, где вы окунетесь в атмосферу древних цивилизаций, попадете в мир современников царицы Элиссы и Ганнибала, Юлия Цезаря и Клеопатры, Вергилия и Августина Блаженного[14]…

Быть в Тунисе и не побывать в Бардо? Это как посетить Париж и не увидеть Лувр, в Мадриде – музей Прадо, в Санкт-Петербурге – Эрмитаж, а в Москве – Кремль и Третьяковку!

Увидеть Карфаген и…

Особый интерес для пытливых путешественников представляет, конечно, Карфаген – пунический город, основанный в 825-814 гг. до н.э., ставший столицей Карфагенского государства и  разрушенный римлянами в 146 г. до н.э[15]. Археологи раскопали один из кварталов Карфагена, в который можно спуститься и посетить дома карфагенян. Этот квартал находится на знаменитом холме Бирса. Там же – музей Карфагена, примыкающий к зданию собора Святого Людовика[16] (V).

Осмотр начните с вершины холма Бирса, откуда открывается широкий вид на Тунисский залив и мыс Кап Бон. На переднем плане – очертания исчезнувшего пунического порта Саламбо, панорама пригородов Туниса, где три тысячи лет назад начиналось строительство Карфагена. Дальше виден морской порт Ля Гулетт (V). Склоны холма Бирса хранят руины мощных крепостных стен Карфагена, сложенных из больших прямоугольных монолитов средиземноморского известняка-ракушечника. Они использовались и для постройки других пунических городов: Хадрумета (Сусса), Утики, Руспины (Монастир) и других.

Можно посетить импозантные руины зданий римского Карфагена (I век до н.э. – V век н.э.): Амфитеатра и терм – общественных бань времен императора Антонина Пия. Амфитеатр, построенный в I веке н.э., пожалуй, одно из самых важных исторических мест. На его разрушенных трибунах когда-то размещалось тридцать шесть тысяч человек. Глубокие рвы, пересекающие арену, каменные ступени, ведущие вниз… Лабиринт выводит к спрятанным от глаз зрителей клеткам для зверей и… людей. Из них выскакивали гладиаторы и хищники, чтобы встретиться на арене в смертельном бою. По свидетельству одного современника, сражения, происходившие здесь, не уступали по своей жестокости кровавым боям гладиаторов в римском Колизее[17].

В этих клетках томились обреченные на смерть первые христиане. В центре арены возвышается мраморная колонна, а на стене – мраморная доска с именами двух девушек, Перпетюе и Фелисите, занесенных в список святых. Эти молодые девушки, жившие в Карфагене, уверовали в учение Христа, начали делать добрые дела во имя Христа и распространять его учение. О их судьбе мы расскажем отдельно (IV).

Термы императора Антонина Пия[18] построены между 146 г. и 162 г. на берегу моря. Они были самыми большими в Римской империи после терм Каракаллы в Риме. Вот описание одной из восстановленных археологами гранитных колонн: ее высота – 12,5 м., диаметр у основания – 1,5 м., вес – 60 тонн. Плюс капитель 2 м. высотой и весом 8 тонн. И таких колонн с идеально обработанной поверхностью – десятки. Вот такой величественной была архитектура в Карфагене!

Рядом с термами находится дворец-резиденция Бен Али, президента Туниса (XI). Фотографировать дворец запрещено.

В Карфагене сохранились огромные античные цистерны. Одна группа их находится у пригорода Марса и насчитывает более 25 емкостей. Неподалеку от них находятся руины большого акведука, подававшего воду в Карфаген из Загуана (гора Тунисского Атласа). Этот акведук был создан еще пуниками, перестроен в 136 г. н.э. римлянами (при императоре Адриане, 117-138 гг.) а затем при императоре Септимии Севере (193-211 гг.). Акведук разрушали и снова восстанавливали вандалы и византийцы, арабы и турки. Руины акведука до сих пор поражают своими грандиозными размерами. Вода подавалась самотеком, акведук пересекал несколько больших долин, где поднимался на высоту до 20 метров. Это был самый длинный акведук в античные времена. Общая протяженность акведука – 132 км[19]. Карфагенский акведук мог подавать 32 млн литров воды в год, или 370 литров в секунду. Его подземная часть служит и сейчас для снабжения столицы чистой горной водой. Сложенная из блоков известняка-ракушечника верхняя часть акведука отличается простотой и гармоничностью архитектуры.

Неподалеку от терм Антонина находится большой римский театр. Склон горы обрамлен каменными ярусами, на которых сидели зрители. Размеры сцены весьма значительны – 90 на 30 метров.

На некотором удалении от Бирсы находятся руины раннехристианских культовых зданий. Это – базилика Дамос-эль-Карита: в длину около 65 м, в ширину – 45 м. В базилике было девять нефов. Центральный из них имел ширину пролета в 13 м.

Еще в XI веке руины Карфагена, по свидетельству арабского географа Идриси (1154 г.), сохранили множество античных архитектурных памятников. Однако уже c XIII века – со времени последних крестовых походов – началось систематическое разграбление Карфагена и других античных городов. В 1536 г., испанский король Карл V, захватив Тунис, приказал вывезти все наиболее ценные части сохранившихся античных зданий. Генуэзцы и пизанцы вывозили колонны, фризы и другие части зданий для строительства своих городов. Систематическое вековое разграбление Карфагена привело к его полному разрушению. Там, где прежде стояли римские храмы Юпитера и Минервы, а на соседнем холме Одеон – храмы Сатурна и Цереры, ничего не осталось, кроме немногих статуй и колонн.

Научные раскопки Карфагена были начаты в конце XIX века и с перерывами ведутся до сих пор. Система раскопок расположена на огромной территории на самых разных высотах над уровнем моря. Здесь имеется три археологических яруса: пунический, римский и византийский. В нижнем, плохо сохранившемся, пуническом ярусе обнаружены склепы, надгробья, саркофаги, могильные стелы. Было найдено много бронзовых сосудов, монет, ритуальных масок, светильников, амфор и других предметов античности (III).

Средний археологический ярус сохранился лучше. В нем нашли руины зданий и значительное количество предметов эпохи Римской империи. Среди них особенно интересны руины римской виллы и бань – терм Антонина Пия (138-161 гг.). Это были самые большие термы в Карфагене (IV). Среди руин терм Антонина лежат огромные колонны. Их размеры – от 1 до 1,5 метра в диаметре. Эти колонны сделаны не из местных известняков и песчаников, а из розового гранита и серого грано-диорита. Таких каменных пород в Тунисе нет. Следовательно, эти колонны для строительства терм были привезены издалека.

В римских постройках обращают на себя внимание богатые мозаики, которыми были украшены полы зданий. Наиболее ценные из них давно уже демонтированы и хранятся в различных музеях. Но и оставшиеся в руинах фрагменты удивляют своей художественностью и мастерством исполнения.

Карфаген – это уникальный памятник античных культур в Африке. Соприкосновение с древней историей народов обогащает наше понимание сложного пути развития человеческого общества. Бессмертные произведения искусств, пережившие создавшее их античное общество, продолжают покорять сердца новых поколений. Великие архитектурные сооружения древности, как, например, Карфагенский акведук, невольно вызывают уважение к античным зодчим, сумевшим создать архитектуру, выстоявшую в лихолетье прошедших веков.

Рядом с Карфагеном находится Сиди Бу Саид – бело-голубой пригород Туниса, место встречи художников, поэтов, писателей. Здесь побывали Ги де Мопассан, Симона де Бувуар, Шатобриан, другие известные писатели, поэты, художники. Городок находится на холме, и с него открывается неповторимый вид на Тунисский залив. Обязательно посетите кафе Сиди Дар Шаабан, одно из кафе Сиди Бу Саида, нависшее над пропастью, и отведайте знаменитый мятный чай с орешками.

История Хаммамета, главного курорта Туниса

В 90-е годы ХХ века перед врачами президента Туниса был поставлен вопрос: в каком районе страны самый хороший климат, самая чистая экология для отдыха главы государства? После детального изучения климатических и многих других факторов в различных районах страны врачи пришли к выводу: в Хаммамете! И именно здесь была построена резиденция президента Бен Али, где он отдыхает летом и во время уикендов. Рядом с его виллой находятся отели «Коломб», «Рояль Азюр», «Соль Азюр», «Бель Азюр», «Азиза», «Султан».

Отметим, что массовый туризм из России в Тунис начался именно с Хаммамета, с отеля «Коломб», где в 1995 году – одновременно! – отдыхало до трехсот россиян. Туристический микрорайон, где находятся эти отели и вилла президента россияне прозвали «Влюбленные Голубки» (отель «Коломб» так и переводится), а сам Хаммамет – Хаммаметовкой.

Курорт Хаммамет протянулся длинной полосой вдоль Хаммаметского залива. Хаммамет, жасминовый Хаммамет – кто только не любовался его красками! Флобер, Мопассан, Черчилль, английский король Георг VI, Евгений Примаков, Валентина Терешкова, Софи Лорен, Бельмондо, Оскар Уайльд, Андре Жид, Монтгомери, Эйзенхауэр, Франсуаза Саган, Луи де Фюнес и другие были очарованы его ароматами и палитрой.

Что было здесь в античные времена Карфагена? Городок Пуппют, основанный в VII веке до н.э., который славился своими термами (банями). Термы придумали финикияне, римляне довели их до совершенства, арабы позаимствовали бани у римлян и назвали их – хаммам. Впоследствии арабы, захватив этот городок, изменили название городка на Хаммамет («Бани, место для купания»). Так в названии было предопределено курортно-туристическое будущее местечка. В древние века сюда приезжала на отдых карфагенская знать, здесь было одно из поместий Ганнибала, а впоследствии римские легионеры приезжали подлечить свои раны. Здесь же, в окрестностях Хаммамета им выдавались за боевые заслуги земельные участки.

В конце первого тысячелетия здесь появились первые фортификационные сооружения. Среди наиболее ярких событий: осада Хаммамета в 1560 г. знаменитым пиратом Драгутом; захват города в 1660 г. мальтийскими рыцарями; активная роль горожан в первой гражданской войне Туниса 1673 г. во время восстания против Бей Мурада I. В 1881 г. сюда пришли французы. Командир отряда капитан Бордье был так очарован Хаммаметом, что вышел в отставку и поселился здесь.

В начале минувшего века в Хаммамет стали ездить отдыхать европейцы, которым так здесь нравилось, что они покупали участки и строили виллы и коттеджи. Туристов привлекает необыкновенная атмосфера, царящая в Хаммамете: дома не должны превышать высоту кипарисов и поэтому город буквально «утопает в зелени». А зеленые плантации апельсиновых и оливковых деревьев, окружающих Хаммамет, дали ему название «города садов».

Для осмотра исторических достопримечательностей посетите центр Хаммамета. Внутри арабской крепости, за стеной высотой пять-шесть метров – Медина. Крепость была построена в 904 г. Сегодня она представляет собой четырехугольное строение (300 на 100 м) с Большой Мечетью и рынком, куда можно войти через одни из четырех ворот и посетить сук - восточный базар, лавки и ателье ремесленников. Побродите по узким улочкам, поторгуйтесь с ремесленниками и посетите Музей невесты, зайдите в ателье местного художника. Любой прохожий вам укажет дорогу к нему в запутанном лабиринте улочек.

Посетите также Испанскую крепость XVI века на самом берегу моря, поднимитесь на крепостную стену высотой 15 метров, и перед вами откроется красивая панорама Хаммаметского залива. Старая крепость как бы охраняет многочисленные белоснежные отели, размещенные среди апельсиновых, лимонных, жасминовых садов и оливковых рощ. В центре залива вы увидите черные пятна под водой: это обломки взорванного в 1942 году во время налета авиации союзников итальянского военного корабля (IX).

По преданию, в центре Хаммаметского залива знаменитый пират Барбаросса (V) утопил часть своих несметных сокровищ. Сказки сказками, но время от времени море выбрасывает на пляжи Хаммамета золотые и серебряные монеты…

Во время Второй мировой войны в Хаммамете одно время располагался штаб танковой армады генерала Роммеля. В Тунисе служил будущий руководитель заговора против Гитлера полковник фон Штауфенберг. Здесь он был тяжело ранен во время бомбежки авиацией союзников, потерял глаз и руку. Его вылечили в Центральном немецком военном госпитале, который тоже находился в Хаммамете. Немецкие врачи констатировали, что огнестрельные раны заживают в микроклимате Хаммамета сами по себе.

К достопримечательностям Хаммамета также относится построенный в 80-х годах XIX века красивый дом Георга Себастиана, мецената и путешественника, расположенный в большом парке. Войдите в дом, архитектура которого заложила основу так называемому «средиземноморскому стилю». Бассейн окружен колоннами, а в спальнях – мраморные статуи, бюсты, античные зеркала и римские ванны (между прочим, найденные тут же, при раскопках во время строительства виллы). На вилле Себастиана останавливался Уинстон Черчилль. Он прожил в Хаммамете одиннадцать месяцев и написал свои знаменитые мемуары. Говорят, что однажды он воскликнул: «Какой хороший климат! Как прекрасно работает моя память!» На этой вилле снимались фильмы, в том числе в 2005 году российский фильм «Офицеры» режиссера Мурада Алиева.

Здесь же, в парке, созданном для прогулок, расположен театр под открытым небом, где ежегодно в июле-августе проводится Международный фестиваль искусств. И приезжают сюда звезды мировой эстрады.

Сегодня Хаммамет – курортная столица Туниса. Это самое респектабельное туристическое место страны, которое особенно хорошо подходит для спокойного семейного отдыха. Хаммамет вместе с находящимся немного севернее городом Набель образует курорт, где более 150 отелей, которые могут принять одновременно около 50 тысяч туристов. Наиболее популярны среди россиян отели «Рояль Азюр», «Соль Азюр», «Бель Азюр», «Азиза», «Султан», «Коломб». Есть Аквапарк «Флиппер», несколько казино и модные дискотеки («Манхеттен», «Лас Вегас» и другие). В Хаммамете два больших поля международного класса для гольфа: Ситрюс и Ясмин. Московский клуб гольф дал высокую оценку этим полям. Зимой сюда приезжают поиграть под теплым африканском солнышком и на зеленых газонах любители гольфа из Европы.

В южном Хаммамете создан новый курортный комплекс – Ясмин Хаммамет. Здесь более 30 отелей, а также новая Медина (торговый центр, построенный в форме арабской средневековой крепости), порт морских развлечений с причалами для швартовки более 700 яхт и катеров, казино. А также парк детских развлечений Картаж-Лэнд. Самые интересные среди его аттракционов связаны с историей Туниса: переход Ганнибала через Альпы, путешествие Ганнона, карфагенского путешественника, которое он совершил в VI веке до н.э. вокруг Африки, и, конечно, приключения Барбароссы, тунисского пирата. Восковые движущие фигуры воспроизведут то, о чем мы вам рассказываем в историях о тунисских пиратах (V).

Из отелей Ясмин Хаммамет особый интерес представляет пяти-звездный красавец «Гасдрубал Таласа и SPA». Это – гостиница, вошедшая в список лучших отелей планеты.

В 20 минутах езды от Хаммамета находится большой зоопарк «Фригия-парк», где в открытых вольерах можно увидеть самых различных зверей Африки: слонов, жирафов, львов, гепардов, тигров, антилоп, обезьян, страусов. Он создан по образцу заповедников Южной Африки, в которых животные находятся на свободе, а не в клетках, а посетители наблюдают за жизнью хищников и других животных африканской фауны из переходов, нависших над вольерами...

От Хаммамета до столицы и международного аэропорта Тунис-Картаж – 65 км. До международного аэропорта в Монастире – 110 км. В двадцати километрах южнее Хаммамета, под Энфидой, где во время второй мировой войны гремели бои, ведется строительство гигантского международного аэропорта, первая очередь которого вступит в строй в 2008 году.

Путешествие в Набель

В 12 километрах от центра Хаммамета находится Набель, город, который во времена Римской империи назывался Неаполис. Сегодня это административный центр губернии Набель, охватывающей плодородный район Кап Бон.

Набель – это центр ремесленного и гончарного искусства, в нем много магазинов-ателье, где можно прямо у гончаров приобрести различную керамику. Утром, по пятницам – огромный народный базар, по-арабски – «сук», который стоит посетить тем, кто интересуется сувенирами. Здесь Вы найдете гончарные изделия, керамику, кожаные изделия, различные украшения, ручную вышивку, изделия из оливкового дерева. Не забудьте, что на нем надо обязательно торговаться. И вы сможете снизить цену в пять и даже больше раз!

В центре Набеля – большой коммерческий центр. Неподалеку от него – высокая араукария, растущая прямо из огромной керамической вазы, и не менее огромная керамическая ваза с гигантскими апельсинами.

Путешествие в историю курорта Сусс

История города Сусс, связанная с такими великими полководцами как Ганнибал и Цезарь, началась тогда, когда финикийцы основали здесь порт Хадрумет (или Хадруметум) в XI веке до н.э. В VI веке до н.э. он стал частью государства Карфаген. Но, даже попав под его влияние, Хадрумет сохранил свою автономию, как и другие финикийские города на территории современного Туниса.

В конце II Пунической войны, осенью 203 г. до н.э., после осады римлянами Карфагена в окрестностях Хадрумета высадился карфагенский полководец Ганнибал со своим войском.

Во время войны Цезаря с Помпеем (40-е годы до н.э.) Римская провинция Африка в этой войне поддержала Помпея. Цезарь со своей армией высадился на берег около Хадрумета. Легенда рассказывает, что, спускаясь с корабля, Цезарь споткнулся и упал на землю. Все в ужасе застыли: это было плохое предзнаменование. Но Цезарь нашел выход. Лежа на земле, он закричал: «О, Африка, наконец-то ты в моих руках!» и гордо поднялся с земли. Легионеры громкими криками одобрения встретили слова Цезаря.

В 46 г. до н.э. при Тапсе произошло сражение, в котором Цезарь одержал победу над сторонниками Помпея. На Хадрумет была наложена контрибуция в 3 миллиона сестерциев. Свобода была утеряна. Лишь во время правления Траяна (98-117 гг.) город добился статуса римской колонии. В этом статусе Хадрумет просуществовал два столетия. Были построены цирк, театр, акведуки, термы, общественные здания. Наивысшего развития город достиг в правление императора Септимия Севера (193-211 гг.). Луций Септимий Север был бербером и происходил из ливийского города Лептис Магна.

О тех далеких временах рассказывают экспонаты Музей античности в Суссе. В Музее – уникальное собрание памятников древности, по своему значению второе в Тунисе, после столичного музея Бардо.

Здесь хранятся римские мозаики, выполненные в I и II вв. н.э. Особый интерес представляет ряд панно. Например, панно «Нереида» – прекрасная нимфа, дочь морского бога Нерея, – восседает на морском леопарде, т.к. на мозаике хорошо видна пятнистая окраска животного. У леопарда длинный хвост, наподобие не то рыбьего, не то змеиного – загадка древних художников.

В конце VII в. арабы установили своё господство над Ифрикией. В Суссе ими было создано несколько архитектурных памятников. Интерес представляет Медина, старинный арабский город в центре Сусса, с минаретом и Рибатом – мужским монастырем. Рибат – крепость, построенная в VIII веке для отражения противника с моря. Слово «рибат» обозначает на арабском языке: форт, укрепление. Рибаты были построены во многих средневековых арабских городах Магриба, но Рибат Сусса является одним из наиболее ранних во всей Северной Африке (780 г.). Он окружён мощными зубчатыми стенами высотой в 12-15 м, на которые ведут с внутреннего двора широкие каменные лестницы.

Большая мечеть (850 г.) похожа на крепость, и её высокие каменные стены, обрамленные по углам большими круглыми башнями, давали возможность укрыться во время нападений.

Касба – крепость с башней Калеф Аль Фата (859 г.), которая выполняла функции маяка («Манар»), была построена позднее Рибата. С тридцатиметровой высоты башни открывается прекрасная панорама всего города и морского порта. И, конечно, стоит посетить восточный базар в Медине, по которому можно гулять часами, рассматривая изделия из золота и серебра, кожи и кораллов, ковры и ткани. Богатый выбор сувениров предлагает также магазин Сула Сентер, расположенный рядом с Мединой.

Сегодня  Сусс – модный и популярный курорт. Прямо на берегу моря возвышаются белоснежные красавцы-отели, оригинальные по стилю и архитектуре. Сусс славится своим портом морских развлечений Эль-Кантауи. Это подлинная жемчужина не только тунисского, но и всего средиземноморского туризма. В его гавани стоят парусники – пиратские бриги, элегантные прогулочные катера, катамараны и яхты, на которых можно совершить морские путешествия. Порт имеет гостиничный комплекс, магазины, рестораны, кафе, площадь с «музыкальными» фонтанами. Гавань может одновременно принимать более 350 яхт.

Исторические памятники курорта Монастир

Монастир[20] – город-курорт с населением 50 тыс. жителей, расположился на самом юге залива Хаммамета в 24 км от курортного города Сусс. Свое первое поселение на этом берегу (III в. до н.э.) финикийцы называли Руспенна. Римляне переименовали его в Руспину. Отсюда Юлий Цезарь совершил успешный поход против своего соперника Помпея. Руспина приобрела особое значение в VIII веке во время правления арабской династии Аббасидов. Здесь был возведен в 796 г укрепленный монастырь — Рибат, в котором жили монахи-воины, проводившие время в молитвах. С Надора – сторожевой башни, возвышающейся над Рибатом – открывается прекрасный вид на город и его окрестности.

При Аглабидах Монастир был частью системы обороны западного побережья. К XI веку из стратегически важного форпоста город превратился в крупный религиозный центр и приобрел эпитет Священный. Рибат представляет собой квадратное оборонительное сооружение, которое позднее вошло в состав мощной крепости – Касбы. Смерть в бою за мусульманскую веру – высокая честь для монаха-воина и вознаграждается попаданием в рай. Поэтому Рибат считается святыней.

В южном крыле Рибата находится музей Исламского искусства, где представлены памятники периода царствования Аббасидов и Фатимидов[21]. В музее представлены древние рукописи и ткани (IV и VI вв.), изделия из стекла, глиняная посуда эпохи Аббасидов и коллекция предметов первых веков эпохи Ислама.

Перед Рибатом находится Большая мечеть, построенная в эпоху Фатимидов, а минарет был сооружен в эпоху Хафсидов.

Рядом – Мавзолей первого Президента Туниса Хабиба Бургибы. В усыпальнице под золоченым куполом в конце эспланады покоится лидер страны, который был похоронен с почетом в 2000 году после 12 с лишним лет пребывания в отставке. По бокам от главного здания находятся два купола зеленого цвета и два восьмиугольных минарета. Под одним из куполов покоятся родители Бургибы, а под другим – его первая жена. В задней комнате этого величественного здания, у входа в которое несут караул стражники в красочных парадных одеяниях, размещен музей. Здесь несколько семейных фотографий, а также его письменный стол и шкаф с любимыми книгами. Все в одинаковых старомодных переплетах: Руссо, Вольтер, Таха Хусейн...

Монастир – это любимое место и съемок, и отдыха американского режиссера Джорджа Лукаса. Первую серию из цикла об Индиане Джонсе «В поисках погибшего ковчега» он снимал на студии в пригороде Монастира, эпизоды «Звездных войн» – в Матмате, стране троглодитов. Кроме того, в Монастире снимался широко известный фильм Франко Дзефирелли «Иисус из Назарета».

Древний Рибат и сегодня служит фоном для съемок исторических фильмов. Рядом с ним – порт развлечений. И, конечно, достопримечательностью Монастира являются отели, которые протянулись цепочкой вдоль широких золотых пляжей.

Исторические памятники курорта Махдия

Махдия – город-курорт, расположенный в 200 км от столицы Туниса на белоснежном пляже. Он застроен белыми отелями в мавританском стиле и пользуется неизменной популярностью среди европейских туристов. Население города – более 40 тысяч. Основное занятие жителей города – рыболовство. До сих пор существует традиция ловли рыбы при свете Луны. Другая удивительная особенность Махдии – вышивки и ткани, чудесные изделия мастеров. Изготовление шелковых тканей – традиционное занятие мужчин. Музей шелкового ткачества находится во дворце Дар эль-Химма (бывшая мечеть Сфар).

Город Махдия был основан в X веке Аль-Махди, родоначальником фатимидской религиозной секты (подробно в главе V). В 921 году была построена Большая мечеть. В средние века Махдия стала оплотом пиратов, которых привлекли его оборонительные сооружения со стенами десятиметровой толщины. В XVI в. испанцы, чтобы лишить пиратов возможности укрываться в Махдии, разрушили эти знаменитые стены. Единственное, что сохранилось от них, – это величественные городские ворота Скифа эль-Кахла (Темные Ворота). Скифа входила в систему крепостных стен, восстановленных турками в конце XVI в. От этих ворот улица ведет к Каирской площади, где мужчины за столиками кафе играют в карты или домино.

Большая мечеть. Ее построил в 916 г. Обейд-Аллах эль Махди. В рамках осуществления президентом Бургибой в 1960-х гг. крупной программы реставрационных работ мечеть была восстановлена в соответствии с ее первоначальным планом, то есть достроена на отвоеванном у моря участке. Современная мечеть великолепно передает облик древнего сооружения Фатимитов.

Бордж Махдия. Другим наследием турецкой эпохи является Касба Бордж эль-Кебир (или Бордж Махдия), стоящая на мысу. Это гораздо более интересный памятник по сравнению с Большой мечетью, похож скорее на крепость, чем на религиозное сооружение из-за отсутствия минарета и украшений. Касба, выстроенная в XVI веке, неоднократно перестраивалась в XVIII веке. Фасад башни украшен изображением льва, эмблемой богатого местного судовладельца. Касба была восстановлена и сегодня возвышается над кладбищем моряков.

Салакта. Зона археологических раскопок древнеримского поселения Суллектум находится в 15 км от Махдии. Основной интерес представляет музей. Музей находится непосредственно на территории древнего Суллектума, у ограды пунического кладбища. Там можно увидеть уникальную мозаику, на которой также изображен лев. От древнего Суллектума осталось несколько частей стен и развалины терм. Рядом расположены катакомбы Арш Зара.

Исторические достопримечательности острова Джерба

Остров Джерба находится у берегов Северной Африки в заливе Габес на юге Туниса. Он связан с материком паромом и шестикилометровой дамбой – древней дорогой, построенной еще римлянами.

История Джербы уходит в далекое прошлое. Это и есть тот самый воспетый древними мифами остров Огигия, где прекрасная Калипсо семь лет держала Одиссея, одного из героев Троянской войны, пытаясь добиться его любви. Его жителей называли лотофагами, «пожирателями лотосов»: чужестранец, отведавший лепестков лотоса, забывал, кто он, откуда и куда плывет, и оставался на этом острове навсегда.

Тысячи туристов-паломников привлекает знаменитая Гриба (в переводе – «чужестранка»), одна из самых древних синагог в мире, основанная в VI веке до н.э., во времена царя Соломона и разрушения Иерусалима. Эта синагога в деревушке Эр-Рияд – хранительница знаменитых Тор, священных книг иудеев[22].

Среди достопримечательностей – испанский форт XVI века, где гид вам непременно расскажет истории о пиратах, которые в течение нескольких столетий владели этим островом (подробнее в главе V).

Сегодня Джерба – один из самых крупных курортов Средиземноморья с международным аэропортом. Тут можно отдыхать круглый год. Туристов привлекают белоснежно-песчаные пляжи и, конечно, уникальный мягкий целебный климат. Столица острова – город Хумт Сук (в переводе Большой Базар) – пестрое царство лавочек и магазинчиков, наполненных экзотическими сувенирами. Владельцы сокровищ очень приветливы и радушны и легко уступают, если с ними поторговаться. Стоит посетить рыбный порт, в котором можно полакомиться вкуснейшими дарами моря. Одним из главных элементов архитектурного стиля Джербы являются мензели – массивные жилые дома квадратной формы с куполами, напоминающими сахарные головы. Маленькие деревушки, застроенные такими домами и разбросанные по острову, славятся своими ремеслами, керамикой и узорами ковров.

Кажется, здесь ничто никогда не меняется: все то же голубое небо и лазурное море, кристально чистая и теплая вода, прекрасные песчаные пляжи и зеленые финиковые пальмы. И ничто вам не напомнит о пиратах. Только когда вы посетите безлюдный испанский форт, то вам покажется, что кто-то следует за вами. Это, говорят местные жители, тени Барбароссы, Драгута и их жертв…

Курорт Табарка

Курорт Табарка находится на самом севере Африки, где горы Малого Атласа подходят прямо к морю и опускаются в средиземноморские воды. Этот старинный финикийский порт, над которым возвышается генуэзская крепость (XVII век), расположен в живописном месте, на склоне гор. Городок живет морем и туризмом, ловлей креветок и лангустов, морских ежей и голубой рыбы, добычей красных кораллов и производством изделий из пробкового дуба.

Путешествие в Сахару – путешествие в Историю

В Тунисе можно совершить путешествие в средневековый мир Тысячи и одной арабской сказки, с любовью воссозданный в оазисе Тозер, который находится на краю пустыни Сахары, а по пути осмотреть многие исторические достопримечательности. Можно поехать туда на автобусе (двухдневная поездка) или на вездеходах (трехдневное путешествие).

Римский Колизей в Эль-Джеме

Первая остановка по пути в Сахару – осмотр главной исторической достопримечательности страны (после Карфагена), знаменитого античного Колизея в Эль-Джеме, третьего по величине в мире. Здесь можно увидеть арену, на которой сражались гладиаторы со страшными хищниками, спуститься в подземелье, где рабы, обреченные на гибель, ждали своего последнего выхода, услышать легенду о сокровищах берберской царицы Кахины (V)

Эль-Джем – бывший античный город Тисдрус. достигший своего расцвета в III в. н.э. – расположен между городами Сусс и Сфакс. Колизей на 35 тысяч зрителей был построен в 232 году Марком Аврелием Гордианом – проконсулом провинции Африка, который впоследствии провозгласил себя, по настоянию местных римлян, императором, а Африку – независимой от Рима. Но «императором» он пробыл всего 36 дней. Восстание жителей Тисдруса, граждан Рима, против непосильных налогов имперского Рима было жестоко подавлено римской армией, а сам Гордиан казнен.

Хотя знаменитый Амфитеатр Флавиев (Колизей в Риме) вмещает в полтора раза больше зрителей, для Африки размеры амфитеатра в Эль-Джеме более чем внушительны – 138 м в длину, 114 м в ширину и 36 м в высоту. Сооруженный из больших блоков розового туфа, он имеет длину 150 м, а высоту 36 м. Хорошо сохранились три яруса аркад, подиум, арена, подземные галереи. Этот Колизей – самый крупный за пределами Италии. Здесь устраивались кровавые и жестокие бои гладиаторов.

В Колизее Тисдруса берберская царица Кахина держала свою последнюю оборону от арабских завоевателей.

Теперь на его арене каждый год, в июле-августе проходит Международный культурный фестиваль. В Эль-Джеме интерес представляет Музей Античности с уникальными по красоте мозаичными картинами.

Троглодиты Матматы

Затем путь снова на юг, к приморскому оазису Габес. После короткого осмотра этого оазиса, укрывшегося в тени пальм, туристы поднимаются в горы, где в огромных пещерах спрятана деревушка троглодитов Матмата[23]. Плоскогорье удивительно напоминает сцены из фильмов «Космическая Одиссея», «Звездные войны», и это не случайно: именно здесь снимались пейзажи Татуин, фантастической галактики Лукаса. Как и киногероям, жителям этих гор, берберам Матматы и Татауина - деревушки, давшей название для Татуина, пришлось пережить немало бед, чтобы отстоять в схватках с природой и завоевателями право на жизнь и свободу[24].

Так берберы племени матмата стали жителями пещер. Каждое жилище (а их здесь около 700), вырытое в земле на глубине до 9 м, представляет собой искусственный кратер (хауш – внутренний двор)  диаметром до 12 м. Жилые комнаты, порой в два этажа, находятся вокруг этого своеобразного внутреннего двора, куда можно попасть через боковой туннель. В стенах вырыты несколько помещений для скота. Пандусы или завязанные узлами веревки служат лестницей в верхние этажи. В полах комнат верхних этажей проделывали отверстия, чтобы можно было спускать вниз новые поступления зерна или оливок. Небольшие альковы в стенах служат кроватями. Даже в 50-градусную жару в пещерах прохладно, а зимой, когда и ночью термометр падает до нуля, в пещерах тепло. Кроме того, в мягкой породе гор легко вырыть новую пещеру и тем самым решить любую жилищную проблему.

Эти «кратеры» на холмистой местности делают пейзажи фантастическими. Знаменитые картины земных пространств, изуродованных ядерными взрывами, которые мы видим в фильме «Космической Одиссее», снимались именно здесь.

После Матматы путь лежит на запад, через плоскогорье, к оазису Дуз на краю Сахарской пустыни. Дуз – оазис, откуда много веков назад начинали свой путь в Сахару караваны дромадеров[25]. Поэтому Дуз называют Ворота Сахары. Здесь вам предложат прогулку на дромадере. Рекомендуем ее совершить, тем более что…

Дромадер – это двигатель Истории

Да, это действительно так. Верблюд – не только средство передвижения для бербера, это средство существования, выживания в жестоких условиях Сахары. Дромадеры своим появлением[26] изменили привычки, стиль жизни, традиции кочевых племен берберов. Прекрасно перенося жару, многодневные переходы через безводные пески и отличаясь безграничной выносливостью и неприхотливостью, дромадеры сыграли большую роль в торговле между племенами пустынной Сахары, в их сближении и объединении.

И есть научная гипотеза, что важную роль в процессе развития магрибинского общества сыграло появление в Сахаре дромадера, сделавшего быстроходными и неуловимыми отряды кочевых берберов, нападавших на римлян, варваров и затем византийцев (I-VI вв. н.э.). Но достоинства этого сильного животного далеко не сразу были оценены на севере Африканского континента. Цезарю в 46 г. до н.э. доставили два десятка пойманных в пустыне верблюдов, но только к 363 г. н.э. относится первое упоминание о том, что римская армия использовала уже прирученных животных для транспортировки грузов.

Между тем вытесненные римлянами на юг из Киренаики ливийские племена, перейдя к верблюдоводству, образовали в пустыне военный союз, начавший наносить удары по всему фронту африканских лим, оборонительных сооружений римлян, а в VI-VII вв. сорвали планы византийцев укрепиться в Северной Африке, нападая на них с юга.

Сказки Шехерезады в оазисе Тозер

Затем снова дорога на запад, по дну высохшего древнего моря, превратившееся в соленое озеро, описанное древнеримским поэтом Вергилием как «озеро смерти»: «Здесь даже птица не пролетит, все мертво вокруг»[27]. Вам кажется, что этот безжизненный и бесконечный пейзаж вы уже видели. Конечно, ведь перед вами – картины из фильмов «Английский пациент» и «Секрет Сахары». Во время короткой остановки можно приобрести удивительное произведение природы – розу пустыни, камень, который растет, как цветок, глубоко в земле. Этот «цветок Сахары» украсит интерьер любой квартиры.

…Скоро кончается белая гладь озера, и снова глаз радует живительная зелень оазиса: это – Тозер, один из самых крупных оазисов Сахаре. Буйная растительность, которая смиряется плавным течением воды в ручьях и арыках, яркие цветы, плодоносящие сады – райский уголок, сотворенный трудолюбивыми руками человека. И конечно, знаменитые финиковые пальмы, вкус плодов которых соперничает с самыми изысканными пирожными[28].

Отдых в отеле, построенном в форме восточного дворца – и новые впечатления в Музее Арабского Востока, музее восковых фигур, а затем – новое представление. Перед вами оживают сказки Шехерезады, знаменитые «Тысяча и одна ночь». И вот перед вами восковые фигуры героев: бессердечный царь Шахрияр, прекрасная дочка визиря Шехерезада, знаменитый путешественник Синдбад-мореход, никогда не унывающий Али-Баба, мечтающий разбогатеть и его красавица-жена, сумевшая укротить сорок киллеров-разбойников... Нет слов, чтобы описать этот удивительный мир восточных сказок, которым мы так увлекались в детстве.

На юге Туниса есть исторические достопримечательности, которые можно увидеть только во время индивидуальных экскурсий. Мы тоже расскажем о них с надеждой, что вам захочется их увидеть.

Петроглифы Шенини

Шенини – еще одно из поселений берберов на юге Туниса. Здесь, в горах, лишенных какой-либо растительности, проживает более двух тысяч человек. Цвет их скромных построек сливается с желтым цветом гор, и только белая Мечеть Семи Спящих выделяется на фоне голубого неба. И, глядя на этот безжизненный пейзаж, где тоже снимали  фильм «Космическая одиссея», трудно представить, что когда-то здесь текла бурная река, в ней водились крокодилы и гиппопотамы, а на ее берегах цвели сады и зеленели луга. Доказательством этого: петроглифы, наскальные рисунки, которые находишь гораздо южнее Шенини, уже на территории Ливии (Акакус) или Алжира (Тассили). Здесь же, в пещерах под Шенини, рисунки не выдержали испытания временем и от былой красоты остались лишь блеклые силуэты.

Тунисских динозавров погубила глобальная зима

Недалеко от Татауина, городке на юге Туниса, на безжизненном каменистом плоскогорье обнаружено большое количество останков динозавров. Эти ящеры жили здесь миллионы лет назад и погибли в результате неизвестной катастрофы. Здесь же найдены окаменевшие стволы гигантских деревьев, листвой которых питались эти животные[29]. Возможно, что эта Долина динозавров будет открыта со временем для посещения туристами.

Одна из версий гибели динозавров – это падение астероида на территорию современной Мексики, что привело к выбросу в атмосферу триллионов тонн пыли, закрывшей Солнце. Наступила долгая глобальная зима. Кратер от астероида найден давно. А теперь в Тунисе обнаружено новое свидетельство климатической катастрофы. Кроме того, в регионе Татауина также найден кратер от падения другого метеорита.

Ученые из итальянского университета Урбино изучили скалы около города Кеф в Тунисе, которые во времена динозавров были частью тёплого моря Тетис. По данным ученых, в отложениях мелово-третичной границы, относящихся как раз ко времени гибели динозавров, они нашли окаменелости любопытных микроорганизмов. Это были фораминиферы, обитавшие вблизи дна, и относились они к холодолюбивому типу. При этом в более ранних слоях отложений этих микроорганизмов нет.

Ученые также обнаружили в скалах под Кефом окаменелости древних улиток, которая отличается одной особенностью. Ее раковина в холодной воде закручивается влево, а в тёплой, напротив, вправо. Изучив окаменелости до и после исчезновения динозавров, учёные выяснили, что во времена гибели динозавров улитки поменяли налево направление закрутки своих раковин.

Кайруанские ковры

На обратном пути из Сахары туристы посещают второй по исторической важности после Карфагена город страны – Кайруан. Он не похож на столицу и уж тем более отличается от туристических зон средиземноморского побережья. Там отели, протянувшиеся вдоль пляжей и выходящие фасадами на пестрые, шумные набережные, там круглый год звучит разноплеменная речь иностранцев, приезжающих отдохнуть в Тунис. Кайруан же – уникален.

Неторопливый ритм жизни, на улицах строгие люди, одетые в традиционные арабские наряды: длинная, до пят рубаха – галабея, или накидка из верблюжьей шерсти – бурнус, также касающаяся полами земли, а на голове повязка – тюрбан либо платок из тонкой, нежной ткани – шеш. Над городом разносятся громкие голоса муэдзинов, призывающих с минаретов десятков мечетей правоверных мусульман на молитву.

Распластанные по равнине городские кварталы немноголюдны, и больших домов здесь не увидишь. Два-три этажа максимум. Их фасады часто облицованы фаянсовой плиткой, украшенной ярким местным орнаментом – цветами в вазах, или пестрой мозаикой без определенного сюжета – либо скульптурами, сделанными под мрамор. Встречаются дома, настоящие произведения восточного искусства. Таким предстает перед туристами Кайруан, один из крупных тунисских городов, религиозный центр не только самой страны, но и всего мусульманского мира. Святое для исповедующих ислам место. Подробнее об этом – в главе «Арабо-исламская цивилизация».

Рекомендуем заглянуть в одну из ковровых мастерских и посмотреть уникальные кайруанские ковры ручной работы. Даже если не собираетесь делать покупки, полюбуйтесь игрой красок и орнаментов и, кто знает, может и у вас не устоит сердце (и кошелек!) перед красотой ковров Кайруана.

Путешествие в историю Бизерты

«Гиппон-Диаритус – безмятежный городок, ревностно берегущий свой покой, привлекаюший многочисленных римских вельмож свежестью климата и ласковым летом».

Плиний Старший в I веке н.э.

«Бизерта осталась в моей памяти одновременно как сказка Востока, воплотившаяся на юге Средиземного моря, и как прелестная и пленяющая новая Венеция... Маленький белый городок грациозно отражается в кристаллах вод уснувших к вечеру каналов... Каналы начинают мерцать в мягком свете звезд, огнях базаров, кафе, загадочных жилищ...»

Эрцгерцог Фердинанд

Гиппон-Диаритус, Бизерта. История Туниса. С этим городом связана и русская история, судьба Черноморского эскадры, которая в 1920 г. ушла из Крыма...

…Дорога из столицы до Бизерты недолгая – около получаса на машине, шестьдесят километров по прекрасной автостраде. В Бизерту пока не организуют автобусных экскурсий. Бизерту можно посетить только самостоятельно. Давайте совершим это путешествие.

По пути в Бизерту не минуешь древнего города, чье имя было не менее знатно, чем Карфаген или финикийский Тир. Это – Утика. Она была построена выходцами из Тира в 1112 году до н.э., за три века до основания Карфагена, и погибла от рук ворвавшихся в Африку вандалов в середине первого тысячелетия н.э. Но до этого Утика была важным экономическим центром богатого сельскохозяйственного района, резиденцией Катона Младшего (внука главного ненавистника Карфагена), городом театров и ремесленников, дома которых были украшены уникальными мозаиками, а знатных горожан хоронили в пышных некрополях...

Утика – это финикийское слово «hatika», от него пошли такие термины, как Античный, Античность. Переводится слово «hatika» как «уехавший, эмигрировавший», и этим словом называли тех финикиян, которые покидали по тем или иным причинам свои родные места в Финикии.

Так вот, сначала финикияне из Тира построили порт и город Hatika, в устье реки, которая сейчас называется Меджерда. Но жители заметили, что река, хоть и медленно, но меняет русло и что море также медленно отступает. И когда Элиса решила создавать новый город Карт Хадашт не рядом с Утикой, архитекторы Карфагена согласились с ней. Сегодня руины Утики - в десяти километрах от берега моря…

Немного об истории Утики. Сиракузский царь Агафокл, которому не удалось взять Карфаген, захватил Утику в 308 году до н.э. После I Пунической войны взбунтовавшиеся наёмники нашли здесь прибежище, и последовавший затем штурм Утики Гамилькаром Барки, отцом карфагенского полководца Ганнибала, сказался во время третьей войны между Римом и Карфагеном. Город не только отказал Карфагену в помощи, но даже послужил римлянам базой против братского города, – и таким образом избежал страшной судьбы, которую Сципион уготовил столице и её городам-союзникам: городам Гиппон-Диаритус (Бизерте), Клупее (Келибии) и Неаполису (Набель)[30]. В награду Рим предоставил Утике статус вольного города (144 году до н.э.). В 107 году до н.э. здесь высаживался Марий со своими легионами, чтобы подавить восстание берберского царя Югурты.

Утика, прожившая в историческом шестнадцать веков и разрушенная варварами, так и не возродилась. Заросшие свежей травой каменные плиты, угадывающиеся в уцелевших колоннах и частях стен очертания пристани и храмов, которым нельзя отказать в былом величии, вот и все, что сохранилось от некогда большого города. Память о нем в некотором смысле более значима, чем сами его останки. «Sic transit Gloria mundi...» – «Так проходит мирская слава...»

Остатки этой древней Утики впервые были откопаны в 1905 году, но большая часть – в 1948-58 гг. Среди различных зданий стоит посмотреть: развалины театра, «Дом сокровищ», «Дом Охотника», «Дом фонтана», который вызывает всеобщий интерес аркой и хорошо сохранившимися мозаиками с изображениями рыбаков и рыб. За откосом внизу – главный некрополь. Раскопки обнаружили также стены форта, стоявшего на вершине холма, площадку форума, окруженную обломками колонн и булыжниками и мостовую перед храмом; прямоугольный бассейн с водоёмами и ваннами; полы из мрамора и геометрической мозаики и стены с привлекательными изразцами крест-накрест, известными как opus reliculatum, которые также можно встретить в Булла Региа.

В сравнении с Утикой у Бизерты и возраст больше, и судьба богаче. Первые годы ее существования также восходят к периоду финикийских мореплавателей, бросивших якорь в уютном заливе, на побережье которого они и заложили новое поселение. Несколько позже оно начинает фигурировать в исторических хрониках Римской империи под именем Гиппо Диаритус. Арабы, привыкшие давать покоренным городам свои названия, в VII веке переиначили Гиппон Диаритус в Бензерт. А потом очередные пришельцы – французы дали городу новой название – Бизерта.

Характерной чертой в ее судьбе стало пристальное внимание моряков и купцов. Как будто специально созданная для них природой гавань Старого порта да еще пролив, который соединял море с внутренним озером, носящим имя такое же, как и сам город, будто магнитом притягивали «морских волков» всех эпох. Особенно ревностно защищали свои права на владение Бизертой средневековые корсары и колониальная Франция. Военные люди безошибочно определили стратегическое значение морской базы, созданной во времена оные и высоко ценимой до сих пор. «Заряженный пистолет, который направлен в сердце Италии» – так один французский генерал охарактеризовал Бизерту, расстояние от которого до итальянского острова Сицилия было самым коротким – всего 137 км.

Со временем пиратское пристанище превратилось в военный гарнизон. Так повелось с тех давних пор, и пришедшие в середине XIX века французы построили здесь крупную военно-морскую базу. Да так крепко ее держали, что лишь через семь лет после провозглашения независимости Туниса соизволили по требованию тунисцев уйти из Бизерты.

Не раз в порт Бизерта в конце XIX – начале XX вв. заходили русские военные корабли. Здесь нашла свою последнюю стоянку Черноморская эскадра. Здесь в сухих доках ремонтировались в 60-80-е годы советские военные корабли…

Новейшая скоростная автострада, ведущая к Бизерте со стороны столицы, упирается в канал. В этом месте через него построен мост, центральная секция которого, подобно знаменитым питерским мостам, разводится при проходе под ним морских судов.

Совершим прогулку по Бизерте. Наслышанные о воинственном прошлом Бизерты, вы будете удивлены, когда прогуляетесь по ее уютным тихим улицам, усаженным пальмами и мимозами, среди невысоких, тесно прижимающихся друг к другу зданий. Стены нескольких бастионов – испанского форта, турецкой цитадели, французских казарм – вам не покажутся столь грозными.

Заглянем в Старый порт, построенный еще финикийцами, который находится в самом центре города. Рыбацкие баркасы, как встарь, покачиваются около пристани. Его акваторию можно было бы по праву назвать «африканской Венецией». Неширокий пролив, ведущий от моря, зигзагообразно рассекает кварталы, которые выходят стенами домов к самой воде. Это и есть тот знаменитый канал, служивший проходом в озеро во времена корсаров. Здесь прямо из дверей домов можно в два шага спуститься в лодки, покачивающиеся у каменных берегов узкой набережной, а на портовой площади посмотреть рыбацкий рынок.

Он начинает торговлю в ранний час, сразу после того, как под утро возвращаются с ночного лова небольшие баркасы. В деревянных низких ящиках еще на борту, в открытом море раскладывается пойманная рыба и, подойдя к причалу порта, рыбаки передают ящики в руки торговцев – сами они за прилавки не становятся. Каждому – свое!

И вот зычными голосами продавцы начинают расхваливать свой товар, разнообразию которого можно только дивиться. Для российского туриста названия многих средиземноморских рыб будут неизвестны, ведь в наших морях эти виды не водятся, но, чтобы было представление о том, каковы они, дары здешних глубин, рискнем перечислить[31]. На скошенных в сторону покупателя прилавках раскладываются ящики со свежайшей продукцией. Еще несколько часов назад она плавала. Вы понимаете, это же самое свежайшее! Где вы такое попробуете? Только в Тунисе! Под горками льда, изготовленного в специальных камерах прямо на баркасах, лежат креветки и угри, морской окунь и сардины, камбала и кальмары, скумбрия и мерлан, соль и треска, ружоль и дорада, лангустины и омары, осьминоги и барабулька. О, эта волшебная барабулька-султанка! А морской волк! Продавцы выкрикивают цену. Цена растет! Все эти лакомства мгновенно раскупаются.

Через час-два все, что выставляют на рынке, разбирают покупатели – частники и оптовики. Одним за другим пикапы с ящиками рыбы и морепродуктов отъезжают от пристани-рынка и направляются в разные города и на курорты. И с большим удовольствием отведывают рыбные блюда туристы. Кухни многочисленных гостиниц и ресторанов поглощают львиную долю уловов. Поэтому рыболовство в стране является делом доходным и хорошо развито...

Продолжим нашу прогулку по Бизерте. С бизертинского рыбного рынка виден вход с моря в пролив. На его берегах стоят старинные постройки – по одну руку турецкий форт Сиди эль-Хани, возведенный еще в средние века и служащий ныне помещением океанографического музея. Рядом со стенами Касбы – район ремесленников. Маленькие узенькие улочки. Почти как в тунисской Медине. Но здесь иной цвет домов – стены блещут на солнце белизной, и нет перекрытий над головами. Местные умельцы, отличавшиеся издавна своеобразным мастерством, работали в этих кварталах и жили по известным цеховым традициям: на одной улочке – ткачи, на другой – чеканщики, на третьей – оружейники. По прошествии многих столетий этот порядок разрушился, хотя лавочки и мастерские родственного характера по-старому жмутся рядом, расселились их хозяева по всему городу. Но главное осталось – искусство народного промысла – «артизанат», как говорят в Тунисе. Государство стремится поддерживать талантливых мастеров. Часть их продукций идет на экспорт, многое покупают туристы...

И сегодня, зайдя в крохотное помещение к какому-нибудь мастеру, можно воочию наблюдать тонкую работу резчика по дереву или ткача, который вручную, на видавшем виды станке выделывает добротное покрывало из шерсти. Оружейник Айса показывает нам сделанные его руками ружье и кинжал, какие были во времена пиратов Барбароссы...

«Артизанат» в Тунисе – дело, которым занимаются около ста тысяч человек. По официальной статистике. На самом же деле – значительно большее число жителей. Но и приведенная цифра верна. Дело не в двойной бухгалтерии. Просто сто тысяч – это профессиональные мастера, зарабатывающие своим ремеслом на жизнь. Начиная с того малого числа ремесел, которые уже перечислены – резьба по дереву, ткачество, оружейное дело – в длинный ряд профессионалов артизаната можно поставить чеканщиков, шорников, сапожников, ювелиров, декораторов, скульпторов по камню и мрамору, художников по керамике, гончаров, портных... Их продукция насчитывает сотни наименований, и в них тоже отражена история Туниса.

Глава II. У ИСТОКОВ ЦИВИЛИЗАЦИИ

Протоберберские культуры

«Если не высказаны противоположные мнения,

 то не из чего выбирать наилучшее».

Геродот

Трудно сказать, кто первым назвал Средиземноморье колыбелью Человеческой цивилизации. Но допустима мысль о том, что если и есть на Земле место, где могли появиться столь мощные цивилизации, как египетская, греческая, карфагенская, римская, то оно – на берегах Средиземного моря. Столь гармонично в этих широтах сошлись в лучших своих проявлениях разные стихии – бирюзовое море, изумрудная зелень берегов и яркое теплое солнце. Именно сочетание природных условий, благоприятных для жизни людей, и превратило крупнейшее внутреннее море планеты в колыбель Земной цивилизации.

Вот почему издавна не пустовали эти берега, изрезанные сотнями лагун и заливов. К ним выходили из глубин Африки и надолго поселялись племена зарождавшегося человечества[32].

Территория Северной и Центральной Африки с древнейших времен была заселена различными племенами – ученые называют их протоберберскими.

Сохранились до наших дней следы древних поселений, которые ученые датируют 30-40-м тысячелетием до н.э. В заповедниках Аир и Тенере, в горах и долинах Атласа, на плоскогорьях Тассили и Акакуса (сегодня это территории Туниса, Алжира, Марокко и Чада) находят орудия и предметы нижнего, среднего и верхнего палеолита[33], памятники атерской, оранской и капсийской культур. На десятках тысяч наскальных петроглифах и рисунках в пещерах, которых сохранились до сих пор, изображен мир во всем своем многообразии таким, каким он был много тысяч лет назад![34]

Протоберберские племена в период предистории Человечества, ливийцы, нумидийцы, берберы в начале Истории, финикийцы, гараманты, греки, карфагеняне, римляне в Античности, амазиги[35]  и туареги в Средние века, арабы и многочисленные народы, которые приходили, оставались, сливались с аборигенами или уходили – такова история Сахары и Северной Африки.

По одной из гипотез современных историков (например, Габриеля Кампса (Gabriel Camps), Малики Хашид (Malika Hachid) и их коллег[36]), Сахара была одним из полюсов, где началась История Человечества. То есть, считают ученые, люди жили здесь с доисторических времен, и гипотеза о том, что человек пришел сюда с Ближнего Востока, несостоятельна в свете новейших открытий. Другими словами, предки берберов были ливийцами, африканцами[37].

«Первые виды современного человека «гомо сапиенс» появились 90 тысяч лет назад на Ближнем Востоке и в Северной Африке», утверждают французские ученые[38].То есть, во время последнего оледенения на Земле. А, по мнению Хашид Малики, первые люди, или так называемые Протосредиземноморцы, появились на севере Африки и в Сахаре до последнего оледенения, во времена палеолита, 170-100 тысяч лет назад[39]. В этот период территория современной Сахары представляла собой, по одной из гипотез, огромный тропический лес[40].

40-20 тысяч лет другая группа современных людей – ученые называют их «людьми из Мешта-Афалу» – создали развитую культуру на территории современного Магриба. Эти и другие группы людей с точки зрения антропологии и культуры так смешались друг с другом, что создали несколько похожих друг на друга культур. Из них выделяют такие как Мештоидная (в Атласе, алжиро-марокканский регион), Ибероморусийская (испано-марокканский регион)[41] и Капсийская.

Неолитическая капсийская культура возникла на территории Туниса, в районе нынешнего города Гафса, примерно 40-20 тысяч лет назад. Эта территория, горная и степная сегодня, тогда была морским побережьем, и главным продуктом питания капсийцев были морские ракушки и моллюски. Стоянки человека этой культуры обнаружены также на мысе Кап Блан, около Бизерты, и около  Корбы, городка недалеко от Хаммамета, на мысе Кап Бон.

Можно предположить, что именно эти культуры и являются теми очагами, из которых и появились другие племена Центральной и Северной Африки, а затем и Европы.

20 тысяч лет назад, когда начался верхний палеолит, продвижение ледников на юг стало причиной понижения уровня мирового океана на 120 метров![42] В те далекие времена пролива Гибралтар не существовало, Европа и Африка были соединены сушей как между современными Испанией и Марокко, так и между Тунисом, Сицилией и Италией.

Три фазы Зеленой Сахары[43]

«Во время последнего ледникового периода, пишет Айзек Азимов, люди – не наши человекообразные предки, а собственно homo sapiens, процветали, они переселялись на юг по мере продвижения ледников, а по мере их отступления – на север»[44].

Во время последующих миграций, в первую очередь под воздействием постоянно меняющегося климата, homo sapiens в эпоху среднего палеолита то снова уходил на юг, в Зеленую Сахару, то снова поднимался на Север до Балтийского моря, а затем уходил на восток.

По расчетам ученых, сообщает в своей книге Малика Хашид[45], в начале неолита, в периоды значительных изменений мирового климата, Центральная Африка (Сахара) пережила три «влажные» фазы. Первая фаза закончилась 15-12 тысячелетий назад, и начался засушливый период[46]. Вторая «влажная» фаза началась примерно 10-11 тысяч лет назад, длилась четыре тысячи лет и закончилась примерно 8,5 тысяч лет назад. В это время гигантское наводнение, вызванное прорывом в Мировой океан вод огромного ледникового озера Агассис в Канаде, вызвало драматическое изменение климата во всем мире, климатический хаос, в который Земля погрузилась на столетия. Это была самая значимая вспышка Ледникового периода за последние 100 тысяч лет[47].

Последняя «влажная» фаза длилась три тысячи лет и охватила период с седьмого до третьего тысячелетия до наших дней. В этот период в Сахаре снова был мягкий климат, благоприятный для человека. Потом температура начала повышаться, и скотоводы эпохи неолита начали покидать Сахару.

Жители Зеленой Сахары занимались охотой на крупных животных, о чем свидетельствуют наскальные рисунки, изображающие слонов, жирафов, буйволов. На знаменитых фресках и петроглифах Тассили (южный Алжир), Акакус и Вади Матендуш (южная Ливия) изображены и люди того времени, и многочисленные сцены их жизни. Преобладают картины с изображением крупного рогатого скота. Отдельные фрагменты живописи позволяют предполагать наличие земледелия. В это время по Сахаре текли реки, от которых сохранились до сих пор озера среди барханов Кабраун и на плато Вади Матендуш[48]. На наскальных рисунках Вади Матендуш мы видим изображения носорогов, крокодилов, гиппопотамов и других животных, для существования которых нужны были большие водоемы.

Однако со второй половины IV тысячелетия до наших дней начался необратимый процесс усыхания Сахары и установления в ней климата, характерного для нынешней эпохи. Его главнейшими чертами являются господство пассатных воздушных течений, сильные ветры и необычайная сухость воздуха, нагревающегося у поверхности до таких температур, что есть все основания считать сегодня Сахару самой жаркой областью Земли. Температура воздуха в тени здесь достигает +58°, а поверхность песка может нагреваться до + 80°.

Ученые предполагают, что некоторое увеличение влажности в сахарском поясе наблюдалось с 1800 по 500 г. до н.э., что позволило создать, например, гарамантскую цивилизацию в Сахаре, в районе Феззан, на юге современной Ливии[49]. От нее остались руины Джермы, столицы гарамантов[50].

Во времена Геродота (V век до н.э.) Сахара уже была суровой пустыней, но ее все-таки можно было пересекать на колесницах, запряженных лошадьми или волами и находить в дороге достаточно питьевой воды. Описания же ранних арабских авторов (VII век н.э.) дают картину, фактически полностью совпадающую с современной[51].

Древние протоберберские культуры оставили нам не только верования, обычаи и традиции, сохранившиеся среди современных берберов, но и наскальную живопись. Во время верхнего палеолита, утверждают французские ученые, «более 30 тысяч лет назад появилось и достигло рассвета первобытное искусство, свидетельствующее о развитом образном мышлении и художественном чувстве древних»[52].

Петроглифы Африки свидетельствуют о днях минувших и дают богатую почву для размышлений своими «странными сближениями», сходством с рисунками, оставленными первыми людьми в пещерах и на скалах Западной Европы[53], но и Кавказа и далекой России (в Сибири, на Алтае и Дальнем Востоке)[54].

Протоберберы проникают в Европу

По одной из гипотез, 50-40 тыс. лет назад современные люди[55] пришли из Африки в Европу и начали расселяться по континенту, вытесняя неандертальцев, которые появились в Европе 100-65 тысяч лет назад и исчезли 35 тысяч лет назад[56].

Интересную деталь, которая относится к периоду появления homo erectus, сообщают французские ученые[57]. Результаты раскопок в долине Амрона (Испания) дают нам представление о жизни homo erectus. Там были найдены каменные орудия труда и охоты, рубила и топорики, изготовленные из материалов, которых нет в этих краях. Значит, этот «человек прямоходящий» пришел сюда, уже имея эти орудия. И вот что сообщают эти ученые: «В самом центре Сахары земля буквально усеяна каменными орудиями труда, названными впоследствии рубилами. Здесь же попадаются топорики с единственным прямым и заостренным лезвием из камня. Подобные инструменты встречаются как в Азии и Африке, так и в Европе. Почти не отличаясь друг от друга, они были изготовлены с помощью одного и того же приема отработки камня (выделено авт.)»[58].

Племена протоберберов, передвигаясь  в течение тысячелетий волнами на север, заселили сначала Пиренейский полуостров и Апеннинский полуостров, а затем всю Европу, смешиваясь – мы можем это предположить – с племенами, которые пришли раньше. Среди протоберберов были предки нынешних туарегов, говорящих на берберском языке племен: Кель ахаггар, Кель аджер, населяющих сейчас Сахару, а также Кель аир, Кель грес, населяющих Сахель и север Сахары[59]. По излагаемой нами гипотезе, эти протоберберы вошли в историю Европы под именем Кельтов[60].

Протоберберы, заселившие нынешнюю Испанию, стали иберами, «самым древним из народов, населяющих Западную Европу»[61].

Протоберберы, заселившие современные Италию и Грецию, и древние люди, которые, можно предположить, пришли сюда с Ближнего Востока, стали предками дорийских и других племен. Затем эти племена воевали с финикиянами и персами и со временем смешались с племенами, населявшими Аппеннинский полуостров.

Протоберберы, которые пошли дальше на север и восток и заселили Карпаты и равнины Германии и Польши, стали предками норманнов, славян, русов, других европейских племен. Эти протоберберы, можно предположить, дошли до Балтики и Белого моря.

Коренное население Магриба[62] складывалось в результате смешения аборигенов Атласской области, о развитии которых за десять тысяч лет до нашей эры можно судить по памятникам верхнего палеолита, с племенами Сахары, продвигавшимися на север по мере пульсирующего исчезновения ее древней флоры.

Среди жителей Африки были племена максиев, описанные Геродотом, и племена мешвеш, упоминание которых мы встречаем в древнеегипетских иероглифических текстах. Они занимались земледелием и рыболовством, разводили скот, промышляли охотой.

Большую роль в доисторический период играли также миграции как на восток, в Нубию, Египет, Переднюю Азию, так и наоборот – с востока в Сахару из этих регионов, а, возможно, и из более отдаленных областей.

Вот какие гипотезы излагает М.Ф. Видясова в своей книге «Социальные структуры доколониального Магриба»[63].

По одной версии, очагами таких передвижений, с которыми специалисты связывают появление на территории Магриба стоянок человека, занимавшегося интенсивной охотой с применением лука и собирательством наземных моллюсков (IX-V тысячелетия до н.э.), а также первых признаков неолита (IV тысячелетие до н.э.), могли быть Кавказ либо Иранское нагорье. Несомненно также наличие контактов с Иберийским полуостровом, откуда в западные районы Северной Африки проникла, например, металлургия бронзы и меди.

Существует также гипотеза, согласно которой Восточный Магриб являлся самостоятельным центром возникновения первичного земледелия. Во всяком случае, археологические находки IV тысячелетия до н.э. убедительно свидетельствуют о наличии начатков земледелия и скотоводства, а также о появлении керамики. В дальнейшем благодаря притоку пастушеских племен Сахары, которая ко II тысячелетию до н.э. окончательно трансформировалась в крупнейшую в мире пустыню, в Атласской области быстро совершенствовались навыки табунного скотоводства; и не случайно со временем становится столь знаменитой нумидийская конница, состоявшая из ливо-берберов. С юга же проникали и негроиды, которые оседали в полосе оазисов, где в результате миксаций образовался особый тип темнокожих берберов…

Поскольку вопрос о роли скотоводства, и особенно его кочевых укладов, в истории Магриба имеет важное значение, есть смысл остановиться подробнее на фактах, отражающих развитие этого вида хозяйства в регионе.

Известно, что доисторическая Зеленая Сахара являлась одним из главных мировых очагов становления скотоводства. По мнению некоторых ученых, период наиболее интенсивной жизни в Сахаре – с 7 по 3 тысячелетие до наших дней. Протоберберы, племена афро-средиземноморского и негроидного этноса, вели полукочевой образ жизни, использовали легкие переносные жилища и держали скот в огороженных загонах. При этом в отличие от древних азиатских кочевников, имевших в составе стада преимущественно лошадей, верблюдов и мелкий рогатый скот, скотоводы Сахары вели хозяйство, ориентированное на разведение крупного рогатого скота. Поэтому их даже называют «коровопасами» - «bovidiens». Как полагают ученые, именно в Северной Африке обитали основные виды дикого быка, тур и коровья антилопа, прирученные человеком. И прямым доказательством этого являются петроглифы в Центре Сахары, среди которых преобладают изображения быков и коров. Судя по наскальной живописи, практиковалось отгонно-пастбищное скотоводство[64].

Интересная деталь: человек в Сахаре пытался приручить и жирафа, о чем свидетельствуют наскальные рисунки в Вади Матендуш, сделанные авторами этой книги и изображающие обнаженных людей в набедренных повязках, оседлавших жирафов. Но, судя по результатам, этот эксперимент не удался, и из жирафа не получилось средства передвижения или производства. Что же касается коз, овец, лошадей, верблюдов, то они, вероятнее всего, были приручены вне Сахары и проникли в Африку в ходе миграций племен из Передней Азии.

Когда в 4-3 тысячелетиях до н.э. основная масса племен Сахары сдвигалась в пределы Атласской области и на ее окраины, в результате смешения сахарцев с местными охотниками-собирателями и земледельцами возникли новые культурные формации. В этих процессах, во всяком случае, после Троянской войны (XIII век до н.э.), определенную роль играли греческая колонизация и частичное смешение «народов моря» с ливо-берберским населением. Так возникла, например, «всадническая культура» гарамантов, предков современных туарегов, охватившая большую территорию на юге и на западе современной Ливии и знаменитая своими быстроходными колесницами. В 800 километрах на юг от столицы Ливии Триполи высятся руины Джермы, столицы гарамантов, откуда они уходили в походы на запад, достигая берегов Атлантики. Следы гарамантов, как сообщает российский ученый А.Ю. Милитарев, были найдены и на Канарских островах, в Атлантике. Сравнительный анализ наскальных рисунков Сахары и искусства древней Греции и древнего Египта показывает, что колесницы появились в этих странах именно из Гарамантиды[65].

Чрезвычайная пестрота антропологических признаков, характеризующих различные группы берберов, могла быть связана и с встречным притоком в Африку европейских племен, пересекавших Гибралтар в южном направлении. Все это дает пищу для самых разнообразных, порой противоречивых гипотез. К берберам бежали римские рабы, попавшие в Рим из самых разных стран, среди них растворялись германцы и славяне, оказавшиеся в Африке в столетия «великого переселения народов». Корни славянских слоев этнографы и филологи XIX века находили, например, в говорах берберов Кабилии и в местной топонимике[66]. Среди современных берберов можно встретить высоких, светловолосых, с голубыми глазами людей. А когда вы будете путешествовать по югу Туниса, обратите внимание на рисунки берберских вышивок, одежды, ковриков, покрывал, и вы увидите, что они удивительно похожи на рисунки, которые можно встретить на юге России и Украины. Тому, кто интересуется сближением культур, советуем посетить и прикрепившуюся к скале берберскую деревню Такруна, всего полчаса езды от Хаммамета, и внимательно присмотреться к экспонатам музея искусства берберов.

Времена великого переселения народов! Волна миграции, одна из многих «людских» волн, одна за другой прокатывались по Европе, Азии, Африке, Ближнему Востоку и Средиземноморью. Например, в Грецию в древности вторглись арийские племена. Они даже на время захватили остров Крит. А потом они ушли? Куда? Историки спорят...

Средиземноморская Русь

Еще одну гипотезу излагает А.А.Абрашкин в своей книге «Тайны Троянской войны и Средиземноморская Русь». Само название книги интригует. В самом деле, Троянская война – это хорошо известное всем историческое событие второй половины XIII в. до н.э. Каждый слышал о Трое – знаменитом древнем городе, завоеванном греками после десяти лет кровопролитных сражений. Но что это за загадочная Средиземноморская Русь?

В надписях египетских фараонов, относимых ко II тысячелетию до н.э., упоминается соседняя с Египтом страна Русена или Рутена. Она существовала во II тысячелетии до н.э. к северо-востоку от Египта, на побережье Средиземного моря (территория современной Палестины, Сирии и Турции). В Коране говорится о древнем народе неверных, проживавших по соседству с мусульманами в области ар-Расса. Некоторые историки утверждают, что часть ариев (проторусов!) в начале II тысячелетия до н.э. переселилась с территории Русской равнины в Северную Месопотамию, где создала государство Митанни. В результате многовековой борьбы арии, в основной своей массе, были вытеснены в Малую Азию на западное побережье полуострова Анатолия. Их восточным соседом были хетты, проживавшие в центральной части полуострова. Из текстов глиняных табличек хеттских царей мы знаем, что союз царств во главе с ариями-переселенцами назывался «страна Арсавы». Троя входила в состав стран Арсавы, а значит, утверждает А.А. Абрашкин, была частью Средиземноморской Руси, и ее защищали потомки арийцев, переселившихся в Азию с Русской равнины, и боги, имеющие русские корни – Арей, Лето, Аполлон, Артемида и Афродита.

Как писал Геродот, пересказывая некоторые истории, О которых он узнал, но сам проверить не смог, «я-то этому не верю, пусть верит, кто хочет».

Амазиги – свободные люди

«В течение многих веков либико-берберская Африка повидала людей разных культур и религий и она восприняла многое от них, но и наложила на них свой отпечаток. И под покровом адаптации других культур берберский мир сохранил свою душу, душу «вечного Югурты»[67]

Mhamed Fantar, Francois Decret

Геродот называл континент Африки Ливией. Еще одно название этой страны, которое встречается в трудах древнегреческих историков – Лебу или Либья. Они называли жителей Африки «ливийцами» или «берберами», что созвучно и слову «барбар», которым римляне называли любой народ, не относившейся к греко-латинской цивилизации.

Сами берберы именуют себя «амазигами», что в переводе означает «свободные люди» или «гордые люди». Хотя, строго говоря, единой общностью они не были. Среди них можно встретить людей различных рас – и пустынных кочевников туарегов, и горных жителей кабилов, и выходцев из районов северного Средиземноморья, и жителей ливийского морского побережья. Ученые продолжают искать связи связь между берберскими племенами, их союзами, упоминаемыми в римских и византийских источниках (массилы, гетулы, маврусии и т.д.), и теми генеалогическими группами (санхаджа, зената, масмуда), на которые подразделяли берберов средневековые арабские авторы.

У последних, кстати, были популярны «химьяритская» версия, связывавшая происхождение берберов с Южной Аравией, и легенда о том, что коренные жители Магриба восходят к прародителю Джалуту, т.е. Голиафу[68].

Ясно лишь одно, резюмирует М.Ф. Видясова, что в начале I тысячелетия до н.э. в хозяйственной деятельности автохтонного населения преобладало оседлое и полукочевое скотоводство, в основном коневодство и разведение крупного рогатого скота. Земледелие, как правило, служило вспомогательным занятием. На засушливых плато и в Предсахарье отдельные племена специализировались на овцеводстве. Распространение верблюда, использовавшегося племенами триполитанцев (луата) и кочевниками, относится не раньше, чем к III в. н.э., когда он был заимствован из Азии[69].

Это, впрочем, не помешало берберам за долгие века совместной жизни на просторах Северной Африки создать общие культурные ценности. Искусство гончарного дела, изготовления металлической посуды и украшений, выделки ковров сохраняется издавна и передается по наследству, через ремесленные школы, готовящие смену старым мастерам. До наших дней на обширных площадях – от Атлантического побережья до реки Нил, от Средиземного моря до реки Нигер можно услышать берберскую речь, увидеть произведения народного творчества, созданные руками берберских умельцев.

Как ни навязывали многочисленные завоеватели местным жителям свои языки, ни финикийский, ни греческий, ни латинский, которые господствовали на побережье, не привились среди берберов, оставив в местных наречиях лишь воспоминание о себе (в виде некоторых заимствованных слов и выражений. И лишь более позднее арабское нашествие решительно потеснило местные наречия. Потеснило, но все же не вытеснило. Берберские диалекты остались, и сегодня есть немало тех, кто использует их в качестве основного языка общения. Говорят в североафриканских странах, как правило, по-арабски, многие изъясняются по-французски или по-итальянски (на языке бывших метрополий). И все же в глубинке, на юге Туниса, Ливии и Алжира можно встретить людей, ни арабского, ни французского не знающих и владеющих одним только берберским. Вот насколько сильны культурные корни народов, живущих в Северной Африке и в Сахаре.

На юге Туниса живут, кроме жителей Матматы, разные берберские племена: тамазиги, рифы, кабилы, туареги... Во главе племенного объединения – вождь. Все хозяйственные вопросы решает совет старейшин. Берберы-кочевники живут в шатрах, оседлые берберы строят укрепленные поселения. По-арабски они называются касбы (крепости), а по-берберски – ксары. Берберские ксары, как правило, возводились на возвышенностях. Внизу, в долине находится деревня, а вверху – обязательно крепость. Добраться до ксара можно только с помощью съемных приставных лестниц. Вокруг четырехугольного двора ксара – в несколько этажей небольшие комнатки-горфы, где хранились запасы продовольствия и где можно было укрыться в случае нападения врага.

На берберском языке в Тунисе сегодня говорят более 100 тысяч человек, которые сохраняют культуру, обычаи и традиции древнего населения Северной Африки.

…Однажды российский ученый А.Ю. Милитарев задал вопрос студенческой аудитории:

– Какой народ, живущий сейчас, является самым древним на свете?

Завязалась дискуссия. Называли евреев как самый древний народ, приводили аргументы в пользу других народов, но, в конце концов, все пришли к выводу, что таким древний народом являются берберы.

Глава III. КАРФАГЕНСКАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ

Страна Финикия

«Современные ученые и археологи создали довольно ясный

образ маленького, но храброго народа, оказавшего огромное влияние на мировую историю и развитие цивилизации».

Дональд Харден о финикийцах[70]

Мы не сможем понять историю Туниса времен Карфагена, если не обратимся к истории Финикии[71]. Еще за две-три сотни лет до основания Карфагена эти места облюбовали финикийские мореходы, начав строить города порты, часть из которых существует до сих пор.

Бизерта (античный Гиппо Диаритус) и Сусс (Хадруметум) – это города на земле Туниса; Лептис Магна и Сабрата – в Ливии; Гиппо Региус – в Алжире; Ликс – в Марокко. Все эти более или менее известные поселения основаны были финикийцами именно тогда. Первые два из них – крупные современные тунисские города, а Лептис Магна  и Сабрата– одни из самых больших античных музеев под открытым небом. Туристы бродят часами, созерцая грандиозные руины храмов и театров, любуясь памятниками, мраморными статуями и цветными мозаичными панно.

Финикийцы – удивительный народ, заслуживающий большего места в истории, чем обычно ему уделяется. По одной из гипотез, он пришел на восточные берега Средиземноморья из Аравийского полуострова в середине IV тыс. до н.э. Там они основали города Сидон (современная Сайда), Тир (Тир), Берит (Бейрут, столица Ливана), установили контроль над Библом.

Финикийцы занимались торговлей и мореплаванием. Пророк Иезекииль их называл «торгующие с народами на многих островах». Морские пути, проложенные финикийцами, стали своеобразными «кровеносными сосудами», которые пронизали и соединили весь бассейн Средиземного моря. Финикийцы доплывали до территории современной Англии, Балтийского и Белого морей, юга Африки и побережья Персидского залива. И по всем эти «сосудам» сновали галеры, построенные руками финикийцев.

Да и само слово Европа – финикийского происхождения. По легенде, жила-была финикийская царица Хуруба (Европа), ее похитил демон и унес в далекие края, где теперь находится Европа (в переводе с финикийского Европа означает «страна, где заходит солнце»).

Одним из городов Финикии был процветающий город Тир, откуда и начала свое далекое плавание на запад царица Элисса. В переводе Тир означает Скала. Это был один из островов, который финикийцы соединили с берегом дамбой. Тир был застроен многоэтажными домами, в которых жили и работали торговцы, ткачи, ювелиры, стеклодувы, столяры и, конечно, кораблестроители.

Население было небольшое – примерно 30 тысяч (всего десятая часть пунического Карфагена, половина населения нынешнего тунисского курорта Хаммамета). Но заказы Тир выполнял очень крупные. При финикийском царе Хираме корабелы города построили для Соломона, царя Израиля, большой флот, используя ливанский кедр и паруса из египетского полотна.

В 538 году Тир был захвачен персидскими воинами Сенахериба. Но город избежал печальной участи других городов, разграбленных и разрушенных персами. Им были нужны боевые корабли, и они буквально завалили мастеров Тира новыми заказами.

Богател Тир благодаря торговле и ремеслам. Финикийцы основывали торговые колонии по всему побережью Средиземного моря, а затем и на западных берегах Африки и восточном побережье Атлантического океана. Из этих колоний можно выделить, в дополнение к тем, о которых уже сказано, города Китион и Аматонт на Кипре. Финикийцы построили порт в устье реки Тибр, то есть в непосредственной близости от места, где впоследствии, через несколько веков, был основан Великий Рим, порт Кадеш (современный Кадис на юге Испании), фактории на Мальте, Сицилии, Сардинии. И это далеко не полный перечень. Пророк Иезекииль говорил о финикийцах: «Гребцы твои завели тебя в великие воды». Финикийцы никогда не останавливались на достигнутом. И есть основания предполагать, что они на своих галерах отваживались плавать до Америки...

Находящийся к востоку от города Тунис мыс Кап Бон обычно не привлекает внимания туристов, предпочитающих любоваться мечетью Окба в Кайруане и старинным Рибатом в Монастире, нежиться на пляжах Хаммамета и Джербы, бродить по экзотическим базарам Сусса и Сиди Бу Саида. Однако тот, кто хочет соприкоснуться с древней историей Туниса, обязательно постарается побывать на мысе Кап Бон и посетит Эль-Хауарию. Здесь находятся римские каменоломни, где в огромных искусственных пещерах жили, трудились и умирали, не видя дневного света, римские рабы, вытесывавшие из песчаника блоки для Карфагена и исполинского Колизея в Эль-Джеме и циклопических построек Лептис Магны (на севере Ливии). Неподалеку на высоком холме в Келибии, на месте древнего финикийского форта находится грозная византийская крепость, построенная в VI веке. Руины форта – внутри ее.

Но главная достопримечательность мыса Кап Бон – это Керкуан, город, основанный финикийцами в V веке до новой эры. Керкуан был полностью разрушен римлянами в ходе III Пунической войны. За его верность Карфагену! Побродив по его раскопанным улицам, не можешь не проникнуться чувством сопричастности к давно канувшим в Лету временам. Остатки стен дают представление о домах и внутренних комнатах. В полах видны белые мозаичные вкрапления, перемежающиеся с вделанными в камень синими осколками стекла. Встречаются стилизованные, похожие на детские рисунки изображения богини Танит. В гостиных стоят столы и низкие скамьи из красного камня. К утопленным в пол ваннам подведены водопроводные трубы. В домах сохранились душевые: вытесанные в камне сидения для мужа и жены, ванночки для грудного ребенка...

Побывав в Керкуане, невольно задумаешься о Карфагене, который основали финикийцы, о населявших его людях, о возвышении и гибели этого города. Так естественно желание приподнять занавес над Историей – узнать, что принесли в Северную Африку пришедшие сюда финикийцы, как они жили здесь, что оставили после себя?

Финикийцы – учителя древних греков

Одно из высочайших достижений финикийцев – алфавит, буквенно-звуковое письмо, перенятое в силу его простоты и доступности греками и римлянами и легшее затем в основу всей современной письменности, включая и кириллицу, из которой вышел русский алфавит[72]. «Именно созданием алфавита финикийцы оказали самое мощное влияние на все последующие цивилизации Средиземноморья, считает Дональд Харден. Множество окружавших финикийцев народов, включая греков, быстро восприняли их алфавит, и в той или иной степени он используется во всех индоевропейских и семитических языках»[73].

Они первыми изобрели меры длины и веса, открыли секреты производства стекла и чеканки металла. Греки называли финикийцев своими учителями.

Жители Финикии были лучшими мореплавателями Античности. Согласно преданию, первым среди людей отважился выйти в открытое море финикийский дровосек Ус. Когда лесной пожар отрезал ему путь к спасению, он срубил высокий кедр, очистил его от ветвей, столкнул в воду, отдался на милость волн и спас себе жизнь. Так появился первый корабль.

Финикийские купцы хорошо изучили все Средиземное море, заходили в Черное море, проникали в Индийский океан и добирались до Индии и Цейлона. Вдали от берегов финикийцы ориентировались по солнцу, а ночью – по Малой медведице и Полярной звезде, которая в античные времена называлась «финикийской звездой». Открытие этих способов навигации они держали в тайне.

Финикийские моряки, находившиеся на службе у египетского фараона Нехо II, впервые обошли вокруг Африки, опередив на двадцать столетий Васко де Гаму. Этот первый парусный поход вокруг Африки относится примерно к 600 годам до н.э. Вот что о нем писал в V в. до н.э. древнегреческий историк Геродот: «Ливия (так Геродот и другие историки называли континент Африка – прим. авт.), по-видимому, окружена морем, кроме того места, где она примыкает к Азии; это, насколько мне известно, первым доказал Нехо, царь Египта. После прекращения строительства канала из Нила в Аравийский залив царь послал финикийцев на кораблях. Обратный путь он приказал им держать через Геракловы Столпы (современный Гибралтар – прим. авт.), пока… таким образом не возвратятся в Египет. Финикийцы вышли из Красного моря и затем поплыли по Южному (современный Индийский океан – прим. авт.). Осенью они приставали к берегу, и в какое бы место в Ливии ни попадали, всюду обрабатывали землю; затем дожидались жатвы, а после сбора урожая плыли дальше. Через два года на третий финикияне обогнули Геракловы Столпы и прибыли в Египет. По их рассказам (я-то этому не верю, пусть верит, кто хочет), во время плавания вокруг Ливии солнце оказывалось у них на правой стороне». То есть мореплаватели действительно побывали в Южном полушарии.

«В древности финикийцам не было равных в области географических исследований и мало кто, разве что греки, мог сравниться с ними, - пишет Дональд Харден. - Финикийцы перевозили сырье и товары по всему известному тогда миру. Их воинская доблесть проявилась не только в долгой борьбе Карфагена с Римом, но и в сопротивлении Тира и Сидона Месопотамии и другим завоевателям»[74].

Финикийцы – что было необычным для того времени – предпочитали избегать войн. Они никогда не нападали и не начинали войн. Главным своим занятием они считали торговлю[75]. Основанные ими приморские поселения были торговыми факториями, а не опорными пунктами для захвата новых территорий. Возникавшие конфликты с другими государствами города Финикии стремились урегулировать дипломатическими методами, а если это оказывалось невозможным, то шли на уступки, переориентируя свои торговые связи на районы, находившиеся вне сферы интересов других государств.

Финикийский бог Мелькарт

Мелькарт – это имя по-финикийски означает «царь города» – «Мель Карт», а под «городом» подразумевался Тир. В древности жители города всегда свой город называли просто «город» (по-финикийски «карт»). Так поступали и карфагеняне, которые называли свой город «Новым городом» – Карт Хадашт, и римляне, которые называли Рим словом «урбс» – город. А имя бога не произносили и не писали: бог есть Бог, и «не произноси имя Бога всуе».

В Тире Мелькарта очень почитали, считая своим владыкой (владыка – «баал» по-финикийски, отсюда и название бога Карфагена – Баал, что и переводится как «владыка»). Была найдена финикийская надпись, в которой Мелькарт был назван Баал-Цор, то есть «владыка города Тира». Его праздник был одним из самых главных, а может быть, и самым главным в Тире. Когда финикийцы создали множество поселений на берегах Средиземного моря и Атлантического океана, а затем и в Индийском океане, поселенцы тоже почитали Мелькарта, а в некоторых из этих поселений, как, например, в Гадесе (Испания) и в Карфагене, Мелькарт стал считаться основателем города и главным богом. И в именах людей тоже встречается упоминание этого бога. Например, имя отца Ганнибала – Гамилькар. Имя Ганнибал переводится как «любимец Баала». Гасдрубал, имя брата Ганнибала – как «пользующийся покровительством Баала».

Финикийцы полагали, что Мелькарт покровительствует дальним морским походам и строительству новых городов. Тирийцы приписывали Мелькарту как своему владыке, «баалу», создание всего, что особенно ценилось ими. Для них Мелькарт был и солнечным, и морским, и аграрным богом, а также изобретателем многого из того, чем гордился Тир (пурпура, алфавита и т.д.).

Мелькарта изображали в виде бородатого мужчины в расцвете лет, иногда как морского бога, мчащегося на гиппокампе (фантастическом морском существе – полуконе-полурыбе) или на дельфине, а иногда в образе героя, борющегося со львом (так он изображен на золотом кольце, найденном в Карфагене) и другими зверями или страшными чудовищами. Эти изображения дошли до нас на финикийских монетах, надгробных стелах, пластинах из золота, серебра и слоновой кости и других предметах искусства.

Жизнь Мелькарта, как и библейского Самсона, и героя шумерского эпоса Гильгамеша, и героя греков Геракла, была наполнена подвигами и постоянной борьбой со страшными порождениями злых сил – земных, водных и небесных, которые угрожали людям. Многие подвиги, совершенные Гераклом и Мелькартом, совпадают.

Прежде всего Мелькарту пришлось сражаться со страшным змеем Лотаном. Это было семиголовое чудовище, готовое пожрать любого, кто отважился бы приблизиться к нему. Но Мелькарт вступил с ним в бой. И как ни извивался змей, как ни нападал он на Мелькарта, он отрубил ему одну за другой все семь голов.

Вторым подвигом бога стала борьба со львом. Страшный зверь напал на Мелькарта, но бог левой рукой схватил его за гриву и прижал к земле. Затем левой ногой наступил на круп льва, а правой рукой нанес мощный удар топором по голове. Бездыханный лев распростерся по земле. В этой борьбе принимал участие на стороне Мелькарта грифон – зверь с головой птицы и птичьими крыльями.

Затем Мелькарт оказался в подземном мире. Там на него напал страшный пес, но Мелькарт смело вступил в борьбу. Он победил пса и вынес его на дневной свет. Богиня солнца Шепеш радостно приветствовала бога, совершившего этот героический подвиг.

На этом славные деяния Мелькарта не закончились. Он сражался с дикими конями, могучим вепрем, однорогим оленем, страшным великаном, чудовищем в облике коня с человеческой головой, а также человекоголовым быком. И всех их Мелькарт одолел в упорных схватках! Эти чудовища грозили роду человеческому страшными бедствиями, и люди радостно приветствовали своего спасителя Мелькарта, который совершил девять подвигов.

Вы, наверно, догадались, что эти легенды о Мелькарте перекликаются с мифами греков о подвигах Геракла. Здесь прямая связь. Римляне называли Мелькарта Гераклом или Геркулесом. Именно под этим именем римский поэт Силий Италик в I веке н.э. представил бога-героя и рассказал о его девяти подвигах. Он описал десять изображений на воротах храма Малькарта в Гадесе (современный город Кадикс в Испании). Интересно, что девять из них полностью совпадают с подвигами Геракла, который совершил двенадцать подвигов, действие которых происходило на далеком Западе, то есть там, где и находится город Гадес. А недалеко от Гадеса находятся Геркулесовы столбы, современный Гибралтар...

Легенда о царице Элиссе

«Эта женщина прекрасна! Мы ждем, что мир с ней станет лучше».

Из древнего эпоса

История новой цивилизации[76] началась с рождения города... Французы говорят: «Cherchez la femme!»[77] Карфаген был создан благодаря женщине, прекрасной царице Элиссе из финикийского города Тир...

Карфаген (русское написание) или Картаж (Carthage – французское написание от финикийских слов «Quart-hadasht», то есть «новый город») был основан на побережье Северной Африки. Произошло это в 814 году, почти на полвека раньше основания Рима[78].

Карфаген был построен финикийцами, приплывшими из города Тир – этот город и сегодня находится на территории Ливана. Страна Финикия охватывала территорию, на которых сегодня находятся Ливан, Сирия, Израиль и Палестина. Греки называли финикийцев сидонянами – по названию города Сидона, известного также как ливанская Сайда (находился севернее Тира), а римляне называли их пунами. Отсюда и пошло название войн, развязанных Римом против Карфагена – пунические войны.

Есть много легенд о красавице Элиссе. Именно ее прелестная ножка коснулась берега залива, который теперь называется Тунисским, и именно она произнесла исторические слова: «Постройте здесь город! Назовите его Карт Хадашт!»

Каждый историк, каждая новая книга о Карфагене сообщают все новые и новые легенды. Такое ощущение, что только сейчас начинаются раскрываться тайны исчезнувшей по вине римлян цивилизации.

Римская версия в изложении уважаемой энциклопедии такова: «Элисса, в античной мифологии сестра царя Тира (Финикия), основательница Карфагена. Согласно римской версии мифа, обработанной в Четвертой книге «Энеиды» Вергилия, Дидона влюбилась в Энея, будущего основателя Рима, заброшенного бурей в Карфаген, и после его отъезда покончила жизнь самоубийством».

Мы не можем не рассказать вам одну из финикийских легенд о царице Элиссе...

Давным-давно в Тире правил царь Метен. У него были сын Пигмалион и дочь Элисса, имя которой переводится с финикийского как Любимица Эла. А Эл был тогда высшим божеством Тира.

Царь выдал свою дочь замуж за Ахерба, верховного жреца Храма Мелькарта. Прекрасная любовь уже несколько лет связывала Элиссу и Ахерба. Умирая, Метен завещал Элиссе, которая была старше брата, и Пигмалиону царствовать вместе во имя процветания и славы родного города. Все шло хорошо до тех пор, пока правила Элисса, а брат подрастал. Но, когда Пигмалион вырос, он решил править сам. Мало того, задумал отнять у Ахерба его личные богатства. Но Ахерб спрятал их, так что никто, даже самые верные царские слуги, не могли узнать, где же он их скрывает. И тогда Пигмалион, человек жестокий и жадный, решил убить Ахерба. Он подослал к нему наемных убийц. Ахерб пытался спастись у алтарей богов в Храме Мелькарта, куда входить с оружием было самым страшным святотатством, но там и был настигнут убийцами. Ему в спину вонзили копье, а затем тело тайком бросили в ров с водой. Пигмалион перерыл весь Храм, но отыскал только храмовые богатства, на которые он не посмел поднять руку. Не решаясь открыть гражданам Тира убийство верховного жреца, Пигмалион скрыл от них позорное деяние и сообщил только о его «необъяснимом» исчезновении. А чтобы родная сестра и вдова убитого не задумала мстить, он стал привлекать ее к себе придворным расположением.

Но однажды ночью Элиссе явился призрак убитого мужа. Он рассказал ей о случившемся, о том, где находится его тело, открыл место нахождения своих сокровищ и посоветовал с верными людьми бежать из Тира. Элисса так и сделала. Она нашла богатства, собрала самых знатных людей Тира, снарядила свой флот, погрузила на него сокровища и провиант. Во главе флота встал опытный и знатный командир Битий. Среди спутников Элиссы был и Барка, предок знаменитого полководца Ганнибала.

Ночью корабли Элиссы тайно покинули тирскую гавань и направились на Кипр. Там Элиссу и ее спутников дружелюбно встретили, и среди принимавших были жрецы финикийских Храмов Баал-Хаммона и Астарты, которым Элисса принесла богатые дары. Но Кипр находился слишком близко к Тиру, да и власть тирского царя распространялась на остров. Поэтому Элисса решила плыть дальше. Вместе с ней отправилась в путь и часть киприотов и киприоток.

Корабли шли вдоль средиземноморского побережья Северной Африки. В том самом сне, когда она увидела призрак своего мужа, он предсказал Элиссе основать новый город там, где она найдет череп коня. И вот, двигаясь вдоль побережья и время от времени для разведки высаживаясь на берег, моряки действительно нашли на вершине холма, возвышавшегося над морем, череп коня. Элисса решила обосноваться именно в этом месте. Недалеко от того места, где был найден череп, уже существовал старинный финикийский город Утика.

Вся земля вокруг холма принадлежала местному населению – берберам. Их царь Гиарб враждебно встретил переселенцев и даже, по этой легенде, воспрепятствовал их высадке. Тогда Элисса попросила царя продать ей такой кусок земли, который покрыла бы бычья шкура. Царь рассмеялся над этой просьбой, потому что никак не мог себе представить, как такое количество народа может уместиться на участке, размером со шкуру быка, и дал согласие, потребовав, впрочем, большую сумму серебра. Ночью по приказу Элиссы финикияне разрезали шкуру быка на узкие полоски, скрепили их в длинную ленту и окружили ею довольно большое пространство. А наутро изумленный берберский царь был вынужден отдать Элиссе эту территорию, на которой и был основан город. Беглецы из Тира и с Кипра назвали его Новым городом. По-финикийски это звучит как Карт Хадашт. Греки его называли Кархедоном, римляне – Картаго. А Элисса стала царицей и основательницей новой цивилизации.

В течение нескольких лет Элисса отдавала все силы и энергию строительству города. Ее можно было видеть повсюду – в окружении архитекторов и строителей, с пергаментами чертежей в руках. На вершине холма, где нашли череп коня, Элисса воздвигла храм Эшмуна. Каменные блоки для домов и храмов вырубались на склоне двугорбой горы – потухшего вулкана, возвышавшегося по другую сторону залива. Гора была объявлена священной, и на ее вершине также был заложен Храм Баал-Хаммона (Эшмуна). В лесах горного хребта, который теперь называется Малый Атлас, добывался строительный материал для домов и кораблей. Был построен порт, а затем застроено пространство между ним и холмом, на котором прокладывались улицы и строились дома.

Правда, за эту землю карфагеняне были вынуждены продолжать платить дань. Между тем царь Гиарб влюбился в Элиссу и потребовал, чтобы она вышла за него замуж. Элисса собрала своих советников. И те, боясь берберского царя, ибо военных сил у Карфагена тогда было очень мало, посоветовали царице согласиться на предложение Гиарба. Но Элисса не захотела стать его женой. Чтобы выиграть время, она заявила о своем согласии и сделала вид, что готовится к свадьбе…

В назначенный день, когда закончились приготовления к свадьбе, Элисса в белом одеянии поднялась на деревянный помост, возведенный возле огромного чана с водой, под которым горел огонь. Она должна была принять ритуальную очистительную ванну. Толпы радостных и празднично одетых финикийцев и берберов, которые пришли во главе со своим царем Гиарбом, наблюдали за торжественной церемонией. Элисса неподвижно стояла около чана и смотрела на огонь.

Что видела она в отблесках пламени? Прошлое? Как предавали огню тело ее любимого? Или она предвидела будущее? Горящий город?

Наступила тишина. И произошло то, что никто не ожидал. Элисса резко повернулась к своему народу и сказала:

- Братья и сестры! Я сделала для вас все, что могла! Постройте здесь город! Назовите его Карт Хадашт! Но поймите меня и не укоряйте: отдаться мужчине я могу только по любви!

Она выхватила из складок платья спрятанный кинжал, подарок ее покойного мужа, ударила себя в грудь и упала в огонь.

Все в ужасе застыли. Царь Гиарб, потрясенный случившимся, простер руки к небу и воскликнул: «Видят боги, что я не хотел этого. Это ваша земля!» И ушел, объятый горем.

Народ Элиссы выполнил волю своей царицы и построил прекрасный город, который вошел в Историю, как одно из чудес мира.

Прошло семь веков, и также, как и царица Элисса, Карфаген исчез в огненном пламени, оставив после себя вечную память.

…Элисса. О ней много написано и рассказано. Ее еще называют Дидоной. Это имя царице дал поэт Вергилий, который написал поэтический эпос «Энеида». Образ влюблённой и покинутой Дидоны пользовался большой популярностью в литературе, опере (Г.Пёрселл, Й.Гайдн и др.) и живописи (А.Мантенья, П.Рубенс, С.Бурдон, Г.Фюгер и др.) нового времени. Ей посвящено более двухсот произведений европейского искусства, в том числе и русского. Только список этих составил бы несколько страниц...

Мы не можем не рассказать вам о Дидоне и Энее...

«Энеида». Легенда о Дидоне и Энее

Мировую славу доставила римлянину Вергилию его героическая поэма «Энеида»

Эней, как пишет Вергилий, следуя римскому мифу, был сыном богини Афродиты – Венеры и Анхиса, пастуха и двоюродного брата троянского царя Приама. Песнь Первая рассказывает о преследовании богиней Юноной Энея, который плыл из погибшей Трои[79] в Италию, чтобы основать Рим, и о морской буре, в результате которой он со своими спутниками был выброшен на берег близ Карфагена.

Вот как Вергилий рассказывает о строительстве нового города:

В путь пустились меж тем мужи, повинуясь тропинке,

Всходят по склону холма, что над городом новым вздымался

И взирал с высоты на растущую рядом твердыню.

Смотрит Эней, изумлен: на месте хижин – громады;

Смотрит: стремится народ из ворот по дорогам мощеным.

Всюду работа кипит у тирийцев[80]: стены возводят,

Города строят оплот и катят камни руками

Иль для домов выбирают места, бороздой их обводят,

Дно углубляют в порту, а там основанья театра

Прочные быстро кладут иль из скал высекают огромных

Множество мощных колонн – украшенье будущей сцены.

Так по цветущим полям под солнцем раннего лета

Трудятся пчелы: одни приплод возмужалый выводят

В первый полет; другие меж тем собирают текучий

Мед и соты свои наполняют сладким нектаром.

Те у сестер прилетающих груз принимают, а эти,

Выстроясь, гонят стада ленивых трутней от ульев:

Всюду работа кипит, и от меда плывут ароматы.

«Счастливы те, для кого уж возводятся крепкие стены!»

Так восклицает Эней и на кровли глядит городские.

Входит он в город, покрыт (о, чудо!) облаком плотным,

В гущу вступает толпы, незримым для всех оставаясь.

В городе роща была; под ее приветливой сенью

В день, когда в Ливию их забросило ветром и бурей,

Знак тирийцы нашли, явленный царицей Юноной:

Быстрого череп коня,– затем, что много столетий

Будет их род отважен в бою и нужды не узнает.

Здесь величавый храм возводила Дидона Юноне[81], –

Был он дарами богат и любовью взыскан богини;

Медные к входу вели ступени; балки скреплялись

Медью, скрипели шипы дверные из меди блестящей.

Только лишь храм меж дерев очам пришельцев открылся,

Страх Энея утих: на спасенье надеяться снова

Смеет герой и средь бед опять в грядущее верить.

В храма преддверье войдя, в ожиданье прихода Дидоны

Смотрит диковины он, изумленный богатствами царства,

Ловким рукам мастеров и трудам их искусным дивится.

Тут одну за другой илионские битвы он видит,

Слух о которых молва разнесла по целому свету:

Здесь и Атрид, и Приам[82], и Ахилл, обоим ужасный.

Став перед ними, Эней со слезами молвит Ахату:

«Где, в какой стороне не слыхали о наших страданьях?

Вот Приам. Он и тут награжден хвалою посмертной.

Слезы – в природе вещей, повсюду трогает души

Смертных удел; не страшись: эта слава спасет нас, быть может».

Тою порой, как дарданец Эней смотрел и дивился,

Не отводя ни на миг от картин изумленного взора,

К храму царица сама, прекрасная видом Дидона,

Шла, многолюдной толпой окруженная юношей тирских.

Так на Эврота брегах или Кинфа хребтах хороводы

Водит Диана, и к ней собираются горные нимфы:

Тысячи их отовсюду идут за нею,– она же

Носит колчан за спиной и ростом их всех превосходит

(Сердце Латоны тогда наполняет безмолвная радость), –

Так же, веселья полна, средь толпы выступала Дидона,

Думы трудам посвятив и заботам о будущем царстве.

В храма преддверье вступив, под сводчатой кровлей царица

Тотчас садится на трон, и стражи ее окружают;

Суд вершит и законы дает мужам и работы

Поровну делит она иль по жребию их назначает.

Эней является перед Дидоной, царицей Карфагена, и та устраивает торжественный пир в честь прибывших. Песни Вторая и Третья посвящены рассказам Энея о гибели Трои на пиру у Дидоны. Песнь Четвертая посвящена любви Дидоны – Элиссы и Энея. Дидона, восхищенная подвигами Энея, пожелала вступить с ним в брак. Но Энею предстоит великое будущее в Италии, и он не может остаться у Дидоны. Когда Эней отплывает от берегов Африки, Дидона пронзает себя мечом, который подарил ей Эней, и бросается в пылающий костер.

Затем Эней оказывается в Италии, где он встречается с пророчицей Сивиллой. Она советует спуститься в потусторонний мир, чтобы узнать от умершего отца Анхиса пророчество о своем будущем. Эней спускается в подземный мир. Но в первую очередь он ищет свою возлюбленную Дидону, находит ее тень, просит у нее прощения, ищет понимания, но Дидона с укоризной смотрит на него, не говорит ни слова и исчезает навсегда, так и не простив нашего героя...

Эней у Вергилия всегда изображен в положении, полным драматизма. Он всецело находится в руках богов и творит не свою волю, но волю Рока. Эней уходит, как велят боги, из Трои, но в направлении, которое ему совершенно неизвестно. Он волею богов попадает к Дидоне, а потом, как велят боги, покидает ее и прибывает в Италию. Только Анхис, его отец, с которым он тоже встречается в подземном мире, рассказывает ему о его будущей судьбе и Предназначении Рима «народами править, утверждать обычаи мира, покоренных щадить и сражать непокорных». Но не к этому стремится душа Энея. Ему хотелось остаться в Карфагене, быть со своей возлюбленной. Против собственной воли Эней вынужден подчиниться богам и Року.

Дидона – женщина властная и сильная, чувствующая свой долг перед Сихеем, покойным мужем, которому она поклялась быть верной всегда; но она потрясена героической судьбой Энея, и в ней вспыхивает глубокая любовь к нему. Ее страдания безмерны: ее раздирает жесточайший конфликт между долгом и любовью. Боги как бы дают ей освобождение от Энея, приказывая ему отплыть в Италию. Но когда Эней покидает Дидону, она, полная любви к нему, чувствует, что не в силах жить без него и... следует зову своего сердца.

Вергилий глубоко сочувствует переживаниям Дидоны, но... он бессилен и не может спасти свою любимую героиню: боги карают тех, кто противится их воле. Он может сделать только одно: помочь героям встретиться, хотя бы на «полях скорби» в потустороннем мире. Чтобы Эней смог признаться Дидоне, что не по своей воле покинул он карфагенский берег…

И вот Эней спускается в другой мир…

Краткий пройден был путь – перед взором Энея простерлась

Ширь бескрайних равнин, что «полями скорби» зовутся:

Всех, кого извела любви жестокая язва,

Прячет миртовый лес, укрывают тайные тропы,

Ибо и смерть не избавила их от мук и тревоги…

Тут же Дидона меж них, от недавней раны страдая,

Тенью блуждала в лесу. Герой троянский поближе

К ней подошел – и узнал в полумраке образ неясный:

Так на небо глядит в новолунье путник, не зная,

Виден ли месяц ему или только мнится за тучей.

Слез Эней не сдержал и с любовью ласково молвил:

«Значит, правдива была та весть, что до нас долетела?

Бедной Дидоны уж нет, от меча ее жизнь оборвалась?

Я ли причиною был кончины твоей? Но клянусь я

Всеми огнями небес, всем, что в царстве подземном священно, –

Я не по воле своей покинул твой берег, царица!

Те же веленья богов, что теперь меня заставляют

Здесь во тьме средь теней брести дорогой неторной,

Дальше тогда погнали меня. И не мог я поверить,

Чтобы разлука со мной принесла тебе столько страданий!

Стой! От кого ты бежишь? Дай еще на тебя поглядеть мне!

Рок в последний ведь раз говорить мне с тобой дозволяет».

Речью такой Эней царице, гневно глядевшей,

Душу старался смягчить и вызвать ответные слезы.

Но отвернулась она и глаза потупила в землю,

Будто не внемля ему, и стояла, в лице не меняясь,

Твердая, словно кремень иль холодный мрамор марпесский.

И наконец убежала стремглав, не простив, не смирившись,

Скрылась в тенистом лесу, где по-прежнему жаркой любовью

Муж ее первый, Сихей, на любовь отвечает царице.

Долго Эней, потрясенный ее судьбою жестокой,

Вслед уходящей смотрел, и жалостью полнилось сердце…

Единственный распорядитель людских судеб – Юпитер. Именно он торжественно заявляет Венере: «Мои неизменны решения!» И именно он заставляет Анхиса сказать своему сыну: «Тебе народами править властительно, римлянин, помни! Вот твои будут искусства: условья накладывать мира, Ниспроверженных щадить и ниспровергать горделивых!»[83] Так Вергилий пророчески нарисовал картину будущих войн Рима и его столкновений с другими народами, которые обречены ему покориться.

Но одновременно он своей поэмой говорит горькую для римлян правду. Сами боги зависят от Рока, в этом признается Юпитер. Наконец, все те кошмарные видения, страдания и гибель героев и Трои, в которой угадывается трагедия сожженного Карфагена, все эти кровавые сцены, которых так много в «Энеиде», тоже представляют собой отражение жестокой действительности Рима с казнями, репрессиями и массовым уничтожением ни в чем неповинных граждан не только других стран, но и самого Рима! И сам Рим ждет участь Трои!

Вот почему историки говорят, что «Энеида» – это Книга книг, это пророчество будущего.

Карфаген, созданный Дидоной и воспетый поэтом, остался благодарным Вергилию: его единственный портрет, уникальная мозаичная картина, на которой он держит в руках книгу «Энеида», хранится в Музее Бардо в Тунисе как самое главное сокровище.

Дидона и Эней, увиденные русским поэтом Иосифом Бродским

Великий человек смотрел в окно,

а для нее весь мир кончался краем

его широкой греческой туники,

обильем складок походившей на

остановившееся море.

Он же

смотрел в окно, и взгляд его сейчас

был так далек от этих мест, что губы

застыли точно раковина, где

таится гул, и горизонт в бокале

был неподвижен.

А ее любовь

была лишь рыбой – может и способной

пуститься в море вслед за кораблем

и, рассекая волны гибким телом,

возможно, обогнать его – но он,

он мысленно уже ступил на сушу.

И море обернулось морем слез.

Но, как известно, именно в минуту

отчаянья и начинает дуть

попутный ветер. И великий муж

покинул Карфаген.

Она стояла

перед костром, который разожгли

под городской стеной ее солдаты,

и видела, как в мареве костра,

дрожащей между пламенем и дымом,

беззвучно распадался Карфаген

задолго до пророчества Катона.

Иосиф Бродский, 1969.

Золотой век Карфагена

«Карфагеняне – умный народ. Они преуспели в письменности и литературе, в других искусствах, в судовождении…»

Помпоний Мела

Свыше двух с половиной тысяч лет назад, когда в IX в. до н.э. был заложен Карфаген, рельеф местности был совсем иной. Карфагенская возвышенность была потому облюбована финикийцами, что представляла собою полуостров, далеко выступающий в море. Историк Полибий, живший 200-120 гг. до н.э., свидетель гибели Карфагена, так описывает местоположение города: «Самый Карфаген расположен в заливе и выдается вперед в виде полуострова, так что с одной стороны он омывается морем, а с другой – озером. Тот перешеек, которым город соединяется с Ливией[84], имеет около двадцати пяти стадий (стадия – единица длины, равная примерно 178 м) ширины. Недалеко[85] от Карфагена со стороны, обращенной к морю, лежит город Утика; на другой стороне, у озера находится Тунет[86]».

Интересные сведения о Карфагене приводит Страбон в его «Географии»: «Карфаген расположен на полуострове 360 стадий в окружности, имеет стену; 60 стадий окружности занимает сам перешеек, тянущийся от моря до моря; там у карфагенян были стойла для слонов – очень просторное место. В центре города находится акрополь, который они называют Бирса, довольно крутая возвышенность, заселенная со всех сторон». То есть, территория древнего города имела форму прямоугольного треугольника с катетами в 7 и 5 километров и занимала 17 кв. км. Античные историки Полибий, Диодор, Аппиан, Тит Ливий отмечали большие размеры Карфагена по сравнению с другими городами Средиземноморья. Считалось, что здесь в начале II века до н.э. жило не менее 300 тыс. человек. В те времена это был единственный город, улицы которого освещались по ночам лампами с горящим оливковым маслом.

Поначалу, после основания Карфагена, все шло, как нельзя лучше. Город развивался благодаря торговле, ремеслам, рыбной ловле и сельскому хозяйству. Принеся с собой на эту землю знания, ремесленные традиции, более высокий уровень культуры, финикийцы быстро утвердились в качестве умелых и знающих работников, а их предводители подчиняли своему влиянию и местные племена, подписывая с ними договора, основанные на том, что, через три тысячи лет, в ХХ веке назвали «принципами мирного сосуществования».

Одним из главных источников богатства Карфагена было сельское хозяйство. В Карфагене развивалось интенсивное земледелие с использованием труда тысяч рабов на крупных плантациях. Сельское хозяйство велось передовыми для тех времен методами и было многоотраслевым (хлебопашество, виноградарство, выращивание оливковых деревьев и т.д.). Его жители выращивали пшеницу, разводили скот. Именно в те времена на территории нынешнего Туниса впервые были посажены оливковые рощи и сады фруктовых деревьев, а внутренние равнины были распаханы под зерновые.

Карфагенянин Магон написал специальный трактат по основам сельского хозяйства. Этот трактат был своеобразной древней энциклопедией сельского хозяйства и по специальному постановлению римского сената был даже переведен на латинский язык. Аграрные познания карфагенян были столь велики, что ими широко пользовались римляне и греки, переписывая и переводя трактаты  Магона и других карфагенских агрономов.

Финикийцы завезли в Тунис не только оливки, но и виноградную лозу[87], которая была распространена ими по всей Северной Африки, югу Европы и Испании, хорошо прижилась. Тунис и сегодня славится своими хорошими винами, которые экспортируются во многие страны мира. Финикийцы привезли с собой также искусство террасирования холмов, и многие склоны гор в Тунисе сейчас выглядят так же, как и склоны гор далекого Ливана[88]. После II Пунической войны, в годы реформ Ганнибала, были построены оросительные каналы и превращены в сельскохозяйственные угодья обширные площади в нынешней Сахельской части Туниса. О том, насколько высокоразвитым было карфагенское сельское хозяйство, свидетельствует тот факт, что после поражения во II Пунической войне Карфаген в течение одного года поставил в Рим в качестве контрибуции 500 тысяч центнеров пшеницы и 300 тысяч центнеров ячменя, и это не вызвало нехватку продовольствия в стране.

Торговля

Карфаген утверждался как одно из крупнейших государств Средиземноморья. В V веке до н.э. оно охватывало уже значительную часть Магриба, в том числе почти половину территории нынешнего Туниса, имело свои владения на Сицилии, Сардинии, в Испании. Торговля шла успешно на всех берегах, и процветающий город рос, как на дрожжах[89].

Карфаген давал возможность подвластным ему городам свободно торговать, не прибегать к посредничеству пунийских купцов, а устанавливать прямые коммерческие связи, в том числе и за пределами карфагенской державы.

Так, сообщает Полибий, в первом договоре Карфагена с Римом говорилось, что римляне пользовались в Сицилии, принадлежавшей Карфагену, равными с карфагенянами правами. Во втором договоре аналогичная «клаузула» изложена следующим образом: «В той части Сицилии, в которой господствуют карфагеняне, и в самом Карфагене все пусть делает и продает римлянин, что и гражданину Карфагена позволено».

Товары Карфагена завоевывали славу по всему Средиземноморью. Карфагеняне освоили производство стекла. Они преуспели в ткацком и гончарном деле, в выделке кож, узорной вышивке, в изготовлении изделий из бронзы и стекла, а также ювелирных изделий из золота, серебра и драгоценных камней[90]. Городские склады были заполнены маслом с Сицилии, винами с Родоса, солониной из Сиртики, оловом из Бретани, серебром из Испании, железом с Эльбы, тканями с Мальты, стеклянными изделиями из Египта, керамикой из Греции и произведенными в самом Карфагене золотыми и серебряными украшениями, холстами, кожами.

Гараманты, живщие в Сахаре, с которыми у карфагенян установились добрососедские отношения, доставляли из Тропической Африки к побережью залива Сирт рабов, слоновую кость, драгоценные камни, страусовые перья, другие товары. Особую ценность представляла соль, которая добывалась на разбросанных по Сахаре озерах. Интересно, что она продавалась финикиянами в прибрежных городах по той же цене за килограмм, что и золото.

Карфагеняне вели торговлю на огромном международном, говоря современным языком, рынке, простиравшемся вплоть до Западной Африки и Ирландии. Выходя из порта Карфагена, их суда не только добирались до пределов известного тогда мира, но и смело пересекали их. Геродот сообщает, что карфагеняне совершали регулярные плавания за Геракловы Столпы с целью получения золота и других товаров. «Всякий раз, – пишет Геродот, – когда карфагеняне прибывают к тамошним людям, они выгружают свои товары на берег и складывают в ряд. Потом опять садятся на корабли и разводят сигнальный дым. Местные же жители, завидев дым, приходят к морю, кладут золото за товары и затем уходят. Тогда карфагеняне опять высаживаются на берег для проверки: если они решат, что количество золота равноценно товарам, то берут золото и уезжают. Если же золота, по их мнению, недостаточно, то купцы опять садятся на корабли и ожидают. Туземцы тогда вновь выходят на берег и прибавляют золота, пока купцы не удовлетворятся. При этом они не обманывают друг друга: купцы не прикасаются к золоту, пока оно неравноценно товарам, так же как и туземцы не уносят товаров, пока те не возьмут золота».

Карфагеняне организовывали крупные морские экспедиции, смело уходившие в неведомое. Так, Гимилькон во время одного из своих путешествий побывал в Бретании, на Корнуолле, прошел через Ла-Манш и в конечном итоге добрался до устья Рейна. Гимильконом был сделан вывод, что «далее на запад от Столпов Мелькарта (то есть Гибралтара) море безбрежно».

Выдающимся событием стала экспедиция Ганнона-мореплавателя к берегам Западной Африки. В ней приняло участие около 30 тысяч человек, разместившихся на 60 судах. Карфагеняне доплыли до территории современного Камеруна, основывая по пути новые города, которые заселялись находившимися на судах людьми.

Память об этих экспедициях пережила века.

Две с половиной тысячи лет спустя русский поэт Николай Гумилев написал:

Ганнон Карфагенянин, князь Сенегамбий,

Синдбад-Мореход и могучий Улисс,

О ваших победах гремят в дифирамбе

Седые валы, набегая на мыс!

Город и культура

Вскоре Карфаген превратился в самый крупный и богатый город античного мира. В период расцвета его население достигало полмиллиона человек. У подножья Бирсы находился форум, к которому сходились три улицы, застроенные шести- и семиэтажными домами. Далее шли прямые улицы со столь же высокими зданиями, разбивавшие построенный по заранее продуманному плану город на правильные прямоугольники. За ними находились утопавшие в зелени виллы богачей, а еще дальше – хижины бедняков. Холм Бирсы венчал храм бога Эшмуна, построенный таким образом, что весь ансамбль домов и храмов приобрел пирамидальную форму. На отделявшем город от материка перешейке было возведено три ряда стен в пятнадцать метров высотой и десять толщиной. Мощные – в четыре-пять этажей – башни, подвалы которых уходили под землю на десятиметровую глубину, находились друг от друга на расстоянии полета стрелы. Со стороны же моря Карфаген был окружен стеной. В черте города находились казармы для двадцати тысяч пехотинцев и четырех тысяч всадников и стойла для трехсот слонов – «тяжелых боевых машин», карфагенской армии – и четырех тысяч лошадей. Это были знаменитые нумидийские скакуны, составлявшие гордость карфагенской кавалерии!

Было решено проложить до города акведук от горы Загуан, где бьет мощный горный ключ[91]. Нужно было рассчитать его трассу, решить массу инженерных задач. Были составлены топографические карты. Так в обиход вошло финикийское слово harita или hart (карта). Длина этого акведука – 132 километра! И для его строительства использовали аркады, (финикийское слово arkad), высота которых достигала 22 метра.

Вода, поступающая с гор Загуана, использовалась не только для питья, но и для общественных бань и теплых ванн в домах богатых горожан. Этот акведук, построенный в V веке до н.э., был одним из чудес света. Для того, чтобы люди не погибли от жажды в случае осады и разрушения акведука, под домами были сооружены огромные подземные цистерны[92]. Кроме того, вода поступала от находившегося в центре Карфагена фонтана Тысячи амфор, питавшегося из подземного источника.

Можно сделать вывод, что Карфагенская цивилизация принесла много позитивного для тех народов, судьбы которых переплелись с судьбами финикиян. Пуническая культура находилась под сильным влиянием сначала финикийской, а затем греческой и, в некоторой степени, египетской культур. В карфагенских городах было много библиотек с богатыми рукописными фондами – отчетами о морских путешествиях, сочинениями историков, трактатами философа Гасдрубала Клитомаха, книгами по агрономии Магона (28 томов!) и Гамилькара. Почти все они были сожжены вместе с Карфагенской библиотекой и уничтожены «просвещенными» римлянами, и до нашего времени дошли лишь отдельные книги, переведенные на латынь и греческий. Но знакомство даже с ними показывает, насколько велик был вклад карфагенян в мировую цивилизацию.

Видимо, самый крупный из сохранившихся памятников карфагенской архитектуры, который дает некоторое представление о том, как тогда строили, возвышается сейчас примерно в шестидесяти километрах от развалин самого Карфагена, среди каменных стен другого большого поселения тех времен – города Дугга. Это либико-пунический храм возведен, по некоторым оценкам, во II веке до н.э. и представляет собой высокую башню с остроконечным четырехгранным куполом.

В литературе об Античности разные авторы пишут о карфагенском эллинизме, об активном участии карфагенян в духовной жизни древнегреческого мира, в частности, в разработке философских систем. И можно утверждать, что Карфаген был неотъемлемой частью просвещенного Эллинистического мира, который противостоял имперским догмам римлян. Между Карфагеном и греческими городами поддерживались тесные культурные и научные связи. Многие карфагеняне учились в Греции, становились философами и историками, а греческие ученые свободно пользовались знаменитой Карфагенской библиотекой. Вспомним слова Помпония Мела о том, что «карфагеняне преуспели в литературе». Но до наших дней дошло очень мало литературных произведений, созданных карфагенянами. Большая часть их погибла в 146 г. до н.э.

Имеются свидетельства интенсивной культурной жизни в Карфагене, которая не могла не вызвать сочувствия греческих образованных кругов, в том числе и в Сиракузах (Сицилия), где творил и работал знаменитый Архимед, сотрудничавший с Карфагеном, в том числе и в военной области.

Начавшие строить свой город и государство, карфагеняне почти четыреста лет занимались ремеслами, торговлей и мореплаванием, открывая новые земли, не ввязываясь в военные столкновения с иными государствами Средиземного моря. Хотя, надо полагать, при желании предлог для этого мог бы быть найден, и не раз.

Так продолжалось до тех пор, пока их торговые и экономические интересы не столкнулись с интересами сначала греков, а потом и римлян. И если недолгие войны с первыми не нанесли серьезного ущерба ни Карфагену, ни грекам, и международная обстановка, говоря современным языком, в Средиземноморье была спокойной, то три войны, навязанные Римом Карфагену и вошедшие в Историю как первые мировые войны, привели к гибели Карфагенской цивилизации. Золотой век, когда на Средиземном море «правила игры» задавали карфагеняне, и можно было спокойно развиваться и заниматься сельским хозяйством, ремеслами, торговлей, искусствами, начался в VII веке и закончился в III веке до н.э.

Со временем Карфаген стал центром, вокруг которого объединились другие колонии финикийцев на Сицилии, Сардинии, Корсике, Балеарских островах, в Испании, а также на африканском и европейском побережье Атлантического океана. Несколько столетий карфагеняне жили спокойно и торговали повсюду – от Британии и Черного моря на севере до Западной и Восточной Африки на юге, от Индии, Цейлона и Месопотамии на востоке до Геркулесовых столбов (пролив Гибралтар) на западе.

И даже в далекой Бразилии, по ту сторону Атлантики, они оставили след. Во время путешествия одного из авторов этой книги по Бразилии ему рассказали легенду о том, как «однажды, давным-давно с востока приплыли сюда на малых кораблях высокие, светловолосые люди». А у финикийцев было поверье, что далеко на Западе есть Золотая страна, до которой можно доплыть, но из которой еще никто и никогда не вернулся.

Знаменитый греческий историк Аристотель в книге «Удивительные истории» писал: «Говорят, что в море за Столпами Геркулеса (то есть за Гибралтарским проливом), карфагенянами был найден остров. В его лесах росли всевозможные деревья и замечательные фрукты, там были судоходные реки, а сам он находился на расстоянии многих дней пути. Когда карфагеняне увидели, что много купцов и других людей, привлеченных плодородием почвы и приятным климатом, стали часто посещать его, а некоторые даже поселяться на нем, они испугались, что весть об этих землях станет достоянием других народов и последует великое переселение людей. Поэтому для того, чтобы Карфагенская империя не потерпела ущерба, и ее владычество не перешло в другие руки, сенат Карфагена издал декрет о том, чтобы никто под страхом смерти не плавал на тот остров. Те же, кто поселились на нем, были преданы смерти»[93].

Финикийская технология пурпура в Америке

Интересную гипотезу высказывает Эндрю Коллинз в своей книге «Врата Атлантиды». Мы по праву считаем финикийцев пионерами торговли пурпуром. Нам также известно, что умение готовить эту замечательную краску из особой железы морских моллюсков было утрачено за много веков до появления испанцев в Америке. Упоминание о пышных «пурпурных шляпах и пурпурных шлейфах» при дворе византийских императоров – последнее известное нам свидетельство о применении этого красителя в старину. После этого технология получения пурпура в Европе считается утраченной.

В 1648 г. английский монах Томас Кэйдж сообщил, что аборигены Коста-Рики умеют получать пурпур из раковин. Показательно, что Кэйдж считал этот индейский товар «вполне сопоставимым с пурпуром, производившимся в античности». Как и в эпоху Античности, цена тканей, окрашенных с помощью этого красителя, была чрезвычайно высокой.

Традиция получения пурпура из раковин, сохранившаяся у туземцев Америки, не привлекала к себе особого внимания вплоть до XIX в., когда ее как бы заново «открыл» немецкий зоолог профессор Эрнст фон Мартене, автор книги «Пурпур и жемчуг», вышедшей в 1874 г. Он установил, что жидкость из желез раковин использовалась для окраски тканей в Мексике.

Фон Мартене также сообщил, что индейцы мексиканского племени хуаве шили пурпурные рубахи и платки-пончо с пурпурными полосами. Впоследствии он ознакомился с образцами пурпурных тканей доколумбовой эпохи, представленными в Берлинском музее этнологии. Ученый установил, что пурпурные ткани работы племени хуаве имели точно такой же оттенок, что и образцы, хранившиеся в музее, в том числе и одеяние из Перу. Кроме того, он выяснил, что пурпурные красители такого же типа до сих пор используются туземцами Коста-Рики.

Однако первым ученым, сумевшим оценить всю важность открытия фон Мартене, стала американский исследователь Целия Наттолл. В 1909 году она пришла к выводу, что технология получения пурпура, сохранившаяся у мексиканских индейцев, восходит к «античной европейской традиции», которая, как нам известно, была создана финикийцами.

В 1937 г. Вольфганг Борн, специалист в области красителей из раковин моллюсков, писал: «Невозможно допустить, чтобы столь громадное число схожих черт было чисто случайным; видимо, следует говорить об общем источнике обеих этих цивилизаций, ибо нет никаких сомнений в том, что технология производства пурпура в Центральной Америке была заимствована у древних жителей Средиземноморья».

ВТОРОЕ ОБРАЩЕНИЕ К ЧИТАТЕЛЮ

История не сохранила имен карфагенян, первооткрывателей Америки, как не запомнила имен тех финикийцев, которые совершили плавание вокруг Африки по приказу египетского фараона Нехо II.

История редко хранит память о тех, кто делает саму Историю. В нашем случае: что мы знаем о тех людях, которые бороздили неведомые водные пространства, подвергая себя ежечасно новым испытаниям? Только два имя, Гимилькона и Ганнона, карфагенских мореплавателей, сохранила История.

Что мы знаем о тех безымянных мастерах Карфагена, создавших потрясающие по красоте мозаичные картины и мраморные статуи, которыми мы любуемся в Музее Бардо и в других музеях мира?

Можем ли мы назвать имя хоть одного архитектора и строителя тех городов, зданий, дорог, акведуков, руинами – о, какой стыд! – руинами которых мы восторгаемся сегодня?

И как заблуждается тот, кто и сегодня утверждает, что не было карфагенской цивилизации, а была какая-то жалкая кучка людей, кровожадная и подлая, называвших себя карфагенянами, которая была достойна только одного: гибели от римского меча и огня, карающего варваров!

Мы взываем к вашему милосердию, дорогой читатель, и надеемся, что в сердце вашем найдется уголок для добрых чувств к тем, кто ушел, не запечатлев своего имени, но ушел не бесследно, оставив нам посланием свои произведения, в которых столько света, разума и красоты?

Не обманите того, кто жил и чувствовал до вас!

Сохраните этот свет, разум и красоту и передайте их в своих творениях будущим поколениям Человечества!

Карфагенское государство

«Равноправие для народа - драгоценное достояние».

Геродот

В Карфагене существовала весьма эффективная для своего времени система государственного управления. Вся административная система, вся структура государственного аппарата, сложившаяся к середине V в., должна была обеспечить господство аристократии. Власть была «советская»: высшим органом власти был Совет в составе 300 назначаемых пожизненно членов. Он пополнялся из людей знатных и богатых. Совет возглавлялся «Президиумом» («первенствующие», «старейшины»), состоявший из десяти, а позже из 30 человек. Здесь обсуждались и решались все проблемы городской жизни и государства – предварительно на заседании Президиума, а затем окончательно всем Советом.

Народное Собрание (или Ассамблея) считалось одним из составных элементов карфагенского государственного устройства: к нему обращались как к арбитру в тех случаях, когда Совет оказывался не в состоянии принять согласованное решение.

Но самой интересной была карфагенская система суффетов[94], которые возглавляли магистраты и осуществляли высшую исполнительную власть и в стране, и в каждом городе. Эту систему ввел Гамилькар Барка, отец Ганнибала, когда он приступил после подавления восстания наемников к реорганизации государственной власти. По его решению Карфагеном должны были править одновременно(!) два суффета, которые избираются Народной Ассамблеей. Эти суффеты выбирались сроком на один год: один – от большинства, второй – от меньшинства. И любое решение исполнительной власти должно было иметь две подписи.

Советом избирались два стратега для командования армией и ведения боевых операций, не бывшие одновременно «царями»: карфагенская государственная система не допускала, чтобы военная и гражданская власть концентрировалась в одних руках. Но, в чрезвычайной обстановке, когда государству грозила серьезная опасность, один человек мог быть одновременно суффетом и главнокомандующим. Именно таким было положение Ганнибала после поражения карфагенской армии под Замой, когда народ выбрал его на две должности сразу.

Так как выполнение обязанностей суффета не оплачивалось, но требовало значительных расходов, такие государственные должности были доступны только представителям высших слоев общества, располагавшим значительными денежными средствами. Как и при выборах в коллегиальные органы власти, при выборах должностных лиц неукоснительно соблюдался принцип – выбирать только уважаемых и состоятельных людей.

И это было провозглашено в карфагенской Конституции, первой конституции Античности, которой восторгался греческий философ Аристотель, учитель Александра Македонского. Одна из статей Конституции гласит: «Быть избранными на высшие государственные посты могут только люди состоятельные, ибо у них достаточно времени, чтобы заниматься делами государственными, и они будут защищать интересы государства, в котором находится их собственность».

Остальное население – наемные работники, ремесленники, мелкие и средние торговцы – участвовали в ведении государственных дел через Народные Ассамблеи и выборы суффетов. Выходцам из этих слоев трудно было пробиться «наверх», стать равным среди вершителей судеб: помимо денег, следовало иметь еще и ценз знатности, то есть исконной принадлежности к одной из знатных семей.

Аристотель, восхищавшийся карфагенской политической системой, считал, что она близка к идеальной, ибо предотвращает как установление тирании, так и народные мятежи.

Карфагеняне были людьми верующими и набожными. Они соблюдали предписания и традиции и соизмеряли свои поступки с волей богов. Религия карфагенян не отличалась от верований других народов Средиземноморья. Главными божествами считались Мелькарт и Эшмун, бог плодородия, воды и войны, а также Ваал или Баал[95] и его супруга Танит.

Берберы и ливийцы восприняли от финикиян религию и культуру, став «ливофиникийцами»[96]. В граничащей с Карфагеном Нумидии был распространен финикийский язык. Характерно, что и в Африке, и в Испании карфагенские полководцы, присоединяя к Карфагену ту или иную область, действовали не силой оружия, а заключая союзные договоры с местными племенами[97].

Путешествие Магона через Сахару

В Карфаген и другие финикийские города средиземноморского побережья Африки издавна привозили различные товары из глубины материка. Их доставляли гараманты, жившие южнее карфагенских границ. Это был цивилизованный народ белой расы, и современные исследователи высказывают разные гипотезы о его происхождении: его корни идут от догреческого населения Крита? От исчезнувшей Атлантиды?

Вопросы эти пока остаются без ответов. Но тем не менее... Полученные от гарамантов известия о странах, лежавших южнее, возбуждали желание карфагенян самим увидеть их. Но решались на это немногие. Истинных героев и настоящих путешествеников, как и сейчас, тогда было немного. И вот об одном из них – легенда...

Его звали Магон. Он приобрел известность как скороход. Однажды Магон отправился в путь на юг от Карфагена. Он быстро прошел знакомые места и очень скоро оказался среди бесплодных песков. Идти по пескам было очень трудно, но Магон продолжал двигаться вперед так же стремительно. В бесконечном песчаном море изредка встречались зеленые островки оазисов с деревьями и водой, где можно было подкрепиться. Казалось, что пескам не будет конца. Но Магон день за днем продолжал быстро идти на юг, поднимаясь на высоченные дюны и спускаясь с них. Через несколько дней пути пейзаж стал меняться. Появилась трава. А затем путешественник увидел огромную реку, текущую с запада на восток. (Много позже европейские путешественники назовут ее Нигером). Достигнув этой реки, Магон решил вернуться в Карфаген.

И позже Магон еще многократно повторял свое путешествие, но уже не один, а с целыми караванами, которые уходили на юг с пурпуром и другими товарами Карфагена, Греции, Рима а возвращались, груженые слоновой костью, золотом, пряностями. Караваны доходили и до территории современного Камеруна, где текла река Логон, впадавшая в озеро Чад, а одного из карфагенских купцов, который сопровождал Магона, звали Ганнибал...

Военно-морской флот Карфагена

Протяженные морские коммуникации требовали для их охраны сильного флота. И, действительно, длительное время карфагенский военный флот господствовал в западном Средиземноморье. Но этим дело не ограничилось.

Финикийцы сконструировали бирему[98], которая отличалась как достаточно высокой боевой мощью, так и маневренностью. Ее крейсерская скорость составляла под веслами пять-шесть узлов, а в бою достигала одиннадцати-двенадцати узлов. Первое изображение финикийской биремы относится к VI веку до н.э. Через 100 лет ее конструкцию позаимствовали у финикийцев греки, а затем и римляне. Дальнейшее развитие биремы привело к появлению трирем, квадрирем, квинквирем, гептер – настоящих «плавающих крепостей» Античного мира. Бирема «оставалась в строю» более полутора тысяч лет. С одной из ее модификаций – дромоном – сражались ладьи русов во время морских набегов на Константинополь.

Благодаря своему могучему флоту Карфаген контролировал воды западной части Средиземноморья. Основным боевым кораблем карфагенян в III в. до н.э. стала квинквирема, хотя использовались также триремы и квадриремы. В 256 г. до н.э. Карфаген спустил на воду флотилию в 350 палубных боевых кораблей. В его распоряжении имелись и вспомогательные флотилии, постоянным местом дислокации которых были порты на Сицилии – Палермо и Лилибей.

Одной из самых примечательных особенностей флотов Карфагена и Рима в III в. до н.э. было то, что корабли сооружались на удивление быстро. В 261 г. до н.э. римляне построили свой первый флот из 120 кораблей за два месяца. Семь лет спустя была создана вторая флотилия из 200 кораблей – за три месяца!

В 1971 г. на мелководье чуть севернее Лилибея был обнаружен корпус карфагенского судна. Этот корабль и еще один, найденный неподалеку, как следует из датировки по радиоуглероду, относятся к периоду I Пунической войны. Клейма разных корабельных плотников на шпангоутах, сохранившиеся до наших дней, наводят на мысль о том, что детали производились на конвейере, как и сегодня. Это, безусловно, объясняет скорость постройки.

Быстрый легкий корабль, принадлежавший Ганнибалу – «Родосец», то и дело прорывавший римскую блокаду порта Лилибея, – являлся квинквиремой. К такому заключению можно прийти, зная, что римляне затем построили флотилию квинквирем, используя один из захваченных у карфагенян кораблей в качестве образца[99].

Карфагенские корабли отличались как великолепными мореходными качествами, так и красотою. Их тараны раскрашивались в темный цвет, носы – в красный, весла – в черный. Над форштевнями возвышались скульптуры в виде лошадиных голов, а сами корабли назывались «морские кони». На «скулах» судов рисовались синие глаза. Эта традиция сохранилась, между прочим, до сих пор в виде эмблем на носах шлюпок военных кораблей. Изображения глаз остаются обязательным украшением рыбачьих баркасов на Мальте, которая была заселена финикийцами еще в XII веке до н.э. и вошла в состав Карфагена в VI веке.

Особо нужно рассказать о гавани Карфагена, построенной в III в. до н.э. По мнению Аппиана и других историков, это была самая большая «двойная» гавань в Средиземноморье: одна ее часть считалась торговой, другая – военной. Залив был перегорожен дамбой, в которой сделали проход для судов, шириной тридцать метров. Она отделяла от моря торговый порт с хорошо оборудованными причалами. Узким каналом торговая гавань была соединена со специально вырытым водоемом площадью около десяти гектаров, представлявшим собой военный порт. В нем могло разместиться 200-220 крупных военных кораблей – гептер, квинквирем, трирем, не считая более мелких – бирем и унирем. По периметру военной гавани было расположено более 200 доков. В ее центре был насыпан остров, на котором располагалась ставка командующего флотом, возвышаясь над окрестными зданиями и фортификационными сооружениями. В особой башне постоянно находился человек, наблюдавший за морем. Его должность называлась «адмирал», в переводе с финикийского – «далеко смотрящий».

Сегодня туристы, поднявшись на холм Бирса, могут увидеть, что в юго-восточной части Карфагена находятся два водоема: один – в форме подковы, другой – ромбовидный. Раскопки в центре «подковы» подтвердили, что военная гавань находилась именно здесь. Обнаружен фундамент огромного сооружения, от которого во все стороны лучами расходились ряды прямоугольных каменных глыб. Эти ряды, отстоящие друг от друга на 6 м, не могут быть ничем иным, кроме как основаниями корабельных доков. Со временем на этом месте будет построен новый музей Карфагена, частью которого станет восстановленная античная гавань.

БУРЯ

Пойми, кто может, яростный бунт ветров.

Валы катятся - этот отсюда, тот оттуда...

В их мятежной свалке

Носимся мы с кораблем смоленым,

Едва противясь натиску злобных волн.

Уж захлестнула палубу сплошь вода;

Уже просвечивает парус,

Весь продырявлен. Ослабли скрепы...

Но злейший недруг на голову выше всех

Гребней подъемля, новый чернеет вал,

Беду суля и труд великий,

Прежде чем в гавань корабль войдет.

Алкей. VII век до.н.э.

Перевод с древнегреческого В. Иванова

Первая Пуническая война

«Не искушай судьбу: многолетнее счастье может изменить один час».

Ганнибал

Стремящийся к мировому господству Рим бросил Карфагену вызов и развязал войну, которая вошла в Историю Человечества как Первая мировая Война. Она охватила большую часть бассейна Средиземного моря и вовлекла в кровавые битвы многие народы.

Своеобразным прологом к этому стала гибель Финикии, куда в 332 году до н.э. вторглись войска очередного «потрясателя вселенной» - царя Александра Македонского. После семимесячной осады был разрушен Тир, его уцелевшие жители обращены в рабство.

На западе карфагенянам удалось в союзе с римлянами остановить продвижение греков, разбив в 275 году на Сицилии армию царя Эпира Пирра. Перед тем, как покинуть остров, Пирр, показывая на море, обратился к своим солдатам со словами: «Все эти обширные пространства мы оставляем теперь Риму и Карфагену». Прошло, однако, всего десять лет, и из-за противоречий, порожденных столкновением интересов Рима и Карфагена на той же Сицилии, началась война между этими двумя «сверхдержавами» Античного мира.

I Пуническая война продолжалась двадцать лет (260-241 гг. до н.э.). А все началось с небольшого конфликта на Сицилии, большая часть которой входила в состав Карфагенского государства. Но на Сицилии были также и греческие колонии, в том числе и город Мессина. И когда в Мессине возник политический спор, то одна группировка мессинян обратилась за помощью к Риму, а другая – к Карфагену. Обе державы неожиданно для себя оказались втянутыми в конфликт, который привел к затяжной войне, охватившей все Средиземноморье.

До 260 года до н.э. римская экспансия распространялась по суше, охватывая одну за другой части Апеннин. А Карфаген господствовал на море. Теперь же Рим вышел к морю, он претендовал на Сицилию и начал готовиться к нападению на Карфаген.

Карфагену не нужна была война. Торговля процветает тогда, когда торжествует мир. Боевые корабли Карфаген снаряжал, чтобы охранять торговые суда или давать отпор морским пиратам. У него была армия, которая в случае опасности набиралась из наемников. Наемники получали жалование, и армию распускали, когда опасность ликвидировалась.

Пройдут горы, и историки напишут: армия Карфагена служила его государственной машине, а государственная машина Рима служила его армии.

Противники карфагенян – римляне обладали совершенно иным, нежели финикийцы, национальным характером. Это был воинственный, агрессивный и жестокий – даже по меркам той, далеко не самой человеколюбивой эпохи – народ.

Уже основание Рима сопровождалось, согласно легенде, убийством Рема его братом Ромулом. Римляне получали наслаждение, глядя, как во время боев гладиаторов они убивают друг друга[100]. Вся история римского государства представляла собою череду непрерывных войн на огромном пространстве от Британии на западе до Дуная на востоке и Гарамантиды на юге. «Римлянин, помни, – писал Вергилий, – властно народами править – вот искусства твои, мир водворять и порядок».

Сражения между римлянами и карфагенянами происходили практически повсеместно – на Корсике, Сардинии, Сицилии и в Северной Африке. Никто не мог достичь решающего перевеса. Римляне вытесняют своего противника с Сицилии, снаряжают флот и высаживают 40 тысяч воинов на полуостров Кап Бон, в сотне километров от Карфагена. Терпят там поражение, но берут реванш, нанеся Карфагену несколько ударов на море, в том числе самый чувствительный в 241 г. до н.э., когда римляне почти уничтожают его морские силы.

И в это время в Карфагене взяла верх «партия мира», сторонники которой решили откупиться от римлян и заключить мирный договор (в 241 год до н.э.), пусть даже и невыгодный для Карфагена. Мир был предложен Карфагеном, поэтому Рим почувствовал себя победителем и навязал побежденному свои условия. Карфаген должен был выплатить огромную контрибуцию. Средиземноморье было поделено на «сферы влияния»: Сицилия отошла к Риму, а Сардиния и Корсика остались за Карфагеном.

Правители Карфагена полагали, что они смогут быстро возместить потери, связанные с заключением невыгодного мира и выплатой контрибуции. Война парализовала торговлю, которой жил Карфаген, и ему для выхода из кризиса нужен был мир любой ценой. Подобный расчет оказался верным для данного исторического момента. Но в конечном итоге это оказалось роковой ошибкой: мир дал возможность Риму окрепнуть, набраться сил, продолжить свою имперскую политику, расправиться с другими противниками и захватить их территории и богатства. А затем напасть и на Карфаген.

Так мирный договор привел Карфаген к полной катастрофе через два поколения.

Карфагенская Испания

Оправившись от потрясений, Карфаген вновь набирает силу. В 237 г. до н.э. его военачальник Гамилькар отправляется в Испанию и закладывает город Картахену, т.е. Новый Карфаген. Флотом командовал его зять Гасдрубал, пользовавшийся в этот период большим влиянием среди военно-демократической партии. Гамилькар взял в Испанию и своего 9-летнего сына Ганнибала. Гамилькару предстояла трудная задача полного подчинения Испании, так как он мог опереться там только на несколько старых финикийских городов: Гадес (Кадикс), Малаку (Малага) и другие.

Третий великий полуостров Средиземного моря давно привлекал к себе внимание финикийцев и греков, своими ископаемыми: золотом, серебром, медью и железом. Кроме этого, южная Испания служила ключом, открывавшим пути в Атлантику. От Геркулесовых столпов - Гиблралтара эти пути расходились: один – на юг, вдоль западного побережья Африки; другой – на север, вдоль испанских берегов, к Бретани и Британским островам. Оба пути давно были известны мореплавателям: первым доставляли в Средиземноморье золото и слоновую кость, вторым – олово для изготовления бронзы.

Древнейшими колониями в Испании были поселения финикиян. С VII века до н.э. сюда начали проникать греки, основавшие Массилию (современный город Марсель) на южном берегу Галлии (Франция), Менаку на южном побережье Испании. Однако греческая экспансия была остановлена Карфагеном. В союзе с этруссками в морской битве у острова Корсики карфагеняне уничтожили греческий флот (540 г. до н.э.). С этого момента влияние греков в западном Средиземноморье начало ослабевать.

Вернемся на Пиренеи. Высадившись в Гадесе, Гамилькар начал расширять карфагенские владения. За восемь лет, что он пробыл там, ему удалось в длительных войнах с иберами и кельтами, действуя то хитростью, то силой, значительно расширить полоску южного побережья, бывшую под карфагенским контролем.

Рим готовится к войне

«Карфагеняне боролись за самосохранение и суверенность Африки,

римляне – за верховенство и мировое господство».

Полибий

Первая мировая война многому научила Рим. До столкновения с Карфагеном он был – интересный исторический факт – демократичной страной: граждане Рима ежегодно выбирали и сенат, и трибунов, и главнокомандующих. Но теперь римляне выбирали правителя, который назывался диктатор, сроком на год и временно отменяли полномочия остальных институтов власти.

За короткое время Рим стал крупным державой и главным соперником Карфагена. Сухопутная армия римлян и прежде была великолепна, а теперь они еще научились у карфагенян строить и содержать флот. Римляне умели учиться у противника. Если какой-либо народ имел в чем-либо преимущество перед ними, то они вскоре перенимали его. Так, они сделали все, чтобы иметь, как и Карфаген, нумидийских лошадей, балеарских пращников, родосские суда.

Рим стремился к мировому господству, но на пути к нему стоял Карфаген. Нужен был повод для развязывания новой войны, любой повод, и он был найден.

В Карфагене верили в «мирное сосуществование» с Римом, верили в силу достигнутых мирных соглашений. Поражение привело страну к политическому кризису. Правящий класс олигархов раскололся на два лагеря. Во главе «партии мира любой ценой» (это название используют некоторые историки) в карфагенском Совете старейшин стоял Ганнон – бывший командующий карфагенской армии, стратег, человек, доказавший в боях с римлянами свою личную храбрость и мужество. В соответствии с подписанным с Римом соглашением он распустил армию наемников. Оказавшись не у дел, солдаты, большинство которых составляли североафриканские кочевники – берберы-нумидийцы, подняли восстание. Генерал Гамилькар Барка (отец знаменитого Ганнибала, который затем станет главной исторической фигурой того времени) подавил восстание и «забил последний гвоздь в гроб» привилегий олигархов.

Тот, кто интересуется этой страницей истории Карфагена, может перечитать увлекательный роман Густава Флобера «Саламбо». Именно этот период стал историческим фоном для развертывания событий в его романе, написанном под впечатлением пребывания в Тунисе и ознакомления с археологическими находками. Интересная деталь: римляне оказывают поддержку Карфагену в подавлении этого восстания наемников, спасая правителей враждебной им страны. Почему?

И вторая деталь, не менее важная: увидев, что Карфаген, скрупулезно и честно выполняя мирный договор, фактически остался без армии, Рим решил не соблюдать его и оккупировал Корсику, входившую в Карфагенское государство. Взял и оттяпал маленький кусок чужой территории! Это было прямое нарушение условий мира. Достойным ответом на экспансию Рима могла быть только война. Но партия Ганнона, «партия мира любой ценой», которая тогда находилась у власти в Карфагене, никак не отреагировала. Помните сцену из фильма «Иван Васильевич меняет профессию»: «Кемска волость? Да пускай берут!» Рим понял, что теперь у него развязаны руки, и начал вынашивать планы новых территориальных захватов. Тогда же среди римской верхушки и зародилась идея о полном уничтожении Карфагена.

Против близорукой политики «партии мира» выступала оппозиционная партия «патриотов», которую возглавил генерал Гамилькар Барка. Он оказался дальновиднее своих оппонентов: он считал, что Рим стремится к господству в Средиземноморье и вновь нападет на Карфаген, поэтому военное столкновение неизбежно, и к нему надо готовиться. «Рано или поздно Рим растопчет мирные соглашения», - предупреждал Барка. Так и произошло на Корсике, куда, без какого-либо предупреждения, высадились римские легионеры и перебили немногочисленный карфагенский гарнизон.

Некоторые историки утверждают, что и Рим, и Карфаген преследовали одни и те же цели: уничтожить противника, добиться гегемонии на суше и море, поработить другие страны и народы и создать свою Империю. Осмелимся утверждать, что это верно в отношении Рима, но не Карфагена. Можно в чем угодно упрекать правителей Карфагена, но они - и Ганнон, и Барка - были за то, что теперь называется мирным сосуществованием, консенсусом, балансом интересов, взаимовыгодной международной торговлей и так далее. Именно финикийцы, создавая свои торговые фактории на новых землях, не с оружием, а со словом обращались к местным жителям, они приходили и приплывали не как грабители, а со своим товаром, чтобы обменять его на товар аборигенов. И именно Карфаген первым положил в основу своей внешней политики принципы, которые сегодня закреплены в Уставе Объединенных Наций.

Барка и его сторонники видели, что Рим постепенно захватил всю Италию, Галлию, Сицилию, укрепился на Корсике, и – что особенно важно – построил большой флот. Рим готовился к войне на всех фронтах, в том числе - как это звучит актуально сегодня! - и на пропагандистском, умело создавая «в глазах мировой общественности» образ ужасного врага, «попиравшего права человека» в своей стране и готового «погубить демократический Рим». Римские политики рисовали Карфаген только черными красками, обвиняя в варварстве, отсталости, вероломстве, кровожадности и убиении младенцев, которых якобы приносили в жертву богам. А историки должны были оправдать политику Рима и его геноцид по отношению к целому народу. И пытаясь обелить Рим, они не гнушались ни перед подтасовкой фактов, ни перед прямой ложью[101].

Начинается и дипломатическая война. Рим, с тревогой наблюдая за успехами Барки в Испании и ростом его армии, послал протест карфагенскому Совету старейшин. В ноте утверждалось, что захват Иберии является «грубым нарушением» мирного договора. Ганнон ответил, что в мирном договоре про Иберию ничего не сказано и что, если Риму позволительно устраивать завоевательные походы в Галлию, то и Карфаген может действовать аналогичным образом на «ничейном» Иберийском полуострове.

В ответном послании римляне попытались диктовать Карфагену свои новые условия и выступили с позиции силы. Они утверждали, что надо следовать не букве, а духу заключенного договора, который заключается в том, что Рим должен быть сильным(!), а Карфаген слабым(!). То есть что дозволено победителю, невозможно для побежденного. При этом Рим прямо угрожал разрешить возникшие противоречия на поле брани.

И опять Карфаген идет на попятную. Ганнон и его партия не хотели начала новой войны и согласились на все, абсолютно все требования Рима. Барка, а затем Ганнибал, который после смерти Барки стал командующим карфагенской армии, понимали, что новое военное столкновение неизбежно. При этом Ганнибал осознал, что в создавшейся ситуации время работает на римлян. И решил действовать.

Ганнибал окружил город Сагунт к востоку от реки Эбро (Иберия). Римляне прислали послов в Карфаген с требованием снять осаду. И опять Ганнон готов был принять все их требования, но при обсуждении в Совете старейшин возник спор. Сторонники Ганнибала говорили: раз в мирном договоре Рима с Карфагеном про эту греческую колонию ничего не говорилось, и в то же время четко было указано, что Карфаген может действовать на всей территории к востоку от Эбро, то у карфагенян имелось формальное право на захват Сагунта. Характерная деталь: послы римлян даже не стали дожидаться завершения дискуссий в Совете старейшин. Риму было безразлично, примет ли Ганнон его условия или нет. Рим уже выбрал войну!

Раз Карфаген противится римскому диктату, он будет поставлен на колени и раздавлен. И Рим считал, что он уже хорошо подготовился к победному блицкригу. У него для этого было две армии. Одна стояла в южной Галлии, чтобы войти в Иберию с севера, а другая готовилась отплыть, чтобы высадиться на испанском побережье. Римляне были уверены в скорой победе и захвате Иберии.

Наглость римских послов, их поведение в Карфагене носили столь провокационный характер, что карфагенянам ничего не оставалось, как принять вызов. Обстановка осложнилась до чрезвычайности.

ГАННИБАЛ

«Легко нести то, что несешь добровольно».

Карфагенская пословица

«Бессмертные боги не дали человеку более сильного

и победоносного оружия, чем презрение к жизни».

Ганнибал

Ганнибал родился в 247 году до н.э. в семье Гамилкара Барка из влиятельного рода Баркидов. Отец был главнокомандующим армией карфагенян на Сицилии. Шесть лет, до 241 года, Ганнибал прожил с отцом в военном лагере карфагенян на горе Эрика, находящейся на Сицилии. Это наложило отпечаток на его мышления и образ жизни.

Гамилькар Барка командовал армией наемников. Это были люди, которые пришли к нему, чтобы служить воинами за соответствующее жалование. И, конечно, они рассчитывали на трофеи, которые можно было захватить в битвах. Прислуживали Гамилькару не рабы, а наемные лица.

С мальчиком Ганнибалом проводили время греки – учителя и воспитатели, причем, в учебе основное внимание уделялось языкам и истории, а также военным навыкам и физическим упражнениям.

Ганнибал... Он был человеком высокой эллинистической культуры и энциклопедических знаний. Он был воином, политиком, дипломатом. Он проводил экономические и демократические реформы в родном Карфагене и строил города в Малой Азии и Армении.

Говорят, что Ганнибал был веселым человеком и с иронией относился к себе и окружающим. С иронией он жил, с иронией он и ушел из жизни. О нем рассказывали легенды. И вот какой образ Ганнибала создают рассказы о нем.

Ганнибал жил скромно и много работал. Жару и холод, прочие тяготы, которые выпадали на его долю, он переносил спокойно, никогда не выказывая ни усталости, ни уныния. Он ел умеренно, употреблял мало вина, носил темные плащи из грубой шерсти и головную повязку. На ноги одевал кожаные сапоги, удобные для верховой езды. Он пренебрегал палатками, которые могли защитить от дождя, и нередко спал, закутавшись в львиную шкуру, прямо под открытым небом, на земле, под охраной часовых. Если он внешне чем-то и отличался от других, так только красотой своего оружия.

Он всегда был начеку, быстро реагировал на изменения, умел найти верное решение в самой трудной ситуации. Он был лишен позерства и подкупал собеседника простотой общения. В Иберии вожди ваккеев не понимали, зачем Ганнибал, царь, человек, наделенный властью, выходил к ним навстречу из своего шатра, чтобы поприветствовать и поговорить с ними.

«Уже в раннем возрасте Ганнибал почувствовал отвращение к войне и нежелание посылать людей на битву...»

Гарольд Лэмб

Он был любознателен. Мальчишкой любил расспрашивать наемников о своих странах. А когда вырос, провел не одну ночь, внимательно слушая рассказы капитанов, купцов, странствующих поэтов и философов о дальних краях и чужих нравах и традициях. И любознательность его была бесконечной. Его удивительно цепкая память впитывала все услышанное, а мозг подвергал информацию детальному анализу.

Историки свидетельствуют, что Ганнибал был широко образованным человеком и владел несколькими языками, в том числе и латинским. Он вел личные записи, хотя впоследствии его всегда сопровождали два грека, которые записывали все, что говорилось и что происходило. К сожалению, и личные записи, и книги греков пока не найдены. Где они хранятся, остается тайной до сих пор.

Недавно на острове Родос было найдена рукопись, которая, как утверждают, написана рукой Ганнибала. В этой рукописи рассказывается о событиях, участником которых был сам Ганнибал. И написал он ее, судя по обращению в тексте, по просьбе жителей Родоса[102].

И еще Ганнибал верил в предсказания и искал их в изменениях явлений природы, таких как буря, молния, гром, ветер, солнце, Луна, звезды. С ним были не только его секретари-греки, но и толкователи небесных знамений. Не прорицатели, а именно толкователи.

«Армия Ганнибала была не столько многочисленна, сколько прекрасно знала свое дело».

Полибий.

Что отличало Ганнибала как полководца? В битве он всегда показывал личный пример. Он первым бросался в бой. И за ним шли его воины-ветераны. Хитростью он завоевывал дружбу вождей племен, которых встречал на своем пути. Силой, а когда надо, и подкупом заставлял их подчиниться его воле. Он всегда все продумывал до конца. Каждая военная операция просчитывалась во всех деталях, и не было мелочей, которые бы он забывал.

Его полководческий гений непревзойден. В области военного искусства он был более искусен, чем Александр Македонский и Наполеон Бонапарт. Секретам его успехов учатся военные до сих пор.

Вот что говорит о Ганнибале историк-грек Полибий: «Разве можно не удивляться стратегическому искусству Ганнибала, его храбрости и умению жить лагерной жизнью, если окинешь взором это время во всей его продолжительности, если со вниманием остановишься на всех больших и малых битвах, на осадах и падениях городов, на трудностях, выпадавших на его долю, если, наконец, примешь во внимание всю огромность его предприятия? В течение 16 лет войны с римлянами в Италии Ганнибал ни разу не уводил своих войск с поля битвы. Подобно искусному кормчему, он непрерывно удерживал в повиновении эти огромные разнородные полчища, сумел охранять их от возмущений против вождя и от междоусобных раздоров. В войсках его были ливийцы, иберы, лигуры, кельты, финикияне, италики, эллины – народы, не имевшие по своему происхождению ничего общего между собою ни в законах и нравах, ни в языке, ни в чем бы то ни было ином. Однако мудрость вождя приучила столь разнообразные и многочисленные народности следовать единому приказанию, покоряться единой воле, при всем непостоянстве и изменчивости положений, когда судьба то весьма благоприятствовала ему, то противодействовала».

«Старайтесь победить; если же счастье станет колебаться, то предпочтите смерть воинов смерти беглецов».

Ганнибал

Юношеские годы Ганнибал провел в Испании. И однажды, в 221 году, когда ему было 26 лет, он встретил принцессу из племени олькадов по имени Эмилия (или Имильке). Это была необыкновенная любовь. Безоблачное счастье продолжалось три года, Ганнибал даже стихи и песни сочинял своей возлюбленной. Но... как она ни настаивала, он не взял ее с собой в поход на Рим. Это было слишком опасно. А отправил ее с сыном в Карфаген.

История сохранила нам еще одну характеристику великого полководца и государственного деятеля. Слово римскому историку Титу Ливию: «Насколько Ганнибал был смел, бросаясь в опасность, настолько же был он осмотрителен в самой опасности. Не было такого труда, при котором он уставал бы телом или падал духом. И зной, и мороз он переносил с равным терпением; ел и пил столько, сколько требовала природа, а не в удовольствие; распределял время для бодрствования и сна, не обращая внимания на день и ночь, – он уделял покою те часы, которые у него оставались свободными от работы; притом он не пользовался мягкой постелью и не требовал тишины, чтобы легче заснуть; часто видели, как он, завернувшись в военный плащ, спал среди воинов, стоящих на карауле или в пикете. Одеждой он ничуть не отличался от ровесников; только по вооружению да по коню его можно было узнать. Как в коннице, так и в пехоте он далеко оставлял за собой прочих, первым устремлялся в бой, последним после сражения оставлял поле».

ВТОРАЯ ПУНИЧЕСКАЯ ВОЙНА

«Вы должны быть храбры; в вашем отчаянном положении всякий другой исход, кроме победы или смерти, для вас отрезан».

Ганнибал

Кто начал войну?

Войну начали римляне. Они нарушили мирный договор 241 года до н.э. Они захватили Корсику и Сардинию. В 219 году до н.э. они начали военные действия. Узнав, что Рим объявил войну Карфагену, Ганнибал весной (218 г.) двинул свою армию на Рим. Так началась II Пуническая война (218-201 гг. до н.э.), сражения которой вошли во все учебники военной истории.

С 60-тысячной армией и 36 боевыми слонами (по другим данным, 17) Ганнибал в 218 г. до н.э., перевалив через Альпы, вторгается во владения Рима и, одерживая одну победу за другой, доходит до стен Вечного города. Поход Ганнибала был уникальным по трудности и опасностям: ему нужно было пересечь Пиренеи, переправиться через реки южной Франции, перейти по перевалам заснеженных Альп, ведя постоянные стычки с римлянами и местными племенами. В переходе через горы Ганнибал потерял половину своих воинов и половину боевых слонов, но, в конце концов, он, совершенно неожиданно для римлян, оказался на севере Италии.

Ганнибал в битвах при Требии и при Тразименском озере, умело руководя боевыми отрядами и маневрируя на местности, разгромил высланные ему навстречу превосходящие по численности римские армии. Напуганные до смерти римляне провели тотальную мобилизацию и выставили против него еще одну армию – совершенно немыслимых по тем временам размеров (вместо обычных 20 тысяч  в ней было 80 тысяч воинов).

Решающее сражение произошло около итальянского города Канны, на открытой местности. Перед битвой Ганнибал сказал своим воинам: «И один в поле воин!» У него было вдвое меньше солдат, но он так построил свои отряды и так руководил ими, маневрируя на местности, что нанес римлянам сокрушительное поражение. Отметим, что в карфагенской армии служили также ливийцы и берберы, причем не как наемники, а как рекруты, составляя при этом ее наиболее боеспособные части. В сражении при Каннах у Ганнибала из 50-тысячной армии 12 тысяч берберов и ливийцев находились на направлении главного удара, и их действия – о, эта неотразимая берберская кавалерия! – решили исход сражения[103].

Позднее военные историки будут сравнивать Канны и Сталинградскую битву, где советские полководцы вновь использовали знаменитый маневр Ганнибала и полностью разгромили фашистскую армию во главе с генералом Паулюсом.

Эта победа Ганнибала произвела огромное впечатление на римлян и на племена, подвластные Риму. В битве при Каннах погибло 70.000 римлян, включая 80 сенаторов из ста отправившихся на войну. Международный, как бы теперь сказали, резонанс был огромен: непобедимая римская армия потерпела поражение на открытой местности и на своей земле!

Племена, населявшие Италию, начали переходить на сторону Ганнибала. Восстала и перешла на сторону Карфагена и Сицилия. Это не только дало мощную экономическую поддержку, но и поставило ему на службу новейшие достижения тогдашней военной науки. Союзником Карфагена стали Сиракузы, город на Сицилии, где жил и работал знаменитый Архимед. Именно он изобрел, а карфагеняне построили и применили против римлян: дальнобойные арбалеты, пробивавшие бронзовые щиты, катапульты и метательные машины. Именно по чертежам Архимеда были выстроены две параллельные крепостные стены Карфагена, позволившие ему выдержать в течение трех лет осаду в 149-146 гг. до н.э.[104].

После Канн дорога на Рим была открыта. В 211 году Ганнибал подошел к стенам города. Вечный Рим не имел сил для своей защиты и мог пасть! Но произошло то, что до сих пор вызывает споры у историков. Ни осады, ни штурма Рима не было. Одни говорят, что Ганнибал, воспитанный в духе гуманной эллинистической культуры, не хотел разрушения города. Ведь штурм означал неизбежную гибель Рима - одного из красивейших городов того времени! Другие утверждают, что у Ганнибала было недостаточно сил, чтобы захватить город. Третьи считают, что Ганнибал думал, что теперь, доказав силу Карфагена, можно договориться с римлянами об условиях равноправного, именно равноправного мира, который бы отвечал интересам и Карфагена, и Рима, и достичь длительного и прочного мирного сосуществования, принципы которого отстаивал Карфаген в своих отношениях с другими странами.

И как разительно отличаются предложения Ганнибала от секретного решения, которое принял Рим в конце концов по настоянию сенатора Катона, лидера «партии войны»: «Карфаген должен быть полностью разрушен, над ним должен быть насыпан земляной холм, холм должен быть посыпан солью, дабы никогда и ничто не могло появиться на этом проклятом месте. Все жители Карфагена должны быть или мертвыми, или рабами».

Катон каждую свою речь в римском Сенате заканчивал словами: «Delenda Karthago est!» («Карфаген должен быть разрушен!») И в 146 году до н.э. генерал Эмилиан Сципион, после трех лет осады Карфагена, выполнил буква в букву решение римского сената. Был уничтожен город с трехсоттысячным населением, а над самими руинами был насыпан холм из земли и камней. Это была первая в истории Человечества Хиросима!

«Для Ганнибала война не была конечной целью. Он боролся за сохранение Карфагена».

Гарольд Лэмб

Но вернемся в 211 год до н.э. На мирные предложения Ганнибала, стоящего у стен Рима, римляне ответили молчанием. Они в ужасе спешно собирали новые силы. Страх перед врагом сплотил их ряды. Они начали с жертвоприношений, умертвив четырех человек. Ганнибал, хотевший закончить войну, был вынужден ее продолжать. Он отвел свои войска от Рима и запросил подкреплений у карфагенского Совета старейшин. Правившая в Карфагене партия Ганнона прислала ему ответ, который потрясает своей подлостью и одновременно выдает черную зависть политиканов к талантливому полководцу: «Ты и так побеждаешь. Зачем тебе дополнительные подкрепления?» Этим ответом правящая верхушка фактически обрекла Ганнибала на поражение, а Карфаген – на разрушение.

Понимали ли политики, что творят? Видели ли они Карфаген в пламени страшного пожара, который его уничтожит через полвека? Нет, не видели. Тот из правителей, кто думает о своих сиюминутных интересах и личной выгоде, а не о будущем страны и ее высших интересах, неспособен правильно оценить последствия своих решений и неизбежно приведет свой народ к погибели. Карфаген стал еще одним подтверждением, какая тяжелая расплата ждет тех, кто слепо вверяет свою судьбу велеречивым политикам, принимая на веру их заверения и обещания.

«Вторжение Ганнибала, вынудившее Рим к внутренним политическим преобразованиям, стало первопричиной «Столетней Римской революции», начало которой ознаменовалось реформами Тиберия Гракха».

А. Тойнби

Ганнибал и его сподвижники с горечью осознали, что принятое Советом старейшин решение не оставляет Карфагену надежды на выживание. Рим восстанавливал силы, формировал новые легионы.

Тогда полководец принимает решение: использовать войска, находящиеся под командованием двух его младших братьев. Ганнибал попросил одного из них, Гасдрубала, прийти ему на помощь. Гасдрубал сумел перевести свою армию через Альпы по тому же труднейшему маршруту, которым прежде прошел Ганнибал. Он прорвался в Северную Италию и двинулся на юг на соединение с братом. Ганнибал шел ему навстречу. Оставался всего один день пути до встречи братьев и соединения двух армий, и Колесо Истории бы покатилось в другом направлении!

Но римляне приложили колоссальные усилия к тому, чтобы этому помешать. Им удалось перехватить карфагенского гонца, и устроить западню. В битве при Меторе Гасдрубал гибнет. Римляне отрубают ему голову и подбрасывают ее в лагерь Ганнибала...

Положение армии Ганнибала ухудшалось. В его руках были север, восток и юг Италии – но война затягивалась. Медленно тянулись долгие пятнадцать лет войны и сражений, которые римляне проигрывали. Но, в конце концов, они научились их избегать, навязав противнику изматывающую тактику мелких стычек. Один из соратников Ганнибала в сердцах бросил ему: «Ганнибал, ты умеешь выигрывать битвы, но ты не умеешь выиграть войну». И в этих словах была горькая правда. По страшным законам войны, если враг не сдается, он должен быть уничтожен. Но Ганнибал так и не принял решения о взятии Рима!

Он терял время, силы его таяли, тогда как сила Рима росла из года в год и заключалась она в огромных людских ресурсах и бесчеловечной жестокости к врагам и побежденным. Более того, римляне сумели противопоставить Ганнибалу достойного противника, полководца по имени Сципион. Так же, как и Ганнибал, он был сыном главнокомандующего и воспитывался при армии. Сципион был одним из немногих римлян, уцелевших в битве при Каннах. Именно Сципион стал главнокомандующим римской армией в Иберии и победил Магона, младшего брата Ганнибала. Изучив стратегию и тактику карфагенян, он решил нанести удар в самое сердце противника и… переправился в Африку.

Сципион высаживается в Африке

Весной 204 года Сципион отплыл из Лилибея (город на западном побережье Сицилии) в Африку с сопровождением, состоящим лишь из 40 квинквирем. Армия высадилась на мысе Фарина (нынешний мыс Раф-Раф, севернее карфагенского города Утика, примерно в 30 километрах от Карфагена).

Римляне никогда не вели войн с другими народами, не обеспечив себя предварительно вблизи врага каким - либо союзником.Сначала Сципион пытался склонить на свою сторону нумидийского царя Сифакса[105]. Но его надежды не оправдались. Гасдрубал Гисгон, суффет Карфагена, сумел заключить союз с Сифаксом и скрепил его рукою своей красавицы-дочери Снфонии, карфагенской Саломеи. Но этим браком он разорвал союз с другим нумидийским царем Масиниссой[106], который был влюблен в Сонфонию, а Гасдрубал Гисгон обещал ему отдать ее в жены. Разьяренный Масинисса перешел на сторону римлян. И это сыграло для Карфагена роковую роль в будущем. Напрасно Ганнибал призывал Карфаген не терять дружбы с Масиниссой: Гасдрубал Гискон сделал свой выбор.

Поначалу Сципиону вместе с Масиниссой сопутствовал успех: ему удалось заманить карфагенского полководца Ганнона в засаду и уничтожить две тысячи его воинов, однако до решающей победы было по-прежнему далеко. Лето уже близилось к концу, когда Сципион осадил Утику с суши и с моря, рассчитывая взять ее и закрепиться там на зиму.

Римская армия встал лагерем на мысу Кастра Корнелиа, который выдавался в море южнее города. И здесь тоже надежды его не оправдались: Сципиону пришлось отступить, когда Гасдрубал Гисгон и Сифакс подоспели с юга и встали лагерем примерно в 10 километрах от римлян. Сципион был вынужден снять осаду.

Зимой 203 года до н.э. Сципион, поджидая возможность нанести удар, сделал вид, что готов на переговоры. Карфагеняне тоже согласились. Обе стороны пытались выиграть время. Весной Сципион, в самый разгар мирных переговоров, предпринял внезапную ночную атаку на лагерь противника и разгромил его. Гисгону и Сифаксу с остатком своего войска удалось спастись.

Но спустя месяц карфагеняне собрали новую армию на Великих равнинах, примерно в 120 километрах к западу (близ Сук-эль-Хемис). Это открытый участок земли в форме ромба примерно 30 километров в длину и 15 километров в ширину, запертый в кольце гор в верховьях реки Меджерда (древнее название – река Баград). Узнав о сосредоточении карфагенских сил, Сципион оставил часть войска на осаде Утики, а остальную армию повел вверх по долине Меджерды.

В течение двух дней армии сражались мелкими отрядами, прежде чем перестроиться в боевой порядок. Сципион использовал традиционное построение: гастаты – впереди, триарии – в арьергарде, италийская конница – на правом фланге, нумидийцы – на левом. Противник поместил в центр кельтиберов (испанские воины), на левый фланг – нумидийцев, на правый – карфагенян. Италийская конница и их нумидийские союзники ринулись в атаку и смяли карфагенские фланги. Едва путь оказался свободен, Сципион развернул на флангах принципов и триариев, окружил кельтиберов и полностью уничтожил их в истинно Ганнибаловой манере. Так римский полководец одержал первую значительную тактическую победу в Африке.

После битвы Сципион решил в очередной раз поделить армию надвое. Одна часть войска осталась довершить разгром войска Сифакса, в то время как Сципион двинулся на Карфаген и захватил городок Тюнис рядом с ним. Таким образом, он успешно перерезал линии сообщения Карфагена с глубинными районами материка. Тот же самый ход был предпринят Агафоклом, сиракузским тираном, столетие назад, а также и Регулом. Для того, кто владел Тюнисом, задушить Карфаген не составляло труда, тем более что Рим контролировал и море. В данный момент, скоординировав усилия, римляне вполне могли бы завершить войну.

Ганнибал возвращается на родину

Совет старейшин Карфагена приказал Ганнибалу вернуться и защитить родной город. Зиму 203-202 гг. карфагеняне провели за мирными переговорами, отчасти искренне надеясь добиться результатов, отчасти пытаясь выиграть время в ожидании возвращения Ганнибала. Это стало второй роковой для Карфагена ошибкой. Тит Ливий пишет, что Ганнибал, «скрежеща от гнева зубами», оставил Италию, грозой которой он был 15 лет после победы при Каннах. Карфагенский полководец покинул Италию, где не проиграл ни одной битвы. Ему исполнилось 45 лет.

Ганнибал высадился в Лептисе, близ Хадрумета (современный город Сусс), в 120 километрах к югу от Карфагена. Здесь к нему присоединилось войско, посланное Сифаксом, из 2000 нумидийских всадников. Оттуда полководец направился в глубь материка и встал лагерем близ местечка под названием Зама, находящегося в пятидневном переходе (100-150 км) к западу от Карфагена. Ганнибал, возможно, переместился западнее, рассчитывая на дополнительную помощь со стороны Сифакса, который обещал пополнить ряды нумидийских всадников. Сципион тоже передислоцировался к западу, навстречу Масиниссе.

Согласно Полибию, благополучно встретившись с Масиниссой, Сципион двинулся к городу под названием Маргарон, идентифицировать который не представляется возможным. Ливий называет это место «Нарагарра» (современный Сиди-Юсеф на границе с Алжиром).

Точное место сражения тоже неизвестно. Ученые высказываются в пользу холмистой равнины в 12 километрах на юго-запад от современного города Эль-Кеф. Здесь, а не у стен Карфагена, состоялось главное сражение Ганнибала с Сципионом. И это была единственная битва, проигранная Ганнибалом. Единственная, но решившая все в многолетнем противостоянии двух сверхдержав того времени. И судьбу двух государств, и людей, которые тогда жили и сражались, и Историю Человечества. Битва у местечка Зама стала для Ганнибала его Ватерлоо...

Перед битвой два полководца встретились по предложению Ганнибала. Тит Ливий описывает подробности этой встречи.

Оба полководца долго молчали, не вступая в переговоры. Первым молчание нарушил Ганнибал. Он произнес полную горечи речь об иронии судьбы:

«Надо же было судьбе допустить и такую насмешку, чтобы, взявшись за оружие в период консульства твоего отца и с этим же римским главнокомандующим впервые сразившись, я теперь, безоружным, пришел к его сыну просить мира... Чем я был при Тразимене и при Каннах, тем сейчас являешься ты... Всякому счастью, чем оно больше, тем менее следует верить... Мы не отказываемся признать вашим все, из-за чего началась война, Сицилию, Сардинию, Испанию и все острова, находящиеся между Африкой и Италией... Я, Ганнибал, прошу мира».

После этого карфагенянин трижды протянул римлянину оливковую ветвь. Сципион ее не принял и сказал:

«Я не обманывался, Ганнибал, относительно того, что в расчете на твое прибытие карфагеняне нарушили верность заключенному перемирию и уничтожили надежду на мир... Не отцы наши первыми затеяли войну из-за Сицилии, и не мы из-за Испании: в первом случае опасность союзных нам мамертинцев, а во втором – гибель Сагунта вынудили нас на святую и законную войну; что вы вызвали нас, признаешь и ты сам, и свидетели боги, которые первой войне дали конец, согласный с божескими и человеческими законами, и настоящей дают и дадут такой же...»

И полководцы расстались…

Согласно Полибию, Ганнибал построил армию в три линии. Первую линию составили 12 000 лигурийцев, кельтов, жителей Балеарских островов и пехота из мавров-наемников, то есть те войска, которые возглавлял скончавшийся по пути в Карфаген Магон, младший брат Ганнибала. Впереди первой линии разместили более 80 слонов. Вторую линию составили ливо-финикийцы и коренные карфагеняне: они построились фалангой. В тылу более чем в 200 м позади, построилась третья линия, составленная из Ганнибаловых ветеранов(около 4000 чел.). Карфагенская конница разместилась на правом фланге. 2000 нумидийцев – на левом. Римляне построились обычным боевым порядком.

Начался кровавый бой многих тысяч воинов, который шел с переменным успехом. Атака слонов не удалась: римляне научились выводить эти «боевые машины» карфагенян из строя. Потери обеих сторон были огромными. Чашу весов на сторону римлян склонил удар по карфагенянам – в самый критический момент битвы! – нумидийской конницы во главе с царем Масиниссой. А конница нумидийского союзника Карфагена, царя Сифакса, опоздала: она появилась на поле битвы, когда армия Карфагена была уже разгромлена. Храбро сражались воины Сифакса, но битва была уже проиграна. Гвардейцы Ганнибала – верные ему воины-иберы из Испании – стояли скалой, дрались до последнего...

«...Победил Ганнибала не народ римский, столько раз битый им и обращенный в бегство, но карфагенский сенат своим противодействием и завистью».

Ганнибал

Дело было не в вероломстве и продажности нумидийцев, которых, как утверждают некоторые историки, якобы перекупили римляне. Дело было в том, что за спиной Ганнибала, не обращая внимания на его предостережения, карфагенская правящая верхушка сделала ставку только на берберского царя Сифакса, противника Масиниссы, подписав с ним стратегический союз, В ответ Масинисса своей конницей нанес смертельный удар армии Ганнибала в самый решающий момент битвы при Зама...

Но не мог вообразить Масинисса, переходя на сторону римлян, как они его «отблагодарят». Он полагал, что если он разобъет Ганнибала и Сифакса, то Сонфония станет его добычей, его женой. Не знал он о секретном решении римского Сената, по которому все карфагеняне должны быть или мертвыми, или рабами. И чтобы не попасть в римское рабство, Сонфония была вынуждена выпить чашу с ядом, присланную ей Сифаксом…

…Прекрасная Сонфония была из знатного карфагенского рода. Она вышла замуж за берберского царя Сифакса, чтобы укрепить союз карфагенян и берберов. И именно она сделала все, чтобы Сифакс остался верен Карфагену до конца. Побежденный Масиниссой и Гаем Лелием, легатом Сципиона Старшего, Сифакс был взят в плен и доставлен в Рим, как «украшение» триумфа Сципиона[107]…

Ганнибал проиграл...

Как сообщает Тит Ливий, «Ганнибал, выбравшись с несколькими всадниками, укрылся в Хадрумете; он покинул поле сражения лишь после того, как все возможное было испытано и до боя, и после боя. И сам Сципион, и все знатоки военного дела воздали ему должное за исключительное умение, с каким он в тот день построил свое войско...»

Сбылось предсказание дельфийского оракула. Предрекая победу римлян, он не удержался от выражения своего сочувствия именно к Ганнибалу: «И худшие люди... победят лучшего!»

Итоги Второй Пунической войны

Война продолжалась 18 лет. Противники преследовали разные цели: римляне – полный разгром Карфагена, что открывало им путь к мировому господству, карфагеняне – ослабление Рима, что создало бы предпосылки к установлению союзных отношений с Македонией и Сирией и возникновению в Средиземноморье классической ситуации равновесия сил.

Решающее значение для исхода войны имело сохранение римлянами господства на море. В этих условиях блестящие победы Ганнибала при Тиции, Треббии, Транзименском озере, Каннах могли лишь отсрочить, но не предотвратить поражение при Заме.

В результате II Пунической войны карфагеняне лишились всех своих владений, сохранив за собою лишь территории, прилегающие к метрополии. Но они не отчаялись, продолжали заниматься торговлей и земледелием, и Карфаген вновь начал процветать.

Римляне выиграли войну, но город Карфаген не смогли взять. Он был хорошо укреплен: план оборонительных сооружений был разработан самим Архимедом. У Сципиона Африканского (такое прозвище он получил после победы над Ганнибалом) не хватило сил для его осады, и он вернулся в Рим. Было подписано мирное соглашение, условия которого были самыми тяжелыми для побежденных: Карфаген обязался выплатить колоссальную контрибуцию, сжечь флот, отдать Риму слонов, отказаться от всех своих территориальных владений, за исключением самого города и 50-ти километровой полосы вокруг него. Вдоль этой полосы вырыли ров. Переход карфагенских солдат через ров означал нарушение мирного договора и давал Риму повод для объявления новой войны.

После II Пунической войны Рим стал другим. По мнению Сержа Ланселя, «поход Ганнибала оказал на Рим и всю Италию давление такой огромной силы, настолько ускорил ход событий, что его можно смело считать причиной «мутаций», поразительных не только быстротой своего возникновения, но и широчайшим размахом».

Карфагену предстояло пережить свои «мутации».

Почему Ганнибал покинул Карфаген?

«Не вспоминай других: моего примера достаточно,

чтобы предостеречь от превратностей судьбы...»

Ганнибал

Многие задают вопрос: так почему Ганнибал покинул Карфаген? Из-за поражения?

Как ни странно, популярность Ганнибала среди народных масс оставалась достаточно велика, несмотря на поражение у Замы. Семья Барка, к которой принадлежал полководец, была в Карфагене известна как руководящая в демократической партии сената. На очередных выборах эта партия победила, сместив «олигархическую партию» Ганнона, и Ганнибал стал суффетом, правителем того, что осталось от расчлененной и разграбленной римлянами страны, и сразу же стал осуществлять программу реформ. Поскольку члены олигархического Совета (Совета ста четырех), избираемые на свою должность пожизненно, не подчинялись закону, Ганнибал при поддержке Народного Собрания полностью обновил Совет, ограничил его деятельность и поднял роль Народного Собрания. Он также ввел строгую финансовую дисциплину в государственных органах, что позволило ему, не прибегая к повышению налогов на граждан, использовать все взимаемые на суше и на море пошлины на государственные нужды.

В результате реформ, проведенных Ганнибалом, Карфаген оправился от военного поражения, собрал необходимые средства и в 10 лет (вместо 50) выплатил Риму контрибуцию по условиям мирного договора.

Он приступил также к постепенному восстановлению карфагенской мощи. Так, Ганнибал собрал остатки своих ветеранов и создал из них дееспособную «армию сержантов», говоря современным языком, которую можно было при необходимости быстро пополнить за счет новобранцев. При этом Ганнибал старался не давать римлянам повода для претензий к Карфагену. Для него главным были демократические и экономические реформы, которые бы привели к демократизации общества, развитию ремесел и возрождению могущества города.

Но это не устраивало карфагенскую аристократию. Раньше она бесконтрольно распоряжалась финансами страны, теперь лишилась этой кормушки. Олигархи стали обвинять Ганнибала в… ущемлении прав и свобод гражданина. Внутренние распри, вызванные олигархами и их сторонниками, ослабили позиции Ганнибала.

За 196-й год, который Ганнибал провел в Карфагене в должности суффета, он успел обзавестись изрядным числом серьезных врагов. Тит Ливий пишет, что представители враждебной Ганнибалу фракции Совета старейшин слали в Рим письмо за письмом, обвиняя суффета в тайных контактах с Антиохом, главой государства Селевкидов (на Ближнем Востоке).

Римский сенат посвятил обсуждению этого вопроса одно из своих заседаний, во время которого Сципион, занимавший должность цензора, использовал весь свой авторитет, чтобы не дать хода этим слухам, считая их безосновательной клеветой. Он возражал сенаторам: «Недостойно римского народа принимать на веру измышления ненавистников Ганнибала и унижать римское государство, вмешивая его во внутренние раздоры карфагенских партий».

Благородные слова; жаль, что к ним никто не прислушался.

В 195 году до н.э. римский сенат послал в Карфаген своих послов, которые, не предъявляя никаких обвинений в нарушении мирного договора, просто потребовали у Совета старейшин выдать им Ганнибала. В противном случае Рим угрожал новой войной. «Партия мира» Ганнона, прикрываясь «высшими интересами города», добилась от Совета старейшин решения о выдачи Ганнибала, что открывало бы партии Ганнона дорогу к власти. И к богатствам Карфагена. «Что значит жизнь отдельного человека, как бы ни были велики его заслуги перед Отечеством, в сравнении с судьбой народа?» – лицемерно говорили сторонники Ганнона.

Дабы обмануть бдительность Ганнибала, его карфагенские недруги, устроившие этот визит римлян, распространили слух, что римляне приезжают для улаживания разногласий, возникших между Карфагеном и Масиниссой. Однако обвести Ганнибала вокруг пальца им не удалось. Он уже давно предвидел вероятность того, что ему придется покинуть страну, и заранее принял все необходимые меры.

Ганнибалу удалось скрыться из Карфагена. Он со своими сторонниками направляется на мыс Рас-Кабудия[108], затем на остров Керкина[109]. Вот как это произошло.

Ганнибал отплывает в Тир

В течение дня, когда это случилось, Ганнибала видели на людях, и вел он себя, как обычно. Но с наступлением темноты он отправился не домой, а поспешил, даже не сменив одежды, прямиком к городским воротам, где его ожидали двое ни о чем не догадывавшихся слуг с оседланными лошадьми. Ганнибал скакал всю ночь, время от времени меняя коней, заранее приготовленных для него в нескольких местах, пока не покрыл одним махом огромное расстояние – более 150 километров! – отделявшее Карфаген от его приморского имения, находившегося около мыса Рас-Кабудия, острым клином вдающийся в море на этом побережье тунисского Сахеля. Здесь его ждал корабль, который в течение следующего дня доставил его на Керкину. В гавани острова стояли на якоре несколько финикийских торговых судов, обычно курсировавших между Финикией и портовыми карфагенскими городами. На вопросы узнавших его моряков Ганнибал отвечал, что направляется с важной миссией в Тир.

Затем, опасаясь, как бы весть о его пребывании на Керкине не достигла Тапса или Хадрумета, куда той же ночью мог отплыть один из кораблей, он задумал весьма ловкий ход, один из тех, на какие был неистощим его изобретательный ум. Совершив жертвоприношение, он велел накрыть на берегу пиршественный стол, за который пригласил всех купцов и моряков. Но поскольку стояла жара и солнце пекло нещадно, он попросил капитанов одолжить ему на время паруса вместе с реями, чтобы сделать из них тенты для гостей. Разумеется, на его личном корабле паруса остались в неприкосновенности. Пир затянулся до глубокой ночи, и приглашенные успели изрядно нагрузиться, так что никто из них не заметил, как корабль Ганнибала тихонько снялся с якоря и взял курс на Финикию.

Пока в Карфагене сообразили, что в городе его нет, пока начали розыски и узнали, что его видели на Керкине, Ганнибал уже добрался до Тира. Разве не символично, что величайший карфагенский герой пришел искать приюта в финикийский город, за шесть веков до этого бежала Дидона – легендарная основательница его родного Карфагена?[110]

ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ ГАННИБАЛА

 «Судьба помогает только смелым!»

Вергилий

В 195-183 гг. до н.э. Ганнибал, после Тира побывал в разных странах. Несколько лет он был военным советником царя Антиоха III, который тогда воевал с греками. Осенью 192 году по приглашению Этолийского союза Антиох с армией высадился в Греции и занял Фессалию. Однако уже в апреле 191 года он был разбит у Фермопил войсками Марка Акилия Глабриона и вернулся со своей армией в Эфес. В том же году сирийский флот потерпел поражение от римлян между Ионией и Хиосом. На стороне римлян в этой битве сражались солдаты Ахейского союза, Афин и Македонии, что дало им значительный перевес над войском Антиоха.

В августе 190 года до н.э., в бою у устья реки Эвримедонт, Ганнибал, командовавший сирийским флотом, потерпел поражение от римского флота Луция Эмиллия Региллия, усиленного родосскими кораблями.

Завоевав, как и в войне с Карфагеном, полное господство на море, римляне решили высадиться в Малой Азии. Армия консула Луция Корнелия Сципиона пересекла Геллеспонт. При ней находился и брат Луция Сципион Африканский, победитель Ганнибала. Римские историки именно ему приписывают фактическое руководство боевыми действиями. Здесь же произошла последняя встреча Ганнибала с Сципионом.

Вскоре Сципион Африканский заболел и вернулся в Рим. Его сменил полководец Гней Домиций. Войско римлян было усилено союзной армией пергамского царя Эвмена II. Решающая битва произошла при Магнесии в самом конце 190 или в начале 189 года. Эвмен с пергамской кавалерией опрокинул левое крыло сирийцев. Антиох, возглавивший кавалерию правого фланга, потеснил кавалерию римских союзников, стоявшую на левом фланге. Тут Эвмен атаковал и опрокинул сирийскую пехоту, находившуюся в центре. Антиоха не спасли и боевые слоны. Они только увеличили общее смятение, топча обратившихся в бегство сирийцев. В результате этой победы римляне установили контроль над западными областями Малой Азии.

Находясь в изгнании, Ганнибал думал о новой войне с Римом. По разработанному им плану военные действия предполагалось вести на Апеннинах, где Ганнибал вновь надеялся на помощь италийских племен. Войну он рассчитывал начать в Африке (в Ливии), куда должен был переправиться из Сирии вместе с 10 тысячами пехоты и тысячью всадников. Объединив силы сирийцев с пунийцами, своими сторонниками, Ганнибал планировал переправиться в Иберию. Он рассчитывал, что к новой антиримской коалиции постепенно присоединятся и другие средиземноморские государства.

В 188 году был заключен Аламейский мир, по условиям которого Антиох отказывался от всех своих владений в Греции и в Анатолии к западу от Таврского хребта. Эти острова и земли были отданы римским союзникам - Родосу и Пергаму. Рим оставил под своим контролем только острова Кефалонию и Закинф. С поражением Антиоха у римлян больше не было серьезных соперников в Восточном Средиземноморье. Лишь через сто лет понтийский царь Митридат V Евпатор бросил новый вызов римскому господству[111].

Антиох должен был выдать Ганнибала римлянам, но он этого не сделал и поэтому стал «вечным врагом» Рима. Попрощавшись с Антиохом, Ганнибал направился в Армению, где с одобрения Арташеса I, ставшего в 189 г. до н.э. царем Великой Армении, руководил в 188-187 гг. до н.э. возведением города Арташат в верхнем течении Аракса, используя свой опыт строительства многоэтажных домов и оборонительных сооружений Карфагена.

В 187 г. до н.э. он укрылся в Вифинии, одном из государств Малой Азии, которое было независимым от Рима. И здесь он тоже скорее был архитектором, чем воином. Он строит для Прусия, царя Вифинии, новую столицу Прусу (Брусса) и командует его флотом в сражениях с Евменом Пергамским в Мраморном море. Применив новый прием боя, Ганнибал одержал победу в решающем морском сражении: по приказу Ганнибала вифинийцы забросали пергамские корабли кувшинами с ядовитыми змеями, и матросы в панике покинули свои суда…

«Мой возраст научил меня и в счастье и в беде

полагаться на разум, а не на судьбу».

Ганнибал

…Шел 183 год до н.э. Римляне продолжали преследовать Ганнибала повсюду, не жалея сил и средств. Перед Прусием, царем Вифинии, римский военноначальник Тит поставили дилемму: или он выдает Ганнибала, или римляне объявляют ему войну. У царя не было сил сражаться с Римской империей. И он рассказал Ганнибалу о визите к нему римлян. Ганнибал ответил: «Пропустите их в мой дворец!» И разыгралась последняя драма...

Когда римляне вошли в зал, где на троне сидел Ганнибал, его стража выхватила мечи, чтобы защищать своего полководца. Но повелительным жестом он остановил их.

Римляне медленными шагами приближались к Ганнибалу. Он спокойно смотрел на них. Расстояние сокращалось. Остались последние метры.

Римляне не выдержали и остановились.

Наступила зловещая тишина.

Ганнибал усмехнулся.

Римляне в ужасе смотрели на человека, которого они сейчас свяжут, а через несколько дней доставят в Рим, где его подвергнут самым страшным пыткам и казнят в Колизее под одобрительный рев толпы. Неужели он этого не понимает? На что он надеется?

Ганнибал протянул вперед правую руку, на которой римляне увидели большой перстень, сверкающий драгоценными камнями, и сказал с нескрываемой иронией слова, которые многократным эхом прозвучали в разных странах мира и дошли до нас в XXI веке:

– Настало время положить конец беспокойству римлян, которые потеряли терпение в ожидании смерти ненавистного старца...

Другой рукой Ганнибал открыл перстень и поднес его ко рту. Затем встал, обвел взглядом своих соратников, его прощальный взгляд был спокоен и задумчив, пошатнулся и упал.

В зал вбежал Прусий и встал между бездыханным телом и римлянами. Все схватились за оружие.

– Убирайтесь отсюда! – крикнул царь римлянам. – Я не выдам вам его. Делайте, что хотите со мной, а сейчас... Убирайтесь!

...Погребение тела Ганнибала было совершено по традициям Карфагена. Урна с прахом полководца была предана земле. И закрыта мраморной плитой, на которой только одно слово на финикийском языке:

ГАННИБАЛ

Могила Ганнибала находится рядом с турецкой деревней Гебзе, расположенной над заливом Никомедии.

…Шел 183 год до н.э. И в этом же году, тоже на чужбине, не выдержав травли со стороны своих же римлян, умер другой полководец Сципион Африканский. История сохранила его слова: «Пользуйся моим благодеянием без меня, Родина! Благодаря мне стала ты свободна, благодаря мне все увидят, что ты свободна! Если я стал больше, чем тебе полезно, я ухожу!»

В 185 году до н.э. родился его потомок Сципион Младший, которому было суждено разрушить Карфаген…

Историк Плутарх напишет в своей книге: «Когда это известие (о смерти Ганнибала – прим. авт.) дошло до сената, многим из сенаторов поступок Тита показался отвратительным, бессмысленным и жестоким, он убил Ганнибала,.. убил без всякой необходимости, лишь из тщеславного желания, чтобы его имя было связано с гибелью карфагенского вождя. Приводили в пример мягкость и великодушие Сципиона Африканского... Большинство восхищалось поступками Сципиона и порицало Тита, который наложил руку на того, кого сразил другой»[112].

Прометей похищает для людей божественный огонь

Парадокс, но самый знаменитый сын Карфагена практически и не жил в Карфагене, подмечает историк Серж Лансель[113]. Ганнибал провел на родине всего несколько лет, в том числе в течение одного года, когда он возглавлял карфагенское правительство. Он прекрасно знал нравы и обычаи иберов, близко общался с кельтами, наконец, испытал на себе влияние италийского жизненного уклада, равно как и культуры греческих городов Южной Италии и эллинистического Востока. Но знания многих культур и многих языков ни в малейшей степени не притупили в его душе чувства принадлежности к родной культуре, верности своей религии и преданности интересам своей родины.

Ганнибал был воспитан на идеалах и героях эллинизма. Одним из этих идеалов было высокое Предначертание Человека и Человечества. В античной мифологии это представление воплотилось в сказание о титане Прометее (это имя переводится как «провидец»), который спас человечество от невежества и гибели. Ради этого он похитил для людей с неба божественный огонь, вдохнул в человека разум и научил его искусствам, чем и вызвал ненависть всемогущих олимпийских богов.

В драме афинского поэта Эсхила «Прометей прикованный», которую любил читать и слушать Ганнибал, титан Прометей, волею Зевса пригвожденный к скале и обреченный на вечные муки, гордо повествует о своих заслугах перед родом человеческим:

Ум и сметливость

Я в них, дотоле глупых, пробудить посмел...

Они глаза имели, но не видели,

Не слышали, имея уши. Теням снов

Подобны были люди, весь свой долгий век

Ни в чем не смысля. Солнечных не строили

Домов из камня, не умели плотничать,

А в подземельях, муравьями юркими,

Они без света жили в глубине пещер.

Примет не знали верных, что зима идет

Или весна с цветами, иль обильное

Плодами лето — разуменья не было

У них ни в чем, покуда я восходы звезд

И скрытый путь закатов не поведал им.

Премудрость чисел, из наук главнейшую,

Я для людей измыслил и сложенье букв,

Мать всех искусств, основу всякой памяти.

Я первый, кто животных приучил к ярму,

И к хомуту, и к вьюку, чтоб избавили

Они людей от самой изнурительной

Работы. А коней, послушных поводу,

Красу и блеск богатства, я в повозки впряг.

Не кто иной, как я, льняными крыльями

Суда снабдил и смело по морям погнал.

Вот сколько ухищрений для людей земных

Придумал я, злосчастный...

...Прежде не было

Спасенья от болезней. Ни травы такой

Ни мази, ни питья не знали смертные

И гибли без лекарства до тех пор, пока

Я всяких смесей болеутоляющих

Не указал им, чтоб любой пресечь недуг...

А богатства, скрытые

В подземных недрах, — серебро и золото,

Железо, медь, — кто скажет, что не я, а он

Их обнаружил первым и на свет извлек?

Короче говоря, одну ты истину

Запомни: все искусства — Прометеев дар[114].

И в заключение позвольте привести еще одно свидетельство, о котором повествует в своей интереснейшей книге о Ганнибале Серж Лансель. Речь идет о другом «Прометее», созданном в 1797 году. Но снова возникает образ Ганнибала…

«Еще более поразительной выглядит суждение «папы» неоклассицизма Винченцо Монти, в своем «Прометее» назвавшего Наполеона «вторым Ганнибалом и освободителем Италии». После этого уже не приходится удивляться, читая проникнутые восторженным энтузиазмом и искренней теплотой страницы, принадлежащие перу самого Бонапарта и написанные французским императором в изгнании, которое окончательно уравняло его судьбу с судьбой древнего карфагенянина:

«Это был самый отважный человек и, возможно, самый непредсказуемый; человек изумительной дерзновенности и уверенности в себе; человек с поистине неохватным кругозором. В 26 лет он умел постичь вещи, другим казавшиеся непостижимыми; умел добиться того, что другим представлялось неосуществимым. Покинув родину, он ринулся в края, населенные чужими, враждебными народами, поставив перед собой цель покорить их всех; пересек Пиренеи и Альпы, считавшиеся непреодолимой преградой, и, потеряв половину армии, вышел в Италию, где его ждали только новые битвы; захватив, в конце концов, эту страну, он на протяжении 16 лет удерживал ее в своей власти, не раз подвергая смертельной опасности столь сильного врага, как Рим, и не выпустил своей добычи до тех самых пор, пока его противники не усвоили им же преподанных уроков и не перенесли место схватки на его родную землю». В этих строках нашло выражение не только стремление пленника Хадсона Лоу подчеркнуть свое внутреннее родство с давно умершим невольным гостем царя Прусия, но и его явное желание отдать великому предшественнику долг сыновней почтительности»[115]

Допуская, что можно сказать лучше, чем Наполен и Серж Лансель, мы подписываемся под этими словами в знак нашей почтительности перед светлым образом Ганнибала. Но не прощаемся с ним: читатель увидит, что еще не раз новые герои Истории Туниса и новые события будут снова и снова возвращать нас в древний Карфаген и еще не раз придется нам вспомнить Ганнибала.

ТРЕТЬЯ ПУНИЧЕСКАЯ... ПОСЛЕДНЯЯ ДЛЯ КАРФАГЕНА

«Censeo Carthaginem esse delendam!»

(«Я утверждаю, что Карфаген должен быть разрушен!»)

Знаменитая фраза римского сенатора Катона,

которой он неизменно заканчивал все свои публичные речи

Что же произошло после того, как Ганнибал покинул Карфаген?

Власть в Карфагене захватила партия Ганнона, лозунг которой был «мир любой ценой». Сторонники Ганнибала ушли в оппозицию, и после его смерти прекратили существование в качестве самостоятельной политической силы. Многим карфагенянам тогда казалось, что все дело было в Ганнибале, который никак не хотел ужиться с Римом и стремился постоянно воевать с ним. Тогда как Ганнон, который избегал конфликтов и уступал римлянам, обеспечил Карфагену «мирную жизнь», которую ничто не омрачало.

Так текли годы. «Партия мира» господствовала в Совете старейшин и, надо признать, успешно управляла государством, вся территория которого сократилась до размеров Москвы в пределах МКАД. Маленькая армия охраняла его 150-километровую границу. Внешние враги больше не тревожили Карфаген, который превратился из мировой державы во второразрядный город на побережье Средиземного моря. Карфагеняне торговали и обогащались. Вопреки предсказаниям пессимистов, немедленной катастрофы не произошло. Идиллия продолжалась не год и не два, а около тридцати лет. За это время Ганнон и другие сторонники мира скончались в почете: ведь их «правота» была доказана жизнью. Так казалось современникам…

Но проходят эти тридцать лет, и Рим обрушивается на Карфаген всей своей военной мощью. Да так, что Карфаген пунический был стерт с лица земли! За «мир любой ценой» приходится всегда платить самую страшную цену... И всегда платят потомки!

Но не только ненависть римлян к противнику, пусть даже поверженному, привела к Третьей Пунической. Были причины и экономические. Карфагеняне умели торговать лучше всех в Средиземноморье. Несмотря на утрату армии и флота, Карфаген вновь поднялся за счет успехов в торговле. Рим также развивал торговую деятельность в Средиземноморье, но не выдерживал конкуренции со своим разгромленным врагом (отчасти это напоминает взаимоотношения между Японией и США после Второй мировой войны). И Рим знал только один способ борьбы с торговым конкурентом – военный.

Были причины и политические. Рим покорил все Средиземноморье, достиг мирового господства, и не мог допустить, чтобы у него в тылу процветало сильное, хоть и малое, государство. Римляне полагали, что Карфаген потенциально опасен, несмотря на свою ничтожную площадь и малочисленную армию. По мнению римлян, Карфаген мог потратить имеющиеся у него средства на военные цели. За считанные месяцы Карфаген мог бы закупить оружие, организовать наемную армию, начать войну против Рима и вернуть себе независимость. Сами римляне поступили бы именно так, и они не могли понять иную ментальность, отдававшую предпочтение радостям долгожданного мира. Они не верили мирной политике Карфагена и постоянно ожидали от него подвоха.

Были причины психологические. Карфагеняне - торговцы, ремесленники и земледельцы, мерили все выгодой. Они не могли представить, что у римлян – иное отношение к действительности. Так, карфагеняне считали, что у них сложились с Римом взаимовыгодные, а значит, прочные отношения. Ведь за счет контрибуции и налогов с Карфагена римляне успешно вели военные действия на Востоке. При этом они могли быть спокойны за свои южные и западные границы, поскольку побежденный Карфаген угрозы для Рима не представлял. Зачем же им что-то менять в столь удобном для них modus vivendi?

Дальше этого аналитические способности карфагенских старейшин не простирались, но римляне оценивали ситуацию иначе. У них, если можно так выразиться, был менталитет профессиональных убийц.

Римляне никогда не заключали мира искренно и стремились все захватить, то их договоры, собственно говоря, являлись только перерывами в войне. Они включали в них условия, служившие всегда зародышем гибели государства, которое их принимало: они заставляли выводить гарнизоны из крепостей или ограничивали число сухопутных войск, или требовали выдачи им лошадей и слонов. Если же народ был сильным на море, то они его обязывали сжечь свои корабли, а иногда требовали его выселения из прежнего места вглубь страны.

Они легко нарушали договоры. Известно, как были обмануты этолийцы, положившиеся на верность римлян. Римляне заявили, что слова «положиться на верность врага» обозначают потерю всех вещей, людей, земель, городов, храмов и даже гробниц.

Они злоупотребляли тонкостью терминов своего языка. Они, в конце концов, полностью разрушили Карфаген в 146 г. до н.э. и заявили, что это соответствует «мирному договору»: Рим обещал «сохранить государство, но не город».

Когда в каком-либо государстве Средиземноморья возникали раздоры, римляне немедленно брали на себя роль судей. Благодаря этому они были уверены в том, что против них будет выступать только та сторона, которую они осудили. Если претенденты на престол имели общих предков, то они иногда объявляли обоих царями; если же один из них был малолетним, то они решали дело в его пользу и брали на себя его опеку. Дошло до того, что цари и народы стали их подданными, не зная даже точно, на каком юридическом основании; ибо римляне считали, что достаточно было какому-либо народу услышать о них, чтобы тем самым он стал их подданным.

Римляне всегда придерживались правила разделять силы народов. Вот Ахейская республика состояла из союза свободных городов, а римский Сенат объявил, что отныне каждый город будет управляться по своим собственным законам и не будет зависеть от общей власти. Республика распалась, и вскоре каждый город оказался в руках римлян. Авторы воздержутся проводить аналогии с современностью и предоставят это читателю.

«Война по любому поводу!»

Уничтожение Карфагена стало государственной необходимостью номер один, и, покорив Восток, Рим вернулся к этой задаче. Убийца должен был сделать по своей жертве контрольный выстрел!

Былые победы Ганнибала оказали на римлян огромное психологическое воздействие, и ничто не могло заставить позабыть кошмар, который они пережили после битвы при Каннах.

Шли годы, но поколение за поколением воспитывалось в страхе и ненависти к Карфагену. На это работала вся пропагандистская машина Рима. Даже матери пугали непослушных детей фразой: «Ганнибал у ворот!»

Древнеримских матрон поражала краса

Не богатством убора, не чертами лица...

Молчаливо и споро дом, хозяйство ведет...

Целый день на ногах... Ганнибал у ворот...

И, над прялкой склонясь, мужа-воина ждет...

Виктор Гюго (1771)

Что же стало поводом к III Пунической войне? Этот повод – мину замедленного действия – римляне заложили в мирный договор, подписанный с Карфагеном... еще за тридцать лет до этого.

Карфаген веками владел землями кочевых нумидийских племен вокруг города и держал кочевников в узде. А после заключения мирного договора с Римом ситуация изменилась: карфагенская армия была малочисленной, да и руки у нее были связаны запретом пересекать границу 50-ти километровой зоны вокруг города. Представьте, что Москва имеет право отражать агрессию только в пределах бетонки!

Со временем кочевники это поняли и стали устраивать мародерские набеги на Карфаген, терроризировать население, зная, что карфагеняне не смогут их преследовать за пределами «зоны». Налетая внезапно, грабя, захватывая добычу и пленных, кочевники тут же отступали на свои базы, находившиеся за запретной чертой. Но в 149 году до н.э., когда кочевники вновь напали на пригород Карфагена, вновь учинили разбой, пленили молодых девушек, группа молодых карфагенян не выдержала, и бросилась в погоню. За ней последовали и другие, доведенные до отчаяния грабежами и убийствами.

Они пересекли границу, установленную договором, догнали разбойников, и разгромили их лагерь. Именно это и нужно было римскому Сенату. Он тут же начал действовать. Программа уничтожения Карфагена была уже давно разработана, в нее внесли последние коррективы.

Сначала Сенат прислал карфагенскому Совету старейшин ноту с указанием на нарушение мирного договора и с требованием наказать «виновных». «Виновные» карфагеняне были казнены!

Затем римляне потребовали распустить малочисленную карфагенскую армию. И это требование тоже было выполнено. Воинам приказали сдать оружие на хранение в арсенал и разойтись по домам, поскольку «Карфагену ничего не грозит». Затем римляне потребовали передать им все оружие, и Совет старейшин вывез и передал римлянам содержимое оружейных складов.

Видя, что карфагенские старейшины соглашаются со всем, что от них требуют, римляне заявили, что отныне Карфаген лишается права на морскую торговлю. Лишается – и все. Точка! И только тогда Совет старейшин возразил: «Все, что нам остается, это торговля. А где же нам торговать, если не на море – в пустыне, с кочевниками?» «Вы не хотите мира на справедливых условиях? – ответили римляне. – Тогда будем воевать!»

И они объявили Карфагену войну. Римляне взяли у него все, что могли, мирным путем, а теперь им предстояло уничтожить Карфаген силой оружия. Рим приступил к переброске своих войск через море для осады и штурма города.

Волею судьбы римскую армию возглавил в 147 году Сципион Эмилиан, потомок Сципиона Африканского. Но если Сципиону противостоял Ганнибал и его армия, то перед Эмилианом был беззащитный Карфаген.

Весной 149 года до н.э. римские легионы подступили к стенам города. На требование римлян покинуть Карфаген и искать себе другое место для жизни карфагеняне ответили отказом. Первый штурм – жители отбивают его. Второй – римляне несут большие потери и снова отступают. Начинается осада, которая продлится три года!

ГИБЕЛЬ КАРФАГЕНА

«Сколько крови пролил воитель Сципион, когда всеми силами стремился ниспровергнуть Карфаген, врага и соперника Римской империи!»

Ричард де Бери

«Этот народ, о котором, если рассматривать его в частности, можно немало сказать достославного, показал, что кроме материальных благ (к приобретению которых он так неутомимо стремился в течение целых столетий) ему доступно было нечто высшее, облагораживающее человеческую природу – его национальная честь».

О. Йегер о карфагенянах

Нет ни одного образованного человека, который бы не знал о трагической осаде Карфагена. Какими бы ни были страшными сцены гибели города, но о величии духа и национальной чести Человека говорят они больше, чем о бесчеловечности и жестокости.

В эти последние годы, месяцы, дни и даже часы своего существования карфагеняне выказали мужество, достойное спартанцев, сражавшихся у Фермопил. Все предложения о сдаче отвергались, следовавшие друг за другом штурмы наталкивались на беспримерное сопротивление горожан. Мужчины и женщины днем и ночью работали в мастерских, изготовляя по 300 мечей, до 140 щитов, по 500 копий и дротиков и до тысячи стрел для баллист каждый день. Для строительства кораблей переплавляли медные статуи, брали деревянные балки из общественных и частных зданий.

Жители Карфагена защищались отчаянно и самоотверженно! Лопались жилы катапульт – женщины жертвовали своими волосами. Раненые не покидали рядов обороняющихся, сражаясь до конца, до последнего вздоха. Юноши и мальчишки подбирали оружие погибших отцов и шли в бой.

Так продолжалось три года. Постепенно силы защитников таяли, и, в конце концов, весной 146 г. до н.э. римляне ворвались в город. Уличные бои шли шесть дней и шесть ночей. Карфагеняне защищали стену за стеной, улицу за улицей, дом за домом, комнату за комнатой. Огонь перекидывался с одного здания на другое. Из рушащихся домов, писал греческий историк Аппиан, «вместе с камнями вываливались на середину улиц вперемежку и мертвые, и живые... Другие же, сбрасываемые и падавшие с такой высоты вместе с камнями и горящими балками, испытывали огромные страдания, ломая кости и разбиваясь насмерть... Кавалерия скакала по трупам и раненым, раскраивая лица и черепа... Люди, точно мусор, заполняли рвы...»

Руководивший обороной города Гасдрубал в последний момент предпринял попытку прорваться из Карфагена, но был отброшен. Противостояние достигло такого накала, что Гасдрубал не выдержал, и решил сдаться на милость победителя. Он вышел из осажденного города, встал на колени перед Сципионом и протянул ему меч. На какое-то время бой прекратился. Стоявшая на крепостной стене Софонисла, жена Гасдрубала, бросила мужу проклятья и, взяв за руки двух детей, вошла в горящий храм Баал-Хаммона-Эшмуна, который обороняли последние защитники города, и бросилась в огонь.

Секретная статья решения римского Сената гласила: каждый карфагенянин должен быть или мертвым, или рабом. Следуя примеру Софонислы, самоубийством покончили еще пятьдесят тысяч карфагенян, женщины с детьми. Они не знали о решении Сената, но знали, что пощады от римлян не будет.

Они сделали выбор: умереть свободными, но не быть рабами Рима.

Последние оставшиеся в живых, тяжело раненые и изувеченные люди, либо были перебиты на месте озверевшими римлянами, либо, как и сдавшегося генерала Гасдрубала, их ждало позорное рабство. Легионеры Сципиона после того, как все, что могло, выгорело в безумном пожаре, еще долго грабили и разрушали дом за домом...

Будь ты трижды проклят, Рим!

«Квинкверема, на которой нашли себе убежище Хирам, Сидон, Тала, нумидийцы Гермон, Офир и некоторые близкие Гермону люди, удачно прорвалась сквозь флот римлян, уничтожив ударами грозного тарана несколько вставших на ее пути судов. За квинкверемой Хирама прорвалось еще несколько карфагенских судов. Но римляне скоро оправились, завязался отчаянный бой с другими покидавшими порт Карфагена судами, и карфагенян погнали обратно в порт, куда следом ворвались римские суда.

Тут, в узком пространстве, где суда с трудом могли развернуться, началось беспощадное истребление последних морских сил Карфагена. К утру от карфагенского флота не уцелело ни единого корабля, кроме тех немногих, которые успели прорваться.

Хирам, видя, что его отчаянный план терпит неудачу, хотел вернуться в порт и погибнуть, сражаясь с врагами отчизны, но Гермон запротестовал.

- Над Карфагеном свершается суд небес! - сказал  он. - Мы уйдем отсюда. Мы вернемся к родным берегам древней Финикии, откуда пришли сюда.

И легкое суденышко помчалось с безумной быстротой, навсегда покидая берега, где свершался последний акт беспримерной исторической драмы - гибели целого народа. Этот великий народ мог спасти ценой унижения и рабства свою жизнь. Но было еще одно условие: покинуть морские берега, отказаться от моря. И народ предпочел погибнуть.

На корме убегающей квинкверемы рядом стояли Хирам и Офир. Глаза молодой девушки были полны слез, мрачен и грозен был взор воина.

- Будь, проклят ты, гордый и беспощадный Рим! - произнес Хирам. – На этот раз ты торжествуешь. Ты истребляешь своих врагов, ты захватываешь все новые и новые края. Тебе все тесно в этом мире, тебе все мало побед. Но настанет день, когда тебя раздавит от тяжести награбленного. Твою кровь отравит смертельный яд, потому что с каждым новым варварским поступком своим ты пьешь частицы яда. За тех, кого погубил ты, придут неведомо откуда страшные мстители. В водах Тибра омоют свои копыта кони пришельцев. Стены Рима будут разрушены, его храмы осквернены, его святыни оскорблены, как сейчас ты, Рим, оскорбляешь святыни других. Будь ты трижды проклят, Рим!»

Отрывок из романа Эмилио Сальгари «Гибель Карфагена»

Пророчество Сципиона

Карфаген горел 17 дней и ночей. Поднявшись на храмовую площадь, Сципион Эмилий Младший зачитал речь, приготовленную для него жрецами. В этой речи каждое слово красноречиво говорит о менталитете римлян. Это программа «выжженной земли», тотального истребления целого народа. Это – геноцид!

Судите сами. Вот текст, зачитанный Сципионом: «Бог смерти и войны, всели дьявольский ужас в этот проклятый город Карфаген! Мы проклинаем с наивысшей силой этих людей и их войско! Мы проклинаем всех, кто занимал эти дворцы, всех, кто работал на этих полях! Всех, кто когда-либо жил на этих землях! Мы молим, чтобы они никогда не увидели больше небесного света. Пусть вечное безмолвие и опустошение воцарятся здесь! Пусть будут прокляты те, кто вернется! Пусть дважды прокляты будут те, кто попытается восстановить эти руины!»

Проклятье прочитано. Выполнены все ритуалы...

А дальше произошло вот что. Текст Сципион зачитал, но в душе его бушевали совсем другие чувства. Смотрите, что сейчас произойдет...

На холме остались двое, Сципион и Полибий. Первый не мог уйти и продолжал смотреть, как умирал у его ног, догорая, безмолвный город. Город, который так и не встал перед ним на колени. И внезапно Полибий увидел, как по щеке консула, видавшего все ужасы войны, потекла слеза.

– Что с тобой? – спросил Полибий. Сципион вдруг начал читать стихи из «Илиады» Гомера:

Будет некогда день,

и погибнет священная Троя,

с нею погибнет Приам

и народ копьеносца Приама.

– Что ты хочешь этим сказать?

Продолжая смотреть на дымящиеся руины, Сципион добавил:

– Предчувствую, что мы совершили непоправимое. Боги нас осудят. Предчувствую, что такая же судьба постигнет и мой город.

И он оказался прав: проходит шесть веков, и так же в огне и пожарищах погибнет Вечный Рим от рук варваров, предков современных европейцев...

«Разве этот Сципион не должен был сам себе задать вопрос: какая польза была бы для Рима, если бы после совершенного уничтожения политического могущества Карфагена было разорено это старинное средоточие торговли и земледелия и кощунственно ниспровергнут один из главных столпов тогдашней цивилизации?»

Т. Моммзен

Выполняя решение Сената, римляне стерли Карфаген с лица земли, а его уцелевших жителей продали в рабство. Золото, сокровища, бесценные произведения искусства были вывезены в Рим. После того, как пожар утих, над руинами города был насыпан огромный земляной холм, а затем земля была посыпана солью. Как проклятое место. По языческому обычаю. Римский Сенат запретил селиться и строить на территории Карфагена. Рим боялся даже мертвого Карфагена.

Огненный Апокалипсис унес не только жизни десятков тысяч людей и архитектурные памятники. Сгорели бесценные книги и папирусы, уникальные документы, в том числе сокровища знаменитой карфагенской Библиотеки. Хотя из Библиотеки были вывезены труды карфагенских ученых, в том числе знаменитого агронома Магона[116]. Уцелевшие частные собрания книг попали в руки нумибийских правителей. В пламени погибли многие письменные источники, которые могли бы рассказать о величии уничтоженной римлянами цивилизации. С тех пор история Карфагена известна главным образом в изложении древних греков или его злейших врагов – римлян.

«Кто не содрогнется перед столь нечестивым всесожжением, где проливаемую кровь заменяют чернила, где тлеющие угли потрескивающего пергамента орошаются этой кровью, где столько тысяч невинных, не осквернивших свои уста ни единой ложью, истребляет всепожирающее пламя, где столько сокровищ вечной истины беспощадный огонь превращает в дымящийся пепел?»

Ричард де Бери о гибели карфагенской Библиотеки

«Нет повести печальнее на свете...»

Римлянам не удалось предать забвению Карфаген, хотя и приложили к этому они титанические усилия. Как воспеваются до сих пор достоинства Рима – «спасителя человечества» от «карфагенского варварства»! Как продолжается до сих пор дискредитация противника Рима – «пожирателя детей», «исчадия ада»! Сколько томов исписано историками апологетами Рима на эти темы! И сколько еще будет повторено и перепето подобных домыслов теми, кто не хочет узнать и понять исчезнувших по вине Рима народ и цивилизацию! Цивилизацию, которая стала одним из краеугольных камней Европейской Культуры...

Память об этом талантливом народе мореплавателей, первооткрывателей, землепроходцев жива не только в трудах археологов, историков, ученых, сорвавших завесу лжи, но и сохранилась в географических названиях: «Тунис», который был назван в честь богини Танит, «Испания», что означает «Берег кроликов». И даже слово «Европа» – финикийское, а переводится оно на русский язык как «Заходящее Солнце»... И не только в географических. Когда мы пишем и произносим русские слова, мы не догадываемся, что пишем мы финикийские буквы, а среди слов русских попадаются и финикийские...

Как разрушительны агрессивность и злость!

В 1996 году на экскурсию в древний Карфаген отправился Андрей Вознесенский. Оказавшись там, он увидел превращенный в руины город. «Как же наша древняя агрессивность и вековая злость разрушительны!» – сказал поэт и написал поэму, в которой полемизирует с сенатором, известным у нас под именем Катон, а у древних римлян как Като:

Как картофель в фольге,

запекает Луна камни.

Наши помыслы святы.

Рабом быть стыдно.

Мы разрушили наш Карфаген, Като.

Неужели мы станем архитекторами пустыни?

Тайные богатства Карфагена

О спрятанных в земле богатствах Карфагена до сих пор ходят легенды. Одна из них появилась среди римлян уже после поражения их противника. Алчные грабители, разорившие город и сравнявшие его с землей, не могли успокоиться на этом. Им все казалось, что богатые карфагеняне перед последней схваткой сумели попрятать драгоценности. И в течение долгих лет искатели сокровищ рыскали по мертвому городу в надежде найти хоть что-нибудь. История одного из них стала в те времена настолько известной, что передавалась из поколения в поколение...

Имя «археолога» было Сецеллиус Бассус. Задавшись идеей отыскать богатства, припрятанные в земле Карфагена, он потратил многие месяцы, заставляя своих рабов перекапывать сады, прочесывать склады и амбары. Все безуспешно. Но как-то приснилось ему, одержимому, что где-то в подземелье лежат сундуки, полные драгоценных украшений и золотых цепочек. Халдейский жрец растолковал тот сон так: мол, существуют эти клады в Карфагене, только больно глубоко запрятаны, и, чтобы достать их, нужно много землекопов.

Ободренный Бассус заявился в Рим, и прямиком к императору Нерону. Рассказал о сокровищах, умолчав лишь о том, где он их видел, попросил помощи. Римский властелин увидел в этом свой интерес – если богатства будут найдены, то, Бог с ним, с негоциантом, пополнят сокровища римскую казну. Снарядил он несколько тысяч легионеров и послал с Бассусом за море.

Перевернули эти «археологи» всю землю на территории бывшего города, но ничего не отыскали. Весть о неудаче достигла Рима, и разъяренный Нерон потребовал крови неудачливого искателя кладов. Он ее получил – Бассус, узнав о приказе императора, вскрыл себе вены.

Эта легенда, впрочем, не мешает до сих пор многим верить в существование подземных хранилищ, в которых упрятано добро древних жителей Карфагена. Последователей Бассуса встречать нам здесь не приходилось, но один из добровольных гидов, которых можно встретить на холме Бирса, на полном серьезе уверял, что сокровища находятся в большой пещере, вход в которую охраняют Джинны, и потому туда никогда никому не попасть. Но лично он может этих джиннов усыпить...

К слову, на карфагенских развалинах многие пытаются сделать свой, пусть небольшой, бизнес. Туриста будут вежливо уговаривать приобрести небольшие фигурки, светильники, статуэтки, якобы найденные во время раскопок. Ясно, что все эти «древние» сувениры сделаны в наше время, как говорил Бендер, «на Малой Арнаутовской». Но приезжие с удовольствием их приобретают – на память о посещении исторических мест.

Что касается лукавых продавцов «древностей», то язык не поворачивается обвинять их в жульничестве. Надо просто знать, что эта работа – единственное средство их существования. Каждый зарабатывают на хлеб тем, чем может. Эти – кормятся за счет славы Карфагена. И то хорошо...

Легенды легендами, но море до сих пор выбрасывает на пляжи Хаммамета античные монеты... И до сих пор в земле Туниса находят и золотые клады, и мозаичные панно, и мраморные скульптуры…

«Карфаген должен быть сохранен!»

«Я призываю ученых нового поколения пересмотреть свидетельства Истории в данном случае и восстановить подлинную сущность Ганнибала, его народа и его города».

Гарольд Лэмб

Исторический казус – мирный договор между Карфагеном и Римом был подписан только в 1985 году, через 2131 год после разрушения карфагенянских стен воинами Рима. И вот как это произошло.

Карфаген, столица великой античной империи Северной Африки, вновь напомнил о себе в середине 80-х годов ХХ столетия. Давным-давно поросли травой следы боевых колесниц, сгорели в пламени пожаров могучие стены, полегли в землю десятки тысяч защитников Карфагена, и вдруг о великом городе вновь заговорили. Теперь уже не историки, писатели или ученые со страниц учебников истории, романов и научных исследований, а журналисты с газетных полос. И это стало лучшим доказательством неослабевающего интереса к легендарному памятнику человеческой культуры.

Мэр Рима Уго Beтере и мэр Карфагена Шедли Клиби, в то время Генеральный секретарь Лиги арабских государств, поставили в 1985 году свои подписи под документом, подводящим последнюю черту старой вражде двух некогда великих и могучих средиземноморских соперников. Век нынешний, естественно, наложил отпечаток на текст договора, в котором помимо констатации факта прекращения войны провозглашается состояние мира – без упоминания о том, кто победил!

В договоре содержатся статьи, которые не способны были бы появиться в подобном же тексте, будь он составлен не в 1985, а в 146 году до н.э., когда погиб Карфаген. Да, цивилизация берет свое, и поэтому главные заботы «мирного времени» мэры двух городов определили для себя так: обмен информационными и культурными программами. Воистину благородный финал многовековой драмы!

«Карфаген должен быть сохранен, а не разрушен!» – воскликнул карфагенянин Шедли Клиби во время церемонии подписания договора, через две тысячи лет ответив на призыв непримиримого врага карфагенян римлянина Катона. «Карфаген должен быть разрушен!»– провозглашал Катон тогда под сводами Сената, и эти слова, как проклятие, зависли на долгие века над головой жителей Карфагена.

Фразу Шедли Клиби процитировали все газеты, все органы массовой информации, уделившие внимание этому неординарному событию – символическому акту замирения бывших смертельных противников. Можно только пожелать, чтобы все конфликты, которые и сейчас сотрясают планету, закончились таким договором! Слишком много горя и страданий вынесла наша Земля, всей своей многовековой Историей заслужила она мира и благополучия.

ГЛАВА IV. ПРОКОНСУЛЬСКАЯ ПРОВИНЦИЯ АФРИКА[117]

В список Всемирного наследия включены

четыре памятника Туниса, относящиеся к Античности:

Карфаген, Керкуан, Эль-Джем и Дугга.

Месть Карфагена

В 122 г. до н.э. римский сенат по предложению народного трибуна Гая Гракха решил восстановить Карфаген, присвоив ему другое имя – Юнония…

Гай Гракх! Кумир римского народа! С его именем связана первая попытка во II веке до н.э. построить римский Карфаген.

Один из трибунов Рима предложил основать римскую колонию на территории бывшего Карфагенского государства, причем основателем ее, предложил этот трибун, должен был быть сам Гракх. Разумеется, Гаю ничего не стоило отказаться и поручить это дело кому-нибудь из своих друзей. Но он с радостью ухватился за это предложение.

В 122 г. до н.э. Гай Гракх прибыл в Африку. Он мог основать будущий город где угодно. Но он выбрал именно то место, где некогда стоял Карфаген, – то самое место, над которым Сципион за 24 до этого произнес страшное заклятие, обрекая город на исчезновение.

Последствия его выбора места были поистине ужасны. «Божество, – сообщает Плутарх, – всячески противилось новому основанию Карфагена... Ветер рвал главное знамя из рук знаменосца с такой силой, что сломал древко, смерч разметал жертвы, лежавшие на алтаре». Но Гая невозможно было остановить. Ни вихри, ни мрачные знамения не могли сломать упорства народного трибуна. Он заставил дрожавших от ужаса людей вбить колышки, чтобы отметить границы будущего города. Но ночью появились волки, и эти звери, как пишет Аппиан, «вытащили и засыпали (?!) все пограничные знаки…»

Гай Гракх вернулся в Рим совершенно измученным, почти невменяемым. У него нельзя было добиться, что же произошло в Африке. При одном упоминании о Карфагене, как сообщает Аппиан, он становился, как безумный, кричал, что все ложь, никаких волков не было, так что казалось, что в него вселился один из потревоженных им демонов. Не только сенат, но и народ поражен был всем происшедшим, и поведение Гракха представлялось ему кощунством. И сенат отказался от создания этого поселения…

Гая ждало еще одно горькое разочарование. Возвратившись в Рим, он на своем опыте познал истину, давно возвещенную Аристофаном. Народ, говорил он, подобен избалованному юноше, за которым ухаживают толпы поклонников-демагогов, а он капризничает, привередничает и дарит свою благосклонность то одному, то другому, едва ли не каждый день меняя любимцев. И каждый демагог стремится перещеголять другого. Гай уехал на 70 дней, а в таких случаях, как гласит пословица, «с глаз долой – из сердца вон». Появились у народа за это время другие ловкие льстецы и поклонники.

Как бы то ни было, когда Гай выставил свою кандидатуру в трибуны на третий срок, он не добрал голосов. Когда подсчет был окончен, и выяснилось, что Гракх не будет трибуном, враги его засмеялись от счастья. Гай, как сообщает Плутарх, «потерял власть над собой» и закричал, что их «смех – предсмертный», «они еще не подозревают, каким мраком окутали их все его начинания».

…Через сто лет той же мечтой загорелся Цезарь. Он «записал себе на память, что следует заселить Карфаген». Но, как только он принял это решение, подчеркивает Аппиан, Цезарь «погиб от рук врагов в здании римского сената. Его приемный сын, прозванный Августом, найдя это указание в записях отца, основал нынешний Карфаген очень близко от прежнего, но остерегаясь проклятой земли древнего города»[118].

Восстание Югурты

«Я ведь – Югурта, который стяжал победу!

Но для этого пришлось ждать тысячелетия...»

Хабиб Бургиба, первый президент Туниса

После падения Карфагена (146 г. до н.э.) на протяжении девяти веков история Северной Африки была тесно переплетена с судьбами римского мира, причем она нередко становилась ареной событий, имевших решающее значение для истории самого римского государства.

Любитель исторических аналогий и метафор, первый президент Туниса Хабиб Бургиба часто сравнивал себя с восставшим против Рима в 111 г. до н.э. нумидийским царем, агеллидом Югуртой. С тем смелым и яростным вождем берберских племен, который поднял меч против могущественной державы, только что сокрушившей Карфаген. Но президент, которого величали «отцом тунисской нации», гордо уточнял: в отличие от своего героя, Бургиба – «не поверженный, а победивший агеллид»![119]

Поэтому мы вправе посмотреть на далекие события в римской провинции Afrika vetus, когда произошло восстание Югурты, с новой точки зрения, с позиции Югурты не проигравшего, а победившего.

Югурта (160-104 до н.э.) был внуком нумидийского царя, агеллида Массиниссы, участника II и III Пунических войн. Масинисса, друг Ганнибала, выступал в начале II Пунической войны на стороне карфагенян, направлял им отряды знаменитой нумидийской конницы, а затем перешел на сторону римлян и участвовал в разгроме армии Ганнибала под Замой. Он же спровоцировал третью войну, которая привела к гибели Карфагена. При Масиниссе Нумидия охватывала территорию современного Алжира и южную часть Туниса. Столицей Нумидии являлась Цирта, ныне погребенная под современным городом Константина (Алжир).

Массиниссу на царском троне сменил Миципса. В 118 г. до н.э. Миципса умирает, оставляя наследниками двух родных сыновей, Адгербала и Гиемпсала, и усыновленного им племянника Югурту. Между наследниками начались раздоры. Не без помощи римского сената, «опекавшего» Нумидию, Югурта становится (с 117 г. до н.э.) правителем Нумидии.

Вскоре Югурта объявил независимость своей страны. Рим направил в Африку новые легионы, чтобы подавить восстание мятежного агеллида.

Война Рима с Югуртой (111-105 гг. до н.э.) была, в сущности, не особенно крупной – по римским масштабам – завоевательной войной, но связанные с ней события в Риме и в Северной Африке сделали ее весьма важной в политическом отношении: она стала исходным пунктом нового подъема демократического движения в самом Риме.

Югуртинская война

«Я буду отвечать за эту страну, живой или мертвый!»

Хабиб Бургиба, президент Тунисской республики, 1959 год.

Наместник провинции Африка Гай Саллюспий Крисп, современник Югурты, хорошо знал страну и ее жителей и написал книгу «Югуртинская война». Рассказы Саллюспия настолько интересны, что мы решили почти ничего не добавлять, кроме коротких комментариев. Тем более что именно эти тексты перечитывал Бургиба, размышляя о настоящем и будущем тунисского народа и о своей судьбе, называя себя «Югуртой, который стяжал победу». Вот как Саллюспий рассказывает, в частности, об осаде римлянами городов Зама, Вага, Тала и «пятой колонне» римлян[120].

Как Югурта защитил Заму

Римский полководец Марий со своим войском подошел к нумидийскому городу Зама. К тому самому, около которого произошла знаменитая битва между Ганнибалом и Сципионом. «Город этот, расположенный на равнине, был защищен не столько природой, сколько человеческим искусством, ни в чем не испытывал нужды и был богат оружием и людьми». Начинается битва. «Римляне сражаются каждый на свой манер: одни – на расстоянии, пулями из пращей и камнями, другие подступают к городской стене – часть подкапывает ее, часть взбирается на нее по лестницам, чтобы вступить в рукопашную схватку. Со своей стороны, горожане скатывают на ближайших врагов камни, швыряют столбы, колья, кроме того, льют на них горящий деготь, смешанный с серой и кусками смолистого дерева. Но даже и тем нашим солдатам, которые были далеко от городской стены, страх не давал надежной защиты: многих из них поражали дротики, пущенные из метательных орудий или брошенные рукой, и как храбрые, так и трусы, хотя их слава неодинакова, подвергались одинаковой опасности».

Пока шло сражение у Замы, Югурта с большим отрядом внезапно напал на лагерь римлян. «Так как часовые были беспечны и ожидали всего, чего угодно, только не сражения, он ворвался в ворота. Наши, пораженные страхом, стали действовать по-своему, думая лишь о себе: одни обратились в бегство, другие схватились за оружие; много было раненых и убитых. Однако из всей массы солдат не более сорока человек, помнивших, что они римляне, сомкнув ряды, заняли более возвышенное место, и выбить их оттуда не удавалось никакими усилиями. Дротики, пущенные в них издалека, они даже метали обратно и, сражаясь горсткой против многочисленных врагов, не давали промаха. Если же нумидийцы подступали ближе, то они выказывали подлинное мужество и с величайшим ожесточением истребляли врагов, отбрасывали их и обращали в бегство».

На другой день под Замой снова кипела битва. «Каждый римлянин рассчитывал не столько на других, сколько на самого себя; так же действовали и горожане: всюду нападали или отбивали нападения; обе стороны наносили одна другой удары с большим пылом, чем от них защищались. Боевой клич вперемежку с ободрительными возгласами, радостными криками и стонами, как и звон оружия, поднимались к небесам; дротики летели с обеих сторон. Марий неожиданно большими силами штурмует городскую стену, и наши солдаты, поднявшись по лестницам, уже почти захватывают ее гребень, когда сбегаются горожане и обрушивают на них камни, горящую смолу и другие предметы. Наши сперва оказывали сопротивление, но затем, когда лестницы одна за другой подломились, те, кто стоял на них, свалились на землю, остальные отступили, кто как смог – большинство раненые и лишь немногие невредимые. Наконец, ночь снова заставила соперников прекратить битву».

Римляне, убедившись в тщетности своих усилий, отступили от Замы. Они взяли ее штурмом через несколько лет, и город этот исчез с лица земли. Даже руин его не могут найти современные археологи. Такова была расправа римлян над непокорным городом.

Как римляне захватили города Вагу и Тала

«Жители нумидийского города Вага, заметив, что на них движется войско и, решив вначале, что это римляне (как и было в действительности), заперли ворота; но затем, видя, что полей не опустошают и что впереди идут нумидийские всадники, они, наоборот, решили, что это Югурта, и с великой радостью вышли навстречу. Внезапно по данному сигналу всадники и пехотинцы обрушиваются на людей, высыпавших из города, другие спешат к воротам, третьи захватывают башни; гнев и надежда на добычу оказались сильнее усталости. Так большой и богатый город весь целиком стал жертвой мести и грабежа».

От города Вага после римля  также ничего не осталось, даже руин.

«Осадив город Тала, римляне увидели, что горожане намерены сражаться и что город защищен и укреплениями, и естественным положением. Римский начальник окружил его стены валом и рвом. Затем в двух самых удобных местах он начал строить навесы, возводить насыпь и с помощью башен, установленных на насыпи, защитил свои работы и работников. Горожане тоже торопливо готовились, так что ни одна из сторон ничего не упустила из виду. Наконец, римляне пошли на штурм и только через сорок дней после своего прибытия овладели городом. Но всю добычу, на которую римляне рассчитывали, уничтожили перебежчики[121]. Увидев, что городскую стену разбивают таранами, и, поняв, что спасения нет, они перенесли в царский дворец золото, серебро и другие самые ценные предметы. Там, напившись допьяна, они предали огню и эти предметы, и дворец, и сгорели сами».

Город Тала был полностью уничтожен римлянами. Подобная тактика «выжженной земли» практиковалась римлянами и в других войнах, результатом чего стала гибель десятков тысяч людей и огромных материальных ценностей. Так выполнялось предназначение Рима «народами править», «ниспровергать горделивых» и «сражать непокорных».

«Пятая колонна» римлян

«Так как оружие не приносило ему успеха в войне, консул Метелл решил раскинуть сети на Югурту при помощи его же друзей и использовать их вероломство как оружие. И вот Метелл обращается к Бомилькару, который когда-то вместе с Югуртой был в Риме, и дает ему множество обещаний, так как у того при его величайшей дружбе с царем была и величайшая возможность его предать[122]. Прежде всего Метелл, заверив его честным словом в том, что если он ему передаст Югурту живым или мертвым, то сенат обеспечит ему безнаказанность и передаст все имущество царя. Метелл легко получает согласие нумидийца.

При первой же возможности Бомилькар приходит к Югурте, исполненному тревогой и сокрушающемуся о своей судьбе. Бомилькар советует царю и слезно заклинает его, наконец, подумать о себе, о своих сыновьях и нумидийском народе, верно служившем ему: во всех сражениях они разгромлены, страна разорена, много людей взято в плен, убито, могущество царства сломлено, доблесть солдат и Фортуна уже достаточно часто подвергались испытаниям – пусть он остережется, как бы нумидийцы, пока он будет медлить, не позаботились о себе сами. Этими и прочими подобными доводами он убеждает царя сдаться».

Метелл требует в ультимативной форме от Югурты двести тысяч фунтов серебра, всех слонов, а также определенное количество лошадей и оружия. «Когда это требование было без промедления выполнено, он приказывает привести в оковах всех римлян, которые перешли на сторону Югурты. Большую часть их, как было приказано, к нему привели, и они были казнены».

А дальше произошло вот то, о чем Саллюстий постыдился написать. Дело в том, что римляне, если заключали мирный договор с другим государем на справедливых условиях, и он выполнял их, выдвигали такие условия, что он был вынужден снова начинать войну. Так они поступили и с Югуртой: когда они заставили его выдать им своих слонов, своих лошадей, свои сокровища, перебежчиков, что Югурта и сделал, римляне потребовали, чтобы он выдал себя самого!

«Югурта отказался сдаться и стал тщательно все готовить, торопиться, набирать войско, угрозами или обещанием наград привлекать на свою сторону отпавшие от него города, укреплять позиции, исправлять, покупать оборонительное и наступательное оружие и другие предметы, которые он отдал, надеясь на мир, приманивать римских рабов и даже подкупать людей из наших гарнизонов, – в общем, ничего не оставлял он без внимания и все приводил в движение.

В это же время Бомилькар, который посоветовал  царю Югурте сдаться, заподозренный царем, стал замышлять переворот, строить козни против Югурты; днем и ночью он думал только об этом. Перебрав все средства, он, наконец, находит союзника в лице Набдалсы, человека знатного, очень богатого, известного и любимого населением; по поручению царя он не раз командовал войском и обыкновенно ведал всеми делами, которые были не с руки Югурте, утомленному или отвлеченному чем-то более важным; отсюда – его слава и богатство.

Набдалса соглашается, но, когда заговор раскрыт, первый является к Югурте, чтобы умилостивить его. Он со слезами на глазах заклинает царя своей дружбой и прежней верностью не подозревать его в таком преступлении. Царь, казнив Бомилькара и многих других, замешанных в заговоре, подавил в себе гнев, чтобы из-за этого события не вспыхнул мятеж.

Но теперь уже Югурта ни днем, ни ночью не знал покоя. Все вызывало его подозрение – и место, и люди, и время суток, сограждан и врагов он боялся одинаково, каждый раз проводил ночь в другом месте, часто совсем не подобающем для царя; иногда, внезапно проснувшись, он хватался за оружие и поднимал тревогу; так он и жил в страхе, близком к безумию.

Его не удовлетворяло ни общее положение, ни чей-либо совет, ни люди: каждый день он менял свой путь и начальников, то устремлялся на врага, то в пустыню, часто возлагал все надежды на отступление, а спустя немного – на оружие, не знал, чему следует меньше верить – храбрости или верности подданных, – словом, куда бы он мысленно ни обращался, все было против него».

Коварство мавра или вероломство римлян?

В конце концов, римляне угрозами и посулами склонили на свою сторону Бокха, царя мавров, государство которых находилось на территории современного Марокко в районе Танжера.

«Условие римлян были изложены Суллой: если Бокх выдаст нумидийского царя Югурту римлянам, то они будут в величайшем долгу перед ним: они тогда даруют ему свою дружбу, союз и ту часть Нумидии, которой царь мавров теперь добивается. Затем они сговариваются, как притвориться, будто они готовы вести переговоры и заключить мир, в котором истощенный войной Югурта крайне нуждался».

Прервем на минуту повествование Саллюспия, чтобы рассказать о том, как римляне поступали с подписанными ими мирными договорами. Когда какой-либо из римских генералов заключал мирный договор для спасения своей армии от неминуемой гибели, сенат, никогда не соглашавшийся ратифицировать этот договор, пользовался этим миром для продолжения войны. Так, когда Югурта окружил римскую армию, мог ее уничтожить, но затем отпустил ее, положившись на подписанный с римлянами договор, то в его разгроме использовались те самые войска, которые он пощадил и отпустил.

«Когда наступил день мирных переговоров, и Бокху донесли, что Югурта неподалеку, он в сопровождении нескольких друзей и Суллы как бы в знак уважения выходит навстречу Югурте и поднимается на холм, превосходно видный всем, кто скрывался в засаде. Нумидиец с большой свитой приближенных, как договорились – безоружных, поднимается туда же, и по данному знаку на него тотчас бросаются со всех сторон. Спутников его перебили, Югурту в оковах выдали Сулле, и тот доставил его Марию».

Так в результате «коварства мавра», как потом повторяли вслед за Саллюспием и другие историки, а с нашей точки зрения – в результате вероломства римлян, которые якобы стремились к «переговорам о мире» с вождем нумидийцев, Югурта был схвачен и доставлен в оковах в Рим, где он и был казнен.

Судьба вождя, который поднимает народ на борьбу с поработителями, всегда таит в себе и триумф, и трагическую смерть, и вечную славу.

«Югуртинская война» – это была война против политики Рима, направленной на расширение африканских владений, отнятых у Карфагена, путем захвата берберских царств. В современной историографии стран Магриба эта война описывается как первая попытка национально-освободительной борьбы коренного населения Северной Африки против чужеземных поработителей[123].

«Мирное сосуществование» независимых нумидийских царств и Рима закончилось. Восточная часть страны, первоначально разделенная после разгрома Югурты (105 г. до н.э.) на несколько вассальных царств, была присоединена поэтапно к провинции Африке. Западная часть, начиная от Кабильских гор, была выделена в особую провинцию, переданную союзнику Рима в борьбе с Югуртой – мавританскому царю Юбе I, а затем аннексирована и поставлена под прямое управление римских чиновников. Она получила название Мавретании Цезарейской – по имени своей столицы Цезареи»[124].

Династия Юбы, правившая на северо-западе Магриба, продержалась у власти до 40 г. н.э. Ее представители, особенно Юба II (25 г. до н.э.– 23 г. н.э.), собиратель древностей, заказывавший копии греческих скульптур (эта коллекция сохранилась и теперь украшает музеи Алжира), были известны как поклонники эллинистического искусства н одновременно как продолжатели пунийских традиций.

В заключение позвольте еще раз вернуться к книге Саллюстия «Югуртинская война». Поскольку эта книга, прочтенная Бургибой еще в юности, всегда была у него под рукой, – ее даже видели на рабочем столе президента, – он, можем предположить, помнил наизусть слова ее зачина:

 «Несправедливо сетует на природу свою род людской – будто ею, слабой и недолговечной, правит скорее случай, чем доблесть. Ведь, наоборот, во зрелом размышлении не найти ничего, ни более великого, ни более выдающегося, и (надо признать, что) природе нашей недостает скорее настойчивости, чем сил или времени. 

Жизнью людей руководит и правит дух. Когда он к славе стремится, идя по пути доблести, он всесилен, всемогущ и блистателен и не нуждается в помощи Фортуны; ибо честности, настойчивости и других хороших качеств не придать никому и ни у кого не отнять. Но если человек, охваченный дурными страстями, погряз в праздности и плотских наслаждениях, после того как некоторое время предавался губительному сладострастию, то он, как только у него, ввиду нестойкости его духа, не станет сил, времени и способностей, винит в этом немощь своей природы; погрешившие взводят вину, каждый свою, на обстоятельства.

Ведь если бы у людей была такая же большая забота об истинной доблести, как велико их рвение, с каким они добиваются чуждого им, не сулящего им никакой пользы и во многом даже опасного и губительного, то не столько ими управляли бы события, сколько сами они ими управляли бы и достигали при этом такого величия, что их слава приносила бы им бессмертие»[125]

Восстание Спартака

Первый век до нашей эры Римскую республику и ее провинцию Африка сотрясали гражданские войны между различными политическими партиями, социальными слоями и военными вождями за власть и изменение ее строя.

В конце II века до н.э. полководец Гай Марий осуществил реформу римской армии. Причем за образец он взял армию Ганнибала. Следует заметить, что римляне стали владыками мира главным образом благодаря тому обстоятельству, что, непрерывно воюя со всеми народами, они всегда отказывались от своих обычаев или порядков, как только замечали, что их можно заменить лучшими.

Все римские солдаты стали служить только за жалованье, не имея иных источников дохода. Римская армия стала профессиональной. Большее значение, чем прежде, приобретала инициатива и умение командиров, а легионеры теперь испытывали чувство личной преданности своему полководцу, от которого зависела и своевременная выплата жалованья, и захват военной добычи.

Римская армия стала сильнее и смогла разгромить кочевые племена кимвров и тевтонов, вторгшиеся с севера и востока в римскую Галлию. Римские историки утверждают, что Марий захватил 150 тысяч пленных, включая женщин и детей (кочевники передвигались вместе с семьями).

После победы над кимврами и тевтонами Рим в течение нескольких десятилетий не имел серьезных внешних врагов. Зато в самой Республике обострились внутренние противоречия, и она пережила несколько кровавых гражданских войн, закончившихся падением Республики и установлением Монархии.

Первая из этих войн началась на исходе 90-х годов и была названа Союзнической, так как против власти Рима восстали его италийские союзники. Не успела окончиться эта война, как началась новая между аристократической партии во главе с полководцем Луцием Корнелием Суллой и партией демократов во главе с Гаем Марием. После смерти Мария Сулле удалось в 82 году занять Рим и установить свою диктатуру[126].

В 74 году в гладиаторской школе в Капуе возник заговор. Он был раскрыт, и из 200 заговорщиков бежать удалось только 78 во главе с фракийцем Спартаком. Они укрылись на труднодоступном вулкане Везувий. Сюда стали стекаться другие гладиаторы и рабы. К ним присоединялись и римские крестьяне. Против Спартака выступил претор Публий Вариний, но был разбит. Войско восставших было организовано по образцу римского и сражалось ничуть не хуже. С обеих сторон воевали, в сущности, одни и те же люди. Войско гладиаторов возросло до 120 тысяч человек. Спартаку удалось поставить под свой контроль весь юг Италии. Он намеревался переправиться в Сицилию, а затем в Африку, чтобы захватить эту провинцию – житницу Рима. Киликийские пираты обещали ему суда, но были подкуплены Крассом и обманули Спартака. Гладиаторы пытались переправиться на плотах через Мессинский пролив, но буря разметала плоты, и от переправы в Сицилию, а затем в Африку пришлось отказаться[127].

Римский сенат мобилизовал для борьбы со Спартаком все силы. В помощь легионам Красса были направлены армии Гнея Помпея из Испании и Лукулла из Греции. Против Спартака римляне мобилизовали гораздо больше войск, чем в свое время против Ганнибала. В последней битве погибло большинство гладиаторов. Труп Спартака так и не был найден. Шесть тысяч пленных римляне распяли на крестах вдоль Аппиевой дороги, ведущей из Капуи в Рим. А три тысячи были брошены в каменоломни в Африке, где погибли, вырубая блоки для строительства нового, римского Карфагена[128].

Цезарь: «Жребий брошен!»

В 60 году Гней Помпей, Гай Юлий Цезарь и Марк Лициний Красс заключили соглашение о борьбе против сената, которое впоследствии стали называть первым триумвиратом (союзом трех). Триумвиры добились своего поочередного избрания консулами и проводили согласованную политику. Цезарь, получив после своего консульства в наместничество провинцию Галлия, предпринял в 58 году поход для завоевания этой страны, занимавшей территорию современной Франции, Бельгии, Швейцарии и запада Германии[129].

В 56 году триумвиры разделили между собой территорию Республики. Красс получил в управление Сирию, Помпей – Испанию и Африку, а Цезарь – Галлию. Помпей, располагавший наиболее мощной армией, являлся сильнейшим членом триумвирата, против которого блокировались Красс и Цезарь. После гибели Красса в битве в 54 году Помпей стал фактическим диктатором в Риме. В 52 году он был избран единоличным правителем (консулом без коллеги), оставшись при этом наместником Испании.

В 49 году под давлением Помпея сенат отказался продлевать полномочия Цезаря в Галлии и потребовал от него распустить легионы. Цезарь отказался подчиниться сенатскому постановлению и двинул войска на Рим. 10 января 49 года полководец произнес историческую фразу: «Жребий брошен!», и передовой легион Цезаря перешел через пограничную реку Рубикон, отделявшую Галлию от Италии. Так началась гражданская война.

Цезарь высадился в Испании, легко подавив сопротивление сторонников сената. Затем после долгой шестимесячной осады пала твердыня помпеянцев крепость Массилия[130]. Однако в Африке цезарианцы первоначально потерпели ряд чувствительных неудач. Легат Цезаря Курион разбил легата Помпея Аттия Вара, но потом на помощь Вару пришел нумидийский царь Юба, и вместе они уничтожили два легиона Куриона в сражении у реки Баград[131], а сам Курион погиб[132].

В ноябре 49 года Цезарь с войском вернулся в Рим. Получивший полномочия диктатора, Цезарь добился избрания консулами своих сторонников, а затем отплыл на Балканский полуостров. В 48-47 гг. бои шли на суше и на море: Македония, Брундизия, Фессалия, Египет, Малая Азия… И всюду Цезарь одерживал победы. В том числе он завоевал и сердце прекрасной Клеопатры, которая подарила ему вместе с сердцем и сына.

Одно из сражений – при городе Зела 2 августа 47 года – вошло в историю. Оно было столь скоротечным, что Цезарь отразил его в донесении, ставшем афоризмом: «Пришел, увидел, победил»[133].

Тем временем сторонники Помпея, во главе которых стал Марк Порций Катон Утический, родственник сенатора Катона, лютого ненавистника Карфагена, укрепили свои позиции в Африке. В декабре 47 года Цезарь отправился туда. С ним были шесть легионов и две тысячи всадников. Но эти силы прибывали несколькими эшелонами, и в первое время Цезарь значительно уступал противнику в численности войска. В январе 46 года помпеянцы Лабиен и Петрий при поддержке нумидийской конницы царя Юбы нанесли поражение Цезарю недалеко от города Руспины.

Тем временем мавретанский царь Бокх, известный читателю по Югуртинской войне, вторгся в Нумидию и угрожал ее столице Цитре. Юба вынужден был вернуться, чтобы обезопасить свои владения, и это обстоятельство облегчило задачу Цезарю. 6 апреля 46 года он нанес поражение помпеянцам при Таспе и осадил Утику, где гарнизоном командовал Катон. Не желая сдаваться врагу, этот «последний республиканец» заколол себя мечом. Цезарь побеждает также Юбу и аннексирует его царство, которое становится  провинцией Afrika nova.

В 44 году Цезарь удостоился титула пожизненного правителя (императора). Однако в том же году он был убит в здании сената группой заговорщиков, возглавляемых сторонниками восстановления республики, Кассием и Брутом. Но Брут и Кассий не пользовались поддержкой в Риме и вынуждены были бежать в Грецию, где собрали вокруг себя войска, ранее сражавшиеся под командой Помпея. Армию же Цезаря возглавил полководец Марк Антоний. Вместе с племянником Цезаря, Юлием Цезарем Октавианом и претором Марком Эмилием Лепидом они в 43 году составили второй триумвират для борьбы с Брутом и Кассием.

В 36 году Лепид, управлявший Африкой, был отстранен от власти Октавианом, который объединил под своей властью всю западную половину империи. Богатые восточные провинции – Малая Азия, Сирия, Балканы и Египет – оставались под властью Антония. Между ним и Октавианом вспыхнула гражданская война за власть. Союзником Антония выступила царица Египта Клеопатра.

В 31 году до н.э. на море произошло решающее сражение. Флоты Октавиана и Антония встретились у мыса Акций в северо-западной Греции. Победил Октавиан. Его флот насчитывал 260 судов, многие из которых имели приспособления для метания зажигательной смеси. У Антония было 370 судов, но они были хуже оснащены для боя, чем корабли противника.

В 30 году Антоний и Клеопатра покончили с собой. Октавиан был удостоен титулом Августа и приравнен к богам. В Риме установилась монархия – единоличная наследственная власть[134]. Римская колония, проконсульская провинция Африка, названная так в 39 г. до н.э. и объединившая Afrika vetus и Afrika nova, становится одной из наиболее процветающих провинций Римской империи.

Житница Рима[135]

По решению сената в 44 г. до н.э. в состав Проконсульской провинции Африка были окончательно включены прилегающие с запада земли нумидийских князей. Массовое переселение в Африку италийских колонов, предпринятое Гракхами, а затем во времена Августа, и расселение в ней ветеранов-легионеров, наделявшихся землей, содействовали романизации местного населения. Однако вполне вероятно, что большая часть жителей римских городов состояла из коренных нумидийцев. Так, в Северо-Западном Тунисе, одном из наиболее урбанизированных районов в римскую эпоху (современный вилайет Эль-Кеф), ряд городов был основан в свое время массилами, перенявшими муниципальные порядки карфагенян. Позднее они влились в сословие римских граждан. По оценкам ряда исследователей, в год смерти Октавиана Августа (14 г. н.э.) в провинции было около 5 миллионов жителей.

Благодаря своей близости к Апеннинскому полуострову и интенсивному развитию земледелия провинция Африка приобрела исключительное значение в экономической жизни Рима, став крупнейшим экспортером сельскохозяйственных продуктов. Ее называли «житницей» Рима. В отличие от гористой Италии, где характер местности, благоприятствуя развитию плодоводства и пастбищного животноводства, затруднял полевое хозяйство, Северная Африка с ее низменностями и плато обладала обширными пространствами, пригодными для хлебопашества. В те времена здесь создалась прогрессивная система земледелия, унаследовавшая от Карфагена плантаторство, как основной вид землепользования. Римские хозяйства, созданные  на помещичьей или государственной земле, представляли собой многоотраслевые предприятия, на которых работали и рабы, и колоны – зависимые земледельцы.

Система земледелия, по сравнению с карфагенской, усовершенствовалась. Особенно сильно развилось орошение, началось строительство крупных гидротехнических сооружений – водопадов и оросительных систем. Античное общество прилагало огромные усилия для развития ирригации, сбора дождевой воды, о чем свидетельствуют бесчисленные цистерны, сохранившиеся до наших дней на плоскогорьях Телля, в Сахеле и других районах. Строилось также много каналов и арыков для орошения полей. Вода расходовалась экономно, и была даже система подвода воды к отдельным деревьям.

По снабжению метрополии хлебом, для транспортировки которого в императорском Риме существовал специальный флот, Африка оттеснила на задний план плодороднейший Египет. Эта страна, где урожайность зерновых составляла около 17 ц/га, при императоре Августе давала на вывоз 20 млн модиев хлеба, а провинция Африка вдвое больше – 40 млн[136].

Наряду с тем в Проконсульской провинции широкое распространение получило выращивание оливковых деревьев; маслина на многие века заняла монопольные позиции на восточном побережье Магриба (нынешний тунисский Сахель). Африка являлась одним из главных производителей оливкового масла, которое употреблялось не только в пищу, но и как горючая жидкость для масляных ламп и светильников.

О том, сколь важное значение имело выращивание оливок и маслин в хозяйстве римской, а затем и византийской Африки, можно судить хотя бы по свидетельству арабского историка Ибн Абд аль-Хакама (IX в.): «После первой победы арабов в Ифрикии под Сбейтлой (647 г.) предводитель мусульманского войска, взявший с местных жителей контрибуцию в размере 2,5 млн динаров, спросил у них, откуда у них столько золота и серебра. Один человек наклонился к земле и поднял  спелую маслину. «Вот, – сказал он, – источник нашего богатства, потому что заморские купцы и жители островов, у которых нет оливкового масла, приезжают покупать его у нас». В географическом трактате IV в. н.э. сообщалось, что Африка «доставляет масло всем народам мира».

В римскую эпоху в Проконсульской провинции Африка только на территории современного Туниса существовало около 200 городских поселений, колоний и муниципий. Главным городом был Карфаген!

Город, который соперничал с Римом

«Как не оценить вклад африканцев в латинскую литературу, особенно самого знаменитого из них, Апулея, написавшего книгу «Метаморфозы, или Золотой осел», а также христиан, всемирно известных сегодня: Тертуллиана, Киприана Карфагенского, Августина из Гиппона?»

Мухаммед Фантал[137]

Перенесемся в середину первого века новой эры. Прошло сто лет после знаменитых слов Цезаря: «Здесь будет город!», которые он сказал, поднявшись на безлюдный холм Бирса во время своего африканского похода. Император Октавиан Август (с 27 г. до н.э.), выполняя его волю, построил новый Карфаген, который стал административным центром Проконсульской провинции Африка и третьим (после Рима и Александрии) городом в Империи. Здесь же располагалась администрация императорских земельных владений, составлявших значительную часть провинции.

Город снова стал крупным торговым центром. Открылись учебные заведения, где молодежь изучала науки, и театры, в которых по вечерам царствовала Мельпомена. С тех пор сохранился амфитеатр (10 тысяч мест), где декламировались стихи и давались спектакли с участием и карфагенских актеров, и приезжих из Греции. Он не отличается от таких же сооружений в других древнеримских городах и служит сегодня местом ежегодного проведения Международного культурного фестиваля, чему способствуют прекрасные акустические качества эстрады.

Первые столетия нашей эры, и особенно II век, отмечены также расцветом местного искусства, своим жизнерадостным, эллинистическим духом заметно отличавшимся от величавой торжественности (если речь идет об архитектуре) или сухого реализма творений мастеров резца императорской эпохи. Правда, зодчие Африки не создали своего особого стиля, хотя и предпочитали более мягкие формы, чем в Риме, смело нарушая каноны планировки, вписывая сооружения в холмистые ландшафты.

Именно к той поре (II в. до н.э. – первая половина III в. до н.э.) относятся сохранившиеся до сегодняшнего дня памятники истории в Карфагене. Это – колоннада терм (общественных бань) императора Антонина Пия[138], посещение которых входит в туристическую экскурсию Тунис-Карфаген-Бардо (I).

Архитекторы превратили пустовавшие берега в урбанизированную зону (напомним, что «урб» – это латинское слово «город»). Население этого шумного, динамичного, красивого города выросло до 300 тысяч человек. Практически все историки, рассказывавшие о Карфагене римских времен, говорили о нем, как о городе, где процветали «роскошь и удовольствие», но где не забывали и о духовной стороне жизни и возводили прекрасные храмы Юпитеру, Юноне, Венере и другим богам.

Официальная римская религия впитала в себя элементы древнейших местных верований и культ финикийских божеств, и богине Танит (Целестии) поклонялись как Юноне Небесной, а образ Ваала (Баала) слился с Кроном (Сатурном). Именно Северная Африка стала благодатной почвой для распространения христианской веры. В III в. н.э. карфагенским епископом был Киприан, а знаменитый Тертуллиан провел здесь большую часть своей жизни. Карфаген вошел в историю христианства как место проведения ряда важных церковных соборов.

Жизнь многих знаменитых римлян связана с Карфагеном и его окрестностями. Писатель и философ Апулей в юности учился в Карфагене, а позднее добился такой славы благодаря своим книгам и речам, что в его честь в Карфагене воздвигали статуи. Уроженцем Северной Африки был Марк Корнелий Фронтон, наставник императора Марка Аврелия[139], а также император Септимий Север, бербер по происхождению.

Город считался одним из крупнейших центров латинской учености в империи; святой Августин в своей «Исповеди» дает нам несколько ярких зарисовок жизни учащихся, посещавших риторическую школу Карфагена в конце IV в. Хотя латинский язык наряду с греческим господствовал в официальной сфере и в литературе, пунийская речь оставалась средством общения не только среди простого народа, но и местной знати. По-пунийски предпочитали изъясняться император Септим Север, основатель династии Северов, и члены его семьи, да и многие другие выходцы из Северной Африки. Филологи признают существование «африканской латыни» как особого диалекта народного разговорного языка, видимо находившегося под сильным влиянием пунийского языка.

У авторов II-III вв., т.е. периода расцвета латиноязычной африканской литературы, можно обнаружить немало свидетельств, подтверждающих этот факт. В частности, уместно упомянуть характеристику, которую дает Апулей своему пасынку Сцинию Пуденту, отпрыску богатых рабовладельцев. Этот «невежда, предающийся безделью и пьянству», иронизирует Апулей, «разговаривает все время только по-пунийски и едва-едва помнит несколько греческих слов, которым когда-то его выучила мать. По-латыни же он и не хочет и не может разговаривать».

Наиболее полно поэтическое воображение художников римского Карфагена переданы в искусстве мозаики, дошедшем до нас в великом множестве образцов. Теплый и гуманный мир цветных композиций, украшавших жилища горожан и общественные здания, заполнен, наряду с изображениями богов и богинь и излюбленными морскими сюжетами, узорами из плодов земли. Крупнейшая в мире коллекция античной мозаики находится в Национальном музее Бардо в Тунисе.

Дугга

Одним из крупных сохранившихся памятников античной архитектуры, который дает представление о том, как тогда строили, является город Дугга, который относится к числу древнейших городов Северной Африки. Он находится примерно в шестидесяти километрах на юг от Карфагена. Стены домов, храмов, общественных бань и туалетов, мощеные улицы и площади до сих пор в хорошем состоянии. Особенно впечатляют храм Юпитера и храм Юноны.

На окраине города возвышается либико-пунический храм, который возведен  во II веке до н.э. и представляет собой высокую башню с остроконечным четырехгранным куполом. В течение многих веков никто не осмелился посягнуть на святыню берберов. Храм этот мог бы простоять нетронутым и до наших дней, если бы его не изуродовал в двадцатые годы XIX века европейский вандал – английский консул.

Апулей: «Удар стрелы от жестокого Купидона»

Позвольте вам представить одного из коренных африканцев того времени. Апулей Луций (Lucius Apuleius) (125-170 гг.), римский философ, ритор и беллетрист. Родился в Мадавре (Нумидия, Северная Африка). Получил образование в Карфагене и Афинах. Кроме «Апологии», под именем Апулея до нас дошли несколько произведений, в том числе прославленный шедевр, роман «Метаморфозы, или О золотом осле». Репутация, которой пользовался Апулей у соотечественников, была необычайно высокой, он удостоился двух статуй в свою честь, в том числе и в Карфагене.

«Метаморфозы», роман в одиннадцати книгах, повествует о приключениях молодого человека Луция из города Коринфа: в третьей книге фессалиянка Памфила и ее служанка Фотида, применив магию, превращают его в осла. В таком облике Луцию приходится претерпеть множество бед, порой ему едва удается спастись. Поневоле слушая людские разговоры, он оказывается посвященным во многие тайны, в том числе и любовные.

Вот отрывок из этого романа, которым зачитывались в Карфагене[140]:

«Что же скажешь, когда у волос возлюбленной цвет приятный, и блестящая гладкость сияет, и под солнечными лучами мощное они испускают сверканье или спокойный отблеск и меняют свой вид с разнообразным очарованием: то златом пламенея, погружаются в нежную медвяную тень, то вороньей чернотою соперничают с темно-синим оперением голубиных горлышек?

Что скажешь, когда, аравийскими смолами умащенные, тонкими зубьями острого гребня на мелкие пряди, разделенные и собранные назад, они привлекают взоры любовника, отражая его изображение наподобие зеркала, но гораздо милее?

Но Фотиде моей не замысловатый убор, а естественный беспорядок волос придавал прелесть, так как пышные локоны ее, слегка распущенные и свисающие с затылка, рассыпались вдоль шеи и, чуть-чуть завиваясь, лежали на обшивке туники; на концах они были собраны, а на макушке стянуты узлом.

Дальше не смог я выдержать такой муки жгучего вожделения: приникнув к ней в том месте, откуда волосы у нее зачесаны были на самую макушку, сладчайший поцелуй запечатлел...»

Акведук из Загуана или легенда о счастливой любви

О римской эпохе молва оставила в памяти людей предания  и о счастливой Любви. Одна из легенд говорит, что именно благодаря Любви появился на этой земле еще один памятник истории.

Километрах в тридцати к югу от тунисской столицы, по дороге в город Кайруан прямо рядом с лентой шоссе вдруг появляется и тянется на много километров акведук на высоченных арочных опорах.

Легенда говорит, что акведук оказался построенным не ради водоснабжения Карфагена. Зачем была гнать воду за десятки километров, когда и вокруг города можно было ее найти? Все дело в любви к женщине!

Римский проконсул влюбился без памяти в местную красавицу. Но та все не уступала перед его пылкими обещаниями и, в конце концов, в надежде, что это уж ему никак не удастся сделать, поставила условие: «Буду твоей, только если сможешь подавать в Карфаген воду из любимого моего источника Зига» (он теперь и называется Загуан).

И тогда проконсул начал возводить акведук. И еще долгих одиннадцать лет, пока шло строительство, ждал руки возлюбленной. Но, наконец, потекла чистая вода из Зига в город, и сдалась гордячка.

Может, так оно и было? Хорошо, когда сильные и чистые чувства человеческие горы сворачивают. Стоит теперь акведук, как памятник давней любви, и вызывает у людей добрые помыслы.

Есть на земле еще монументы, рожденные романтической страстью. Пусть же не затеряется среди них и этот![141]

Первые христиане Карфагена[142]

«Величайший духовный и политический переворот нашей планеты есть христианство. В сей священной стихии исчез и обновился мир. История новейшая есть история христианства».

А.С.Пушкин

Когда вы будете посещать Карфаген, обратите внимание, что в центре Амфитеатра, на арене которого сражались гладиаторы, возвышается мраморная витая колонна, а ниже, на стене – мраморная доска с именами двух христианок: Перпетуи и Фелициты. Эти молодые девушки, жившие в Карфагене, уверовали в учение Христа, начали делать добрые дела во имя Христа и распространять его учение. Римляне схватили их и после жестоких пыток, под злорадное улюлюканье толпы, жаждущей крови, бросили на арену Амфитеатра. Имена девушек занесены в список святых. 7 марта каждого года отмечается католиками всего мира как день Перпетуи и Фелициты.

Когда впервые Евангелие попало в Карфаген?[143]

Карфаген к моменту появления в нем первых христиан являлся центром североафриканской провинции Африка, соперником Александрии и, подобно ей, житницей Рима. Как выразился Апулей, сам уроженец Африки, «всё здесь дышит изобилием». Это была эпоха великого экономического процветания, основанного на торговле зерном и оливковым маслом.

В IV веке Августин ограничился лишь констатацией факта, что Евангелие привезли сюда с Востока – оттуда же, откуда пришли основатели самого города. В Карфагене, как и в Риме, первые случаи обращения в христианство, должно быть, имели место среди представителей еврейской колонии, многочисленной, как и в других приморских портовых городах[144]. На кладбищах под Карфагеном и около Хадрумета (современный город Сусс) могилы евреев и христиан располагаются рядом[145].

Тертуллиан, автор «Защиты от язычников», еще помнил о временах, когда христианство жило «в тени» иудаизма. Последовавшие затем размежевание и вражда между двумя религиями не может вычеркнуть из памяти их союза в эпоху зарождения христианства.

Евангелие впервые было завезено в Карфаген, можно предположить, на одном из судов, прибывших из Палестины, Египта или Сирии, если еще раньше не проникло сухопутным маршрутом через Египет и Ливию. Можно представить первую христианскую общину, весьма пеструю по составу, включавшую в себя местную бедноту – ремесленников, портовых рабочих, прислугу, торговцев из разных стран и, несколько позже, римлян, как образованных, так и простого сословия. Как и в других городах, основную массу членов общины составляли бедные и униженные. Они говорили на греческом, пунийском или берберском языках и занимались своей работой или торговлей. Торговцы и прочие зажиточные горожане отдавали предпочтение пунийскому языку, особенно в приморских городах Северной Африки. Святой Августин был вынужден переводить на пунийский язык латинские слова, смысл которых ускользал от части его слушателей.

Евангелие, точно огонь по степи, распространялось от города к городу[146]. К середине II века оно достигло дальних поселений, вплоть до отрогов горного хребта Телль-Атлас и песков Сахары. И даже кочевые племена берберов, упорно противостоявшим влияниям извне и спускавшимся с гор или выходившим из пустыни лишь для торговли или обмена, к концу века познакомились, как утверждает Тертуллиан, с Евангелием. Дух терпимости, присущий жителям Африки, несомненно, послужил одной из причин столь быстрого распространения нового вероучения, нашедшего приверженцев во всех слоях общества.

Во втором веке христиане в Карфагене были уже достаточно многочисленны, чтобы возбудить подозрение. Начавшиеся в 180 году гонения подвергли  их первому испытанию. Двенадцать христиан, пять женщин и семь мужчин, жителей маленькой деревни, столь незначительной, что и до сих пор не удается установить ее местонахождение, были арестованы по доносу и позднее, 17 июля того же года, обезглавлены в Карфагене. Двенадцать мучеников были простыми крестьянами…

Так началась эпопея христианского мученичества[147], развернувшаяся в римских амфитеатрах и продолжавшаяся два с половиной века.

«Мы все равны – и работник, и господин!»

В годы правления Марка Аврелия христианская община Карфагена приобрела блестящего защитника в лице Квинта Септимия Флоренса Тертуллиана, сына римского центуриона. В ту эпоху христианская община Карфагена располагала местами для собраний и собственными кладбищами. Тертуллиан говорит о «тысячах людей обоего пола, всех возрастов, любого общественного положения». Он даже утверждает, что «в каждом городе больше половины жителей составляют христиане», добавляя, что, если бы христиане ушли, «города опустели бы». В 197 году он писал, обращаясь к римлянам: «Мы появились недавно и уже заполонили землю, заняв всё принадлежащее вам: города, доходные дома, крепости, муниципии, деревни… дворцы, сенат, форум. Мы оставляем вам лишь храмы».

Что особенно поразило Тертуллиана в морали христиан Карфагена и побудило его присоединиться к ним, так это их милосердие и сплоченность, о чем он и пишет в своей «Защите от язычников»? Это была разноликая по составу община, обеспеченные члены которой оказались довольно щедрыми, чтобы пополнять общую кассу. «Взнос милосердия» служил для оказания поддержки бедным, а особенно, отмечает Тертуллиан, сиротам, бесприданницам, старикам, потерпевшим кораблекрушение, приговоренным за исповедание веры к ссылке на рудники, тюремному заключению или изгнанию.

Именно это позволило в конце III века писателю Лактанцию утверждать: «Среди нас нет ни рабов, ни господ. Мы не устанавливаем различий между собой, но называем друг друга братьями, поскольку считаем всех нас равными. Слуги и господа, великие и малые – все равны своей простотой и благорасположением собственного сердца, удаляющим от всяческого тщеславия».

Быть добрым тружеником!

И в Древней Греции, и в Римской империи, в отличие от пунического Карфагена, с презрением относились к ручному труду. В государствах, владевших колониями и обогащавшихся за счет чужого труда, работа считалась чем-то унизительным. А для христиан трудиться ради хлеба насущного, а не для наживы, не из жадности, считалось идеалом. Сам Павел изготовлял палатки, и с его легкой руки Церковь реабилитировала труд и социальное положение трудящегося. В надгробных надписях первых христиан выражаются слова признательности им за то, что они были добрыми тружениками.

Апостол Павел, слова которого перефразировал Климент Александрийский, говорил первым христианам: «Паши, говорим мы, если ты пахарь, но веруй в Бога на пашне; плавай на кораблях, если ты любишь плавать, но доверься небесному кормчему; если вера нашла тебя в армии, повинуйся приказам командира». Труд на земле и на море, ручная работа, полезная для общества, ремесло скульптора, пекаря, плотника, портного, каменотеса, гончара или ткача и тысячи других ремесел и искусств – всё это достойный труд для христианина.

Братство, открытое для всех

Исповедь Киприана Карфагенского содержит весьма важные для нас сведения[148]. От прочих известных нам рассказов об обращении в христианство она отличается развернутой мотивацией этого обращения. Киприан, богатый человек, блестящий аристократ, был сражен тем, с какой стойкостью принимали смерть мученики за веру. Хотя поначалу он и представить себе не мог, что сам перейдет в христианскую веру, именно это и случилось с ним. Он стал святым, снисходительным к другим и беспощадно требовательным к самому себе.

Эти свидетельства самих христиан убедительно подтверждаются их братством в повседневной жизни, объединявшим членов различных христианских общин и связывавшим их между городами и странами. Это братство находило свое выражение в совершенном равенстве всех и в достоинстве каждого, особенно тех, кого античность делала отверженными: детей, женщин, рабов. Это было братство, ломавшее все барьеры и соединявшее сердца. Слова «брат» и «сестра», с которыми христиане обращались друг к другу, выражали новые отношения между богатыми и бедными, хозяевами и рабами, доходившие до совместного пользования имуществом ради поддержания тех, кто нуждался или не мог обеспечить себя.

Обращение в новую веру требовало изменения образа жизни. Современники отмечали строгость соблюдения моральных правил в половой жизни не только женщинами, от которых мужья требовали добродетельности и верности, но также и самими мужчинами, что было не в обычае римских граждан.

Глядя на эти новые отношения, Тертуллиан решил обратиться в христианство. Внимательно читая его первую книгу «Защиту от язычников», понимаешь, что^. этот блистательный карфагенский юрист не мог найти ответ на мучившие его философские вопросы. Но в этом окружавшем его мире, разобщенном, враждебном, подверженном упадническим настроениям, он мог воочию наблюдать, как в Карфагене живет и процветает некая общность мужчин и женщин, среди которых богатство одних не служит причиной зависти других, поскольку его делят и перераспределяют в пользу малообеспеченных, уделяя особое внимание наиболее нуждающимся; у них бедняки отнюдь не служат предметом презрения и не рассматриваются как существа второго сорта, а являются равноправными членами общины, и все пользуются любовью и поддержкой со стороны всех других собратьев.

Это братство не замыкалось в узком кругу людей – оно было открыто для всех, даже для язычников. Юстин особо отмечает: «Мы говорим язычникам: «Вы – наши братья». И Тертуллиан заканчивает описание христианской общины обращением к языческому миру: «Мы – братья даже вам».

Когда сама порядочность подозрительна

В обычные времена народ не проявлял нетерпимости или фанатизма. Увлеченный астрологией и магией человек с улицы без особого энтузиазма воспринимал Евангелие, требовавшее столь крутых перемен в жизни; человек с улицы великодушно отказывался от Евангелия в пользу других. В обычные времена христианам не досаждали, но стоило произойти чему-то экстраординарному, возникнуть угрозе или случиться катастрофе, как улица приходила в неистовство.

Христианин мог жить, как и все прочие, посещать термы и базилики, заниматься теми же ремеслами, что и окружавшие его люди, и все же было в его жизни нечто отклонявшееся от принятой нормы, удивлявшее других.

Народ, в конце концов, замечал происходившие перемены с христианами: женщина избегала кричащих нарядов, а ее супруг не клялся именем Бахуса, бога вина. И даже уплата христианином налогов вызывала подозрение: «Он хочет преподать нам урок» – говорили его сограждане, жители Карфагена, предпочитавшие уклоняться от исполнения этой прямой гражданской обязанности. Все знали, что в торговле христиане скрупулезно соблюдают веса и меры, и это тоже вызывало пересуды. Порядочность и честность, правдивость и верность слову обращались против христиан.

Тертуллиан сохранил для нас некоторые из циркулировавших тогда в Карфагене уличных пересудов: «Славный человек этот Гай Сей, но какая жалость, что он христианин!» Нечто похожее говорит и другой римлянин: «Я был немало удивлен, узнав, что Луций Титий, человек столь просвещенный, вдруг стал христианином». В заключение Тертуллиан замечает: «Им даже и в голову не приходит задаться вопросом, не потому ли Гай добродетелен, а Луций просвещен, что они – христиане? И не потому ли они стали христианами, что один из них добродетелен, а другой просвещен?»

«Бей христиан! Спасай Рим!»

Народные верования представляют собой смесь суеверий, страхов и прагматизма. Язычники молили своих богов о ниспослании земных благ, здоровья и мира. Если возникала внешняя угроза, если варвары снова стояли у ворот, то, полагали римляне, боги опять прогневались на них. И тогда умы распалялись, и обвинение, всегда готовое сорваться с уст язычника, звучало так: «Христиане приносят нам неудачу! У них дурной глаз, они сглазили нас». Что может быть тяжелее такого обвинения в эпоху, когда народ был запуган колдунами, боялся порчи и злых чар?!

Аресты и преследования христиан были прямо связаны с угрозами, нависшими над Римской империей. Какие только беды не обрушивались на нее в годы правления Марка Аврелия! В 162 году самая тяжелая из эпидемий, когда-либо бушевавших в античности, заставила отвести солдат из Азии на Запад. Вскоре после этого германцы вторглись в Империю, форсировав Дунай и проникнув в Италию и Грецию. В 167 году эпидемия вспыхнула в Риме. Небывалый подъем воды в Тибре, затопившем город, тоже спровоцировал погромы христиан, которых обвинили в потопе – это были времена апокалиптических потрясений и ужаса.

На страну обрушивается засуха или неурожай, свирепствует голод. У простого народа одно объяснение: боги опять прогневались на нас из-за христиан.

Тертуллиан описал царившую тогда атмосферу в Карфагене: «Выйдет ли Нил из берегов, погубит ли засуха урожай, случится ли землетрясение, разразится ли эпидемия в Африке… – тотчас же крик: «Христиан на растерзание львам!»

Августин в «Граде Божьем» был вынужден взять под защиту христиан, в вину которым вменялся даже захват в 410 году Рима варварами, поскольку, как считали язычники, те вызвали гнев богов и боги решили наказать город.

На протяжении столетий верующие во Христа продолжали считаться ответственными за все беды Римской империи. Для власти надо было найти виновных, отвести от себя народный гнев, и вновь звучит приговор толпы в адрес христиан: «От них проистекает всё зло! От них, окаянных!». Движимая ненавистью толпа обрушивалась на христиан, на их семьи, на детей и стариков с камнями и кольями. Она оскверняла христианские кладбища, и самое тяжкое из преступлений, убийства и насилие, совершенные против христиан, оставалось безнаказанным. Власти закрывали на это глаза.

Перпетуя: «Мое истинное имя – христианка!»

«Я не верю никаким историям, кроме тех, свидетели которых готовы собственной смертью доказать свою правоту».

Блез Паскаль

Император Септимий Север, правивший на рубеже II и III веков… На его совести мученическая смерть тысяч христиан, в том числе Фелициты и Перпетуи в Карфагене. Сохранившийся до нашего времени дневник Перпетуи позволяет нарисовать ее живой образ.

…Римляне схватили ее и других христиан в городе Тубурбо (современная Тебурба в сорока километрах от Карфагена). Многие из них только стали христианами. Фелицита и Ревокат, ее возлюбленный, были простого происхождения, тогда как Перпетуя принадлежала к одному из знатных семейств города. Родители Перпетуи позаботились о ее воспитании, дав ей блестящее образование. Весь город еще говорил о ее недавно состоявшейся свадьбе с местным аристократом.

Когда их схватили, то человек по имени Сатур, проповедовавший им Евангелие, донес сам на себя, чтобы разделить с ними их участь, подобно тому, как они разделили с ним его веру. Всех отправили в Карфаген, в тюрьму, примыкавшую ко дворцу проконсула, расположенному на склонах Бирсы. Заключенным грозила смертная казнь, если они не откажутся от своей веры.

Перпетуя была молода и красива, ее благородство внушало чувство уважения. Она была рождена для счастья, для жизни в радости, когда другие разделяют твое веселье; она была способна и на героические решения, с неотвратимым упорством воплощая их.

У нее был ребенок – младенец, которого она кормила грудью до смертного часа и который скрашивал ей долгие дни заточения.

Ее стойкость не лишала ее чувствительности, скорее наоборот. Она продолжала глубоко и нежно любить своих близких, которые страдали из-за нее и хотели помочь ей. Собственные страдания ей были нипочем, но заставлять страдать тех, кого любишь, – это было для нее настоящим мучением. Сокрушаясь при виде горя своих близких, она утешалась, убеждая себя, что наступит день –  и они одобрят ее решение, разделив с нею надежду на вечное блаженство. И, тем не менее, она разрывалась между своей дочерней любовью к отцу, собственной материнской любовью и своим желанием отстоять веру, зародившуюся в ее сердце. И лишь о своем муже она ничего не написала в дневнике, и это осталось неразгаданным секретом.

А какая нежность в отношениях между Фелицитой и Перпетуей! Одна заботилась о том, чтобы не пострадало целомудрие другой. Какое взаимопонимание между этими молодыми христианками, сколь они женственны в самом благородном смысле этого слова!

В тюрьме она в первую очередь думала о своем младенце. В минуты, когда можно было нянчить его, она пребывала на вершине счастья. Материнская любовь оказалась самым уязвимым местом этого великого сердца. «Посмотри на своего сына, который не сможет жить без тебя», – упрекал ее отец. Эта сцена повторялась и на заседаниях суда. «Отец появился с моим сыном, – записала Перпетуя в свой дневник. – Отведя меня в сторону, он говорил мне умоляющим тоном: «Сжалься над своим ребенком».

Судья, явно растроганный, также по-отечески наставлял ее: «Пощади своего сына! Откажись от веры!». Однако молодая женщина оставалась непреклонной.

…В день казни обреченные покинули тюрьму и направились в амфитеатр. «Их лица были светлы, они были прекрасны. Перпетуя шла последней, степенным шагом…»[149] У входа на арену на женщин хотели надеть наряд жриц Цереры. Перпетуя, как свидетельствует очевидец, решительно воспротивилась этому: «Мы пришли сюда по доброй воле защищать нашу веру и свободу. Неправда должна отступить перед лицом правды».

Перпетуя беспокоилась за Фелициту. «Когда она увидела ее, бледную, с большим трудом поднимавшуюся на ноги, она подошла к ней и протянула ей руку, помогая подняться»[150].

В последний момент она обратилась к присутствующим с просьбой передать семье и другим христианам ее последнее пожелание: «Будьте крепки в вере! Любите друг друга!»

Такой была эта женщина-христианка, дневник которой читали и перечитывали в христианских общинах в течение многих веков...[151]

Августин Аврелий Блаженный

«Ни один человек не вправе забыть

о своем долге служения ближнему».

Августин

Среди выдающихся личностей, деятельность которых связана с Карфагеном, стоит особо выделить Августина Аврелия (354-430 гг.). Он родился в городе Гиониона, в Северной Африке, Был воспитан на античной философии и литературе. Римский курс наук прошел в Карфагене. За свою жизнь написал 93 труда, излагая и развивая христианское учение.

В трактате «О граде Божьем» Августин изложил свои представления об обществе. История Человечества, писал он, это единое целое и отдельные события имеют смысл лишь в контексте этого целого. Историю общества Августин разделил на шесть периодов и полагал, что эти периоды заполнены борьбой между «градом божьим» и «градом земным». «Град божий», в его понимании, составляли праведники и ангелы, а «град земной» – грешники и дьяволы. Рим был «градом дьявола» и поэтому пал под ударами варваров. Отсюда следует, что христиане должны не жалеть, а радоваться захвату Рима готами, ибо на него обрушилась кара Господня.

Книгу «Исповедь» он написал, будучи уже епископом Карфагена. Это – яркий документ о величии и ничтожестве человеческой природы, гениальности и беспомощности души, гимн радости и благодарности Богу.

Важными богословскими трудами Августина признаны также книги «Против академизма», «Жизнь в единении с Богом», «Порядок» – о познании разумом божественной гармонии; «Солилогвия» – разговор души с разумом о богопознании и бессмертии; «О нематериальности души». Эти книги стали фундаментальными трудами католичества.

Приведем еще несколько афоризмов из его трудов.

«Нет никакой заслуги в том, чтобы жить долго, ни даже в том, чтобы жить вечно, но велика заслуга того, кто живет добродетельно».

«Счастье – это высшая дружба, основанная не на привычке, а на разуме, при которой человек любит своего друга благодаря верности и доброй воле».

«Каждое существо, до тех пор пока оно существует, должно быть добрым».

«Любовь к ближнему ограничена тем, насколько каждый человек любит себя».

«Неужели ты так низко пал, что забыл, что ты африканец?»

Православные храмы в Тунисе

История Русской Православной общины в Тунисе начинается с 1920 года, когда в портовом городе Бизерта нашли свое последнее пристанище корабли Русской эскадры. Прихожане храма были объединены в Культурную ассоциации православных в Бизерте, которая была зарегистрирована 25 января 1937 года. Многие годы возглавляет эту ассоциацию Анастасия Александровна Ширинская-Манштейн.

В Тунисе находятся два православных христианских храма: Церковь Александра Невского в столице и православный храм Воскресения Христова в Бизерте.

– В середине тридцатых годов, среди русских моряков возникла прекрасная мысль: увековечить память русских кораблей, построить храм в память о Русской эскадре, – вспоминает Анастасия Александровна. – С полного одобрения Французского морского командования образовался комитет по сооружению в Бизерте памятника-часовни. В состав комитета вошли контр-адмирал Ворожейкин, капитаны первого ранга Гильдебрант и Гаршин, капитан второго ранга Рыков, капитан артиллерии Янушевский и мой отец. Комитет обратился с призывом ко всем русским людям общими усилиями помочь делу сооружения памятника родным кораблям на африканском берегу. Приступили к постройке в 1937 году. А в 1939 году храм был закончен. Завесой на Царских вратах храма стал сшитый вдовами и женами моряков Андреевский флаг. Иконы и утварь были взяты из корабельных церквей, подсвечниками служили снарядные гильзы, а на доске из мрамора названы поименно все 33 корабля, которые ушли из Севастополя в Бизерту…

Пятиглавая церковь носит имя святого князя Александра Невского. В ней состоялись прощальные церемонии по кораблям эскадры. Отпевали здесь, прежде чем проводить на кладбище, и русских офицеров и матросов.

В 1942 году, во время войны  Храм пострадал от бомбардировок нацистов. И снова было обращение контр-адмирала Тихменева за помощью к русским людям, в котором выражалась надежда, что «Храм этот будет служить местом поклонения будущих русских поколений».

Двадцать лет спустя, в 1956 году, опять же на средства русских эмигрантов, потомков русских моряков, в городе Тунисе был построен православный храм Воскресения Христова. Храм был освящен Архиепископом Иоанном и находится на авеню Мухаммеда V в центре города.

В 1990 году Анастасия Александровна Ширинская-Манштейн обратилась к Святейшему Патриарху Московскому и всея Руси с просьбой направить в Тунис священника из России. В Тунисе побывал и встретился с верующими архимандрит Феофан (Ашурков). По письму Анастасии Александровны и рапорту Феофана митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл в 1992 году представил Синоду вопрос о необходимости принятия под юрисдикцию Русской Православной Церкви прихода в Тунисе.

Настоятелем храмов в Тунисе был назначен священник Димитрий Нецветаев. С его приездом началось возрождение церковной жизни в Тунисе – храм стал родным не только для эмигрантов первой волны, но и для соотечественников, уехавших в Тунис позднее. Сегодня храмы в Тунисе объединяют духовно не только русских, белорусов, украинцев,  но и тунисцев, болгар, сербов, румын, палестинцев и граждан других стран.

Новые времена, новые завоеватели

«Свободой Рим возрос, а рабством погублен».

А.С.Пушкин

Римская колонизация Африки, приведшая к повторному возрождению города Карфагена, оказалась не вечной, как и сам Вечный Рим. С середины III века н.э. вместе с деградацией самой Империи начала слабнуть и ее проконсульская провинция Африка. С юга участились набеги на Карфаген берберских племен.

В 375 году германское племя готов, теснимое надвигающимися из Центральной Азии кочевниками-гуннами, подошли к Дунаю и попросили разрешения поселиться на территории Римской империи. Император Валент разрешил готам поселиться во Фракии, но потребовал, чтобы они сдали оружие, подчинялись требованиям римских чиновников, а при необходимости несли военную службу Риму. Чиновники за солидные взятки оставили готам оружие, но зато дали им значительно меньше продовольствия, чем было обещано, надеясь получить еще щедрые подарки в обмен на хлеб. Чтобы получить продовольствие, поставляемое по непомерно высоким ценам, готам приходилось продавать в рабство своих детей[152].

И тогда готы восстали во главе с вождем Алавивом. К ним присоединились другие варвары. Против них отправился сам император Валента с армией. В 378 году при Адрианополе произошла решающая битва, ознаменовавшая собой начало последней стадии упадка Римской империи. Историк Аммиан Марциал, профессиональный солдат, как он сам говорил о себе – «солдат и грек», так описывает конец этого сражения.

«Когда несчетные отряды варваров стали опрокидывать людей и коней, в этой страшной тесноте нельзя было очистить места для отступления. Давка не давала возможности уйти. Наши в отчаянии снова взялись за мечи и стали рубить врага. Варвары же своими секирами пробивали шлемы и панцири. Можно было видеть, как варвар в своей дикости, с искаженным лицом, с подрезанными подколенными жилами, отрубленной правой рукой или разорванным боком, грозно вращал своими свирепыми глазами уже на самом пороге смерти; сцепившиеся враги вместе валились на землю, и равнина сплошь покрылась распростертыми на земле телами убитых. Стоны умирающих и смертельно раненных раздавались повсюду, вызывая ужас…

Поздно вечером император, находившийся среди простых солдат, пал, опасно раненный стрелой, и вскоре испустил дух... Уцелела, как известно, только треть войска. По свидетельствам летописей, только битва при Каннах[153] была столь же кровопролитна»[154].

Остатки римской армии укрылись в Адрианополе. Готы осадили город, несколько раз пытались взять его штурмом, но римляне отбили все приступы с помощью крепостной техники – баллист, онагров и катапульт. Готы решили отступить от города и двинулись вглубь Балканского полуострова. Они рассчитывали на отряды своих соплеменников, служившие в римских войсках. Но командовавший римской армией в восточных провинциях магистр Юлий приказал всем римским командирам тайно перебить всех готов, находившихся в римских гарнизонах, что и было сделано.

В дальнейшем основные силы готов и их союзников аланов были остановлены с помощью гуннов и других варварских племен, нанятых римлянами. Преемник Валента император Феодосий отразил нападение готов на Константинополь и смог на короткое время объединить распадавшуюся империю. После его смерти в 395 году Римская империя окончательно разделилась на Западную – со столицей в Риме и на Восточную – со столицей в Константинополе. Восточную Римскую империю позднее стали называть Византией – по имени колонии Византии, возле которой был основан Константинополь[155].

Вот что рассказывает о варварских племенах Прокопий Кесарийский в книге «Война с вандалами»: «В прежнее время готских племен было много, но самыми большими и значительными из них были готы, вандалы, визиготы и гепиды… Все эти народы отличаются друг от друга только именами, но во всем же остальном они сходны. Все они белы телом, имеют русые волосы, рослые и хороши на вид; у них одни и те же законы и исповедуют они одну и ту же веру. Все они ариане и говорят на одном языке, так называемом готском… Поскольку варвары не встречали никакого сопротивления, они показали себя самыми жестокими из всех людей. Те города, которые они взяли, они разрушили до такой степени, что даже до моего времени от них не осталось никакого следа, особенно от тех, которые были расположены по эту сторону Ионийского залива, разве что случайно сохранилась кое-где одинокая башня, или ворота, или что-либо подобное. Попадавшихся им людей они всех убивали, равно и старых, и молодых, не щадя ни женщин, ни детей. Потому-то еще и доныне Италия так малолюдна. Они разграбили богатства всей Европы, особенно же в Риме они не оставили ничего ни из государственных, ни из частных богатств».

Атилла обрушивается на Римскую империю

Самым крупным стало вторжение в Западную Римскую империю гуннских племен. В 377 году пришедшие из Центральной Азии кочевники-гунны поселились в римской провинции Паннония. Римляне использовали их отряды для борьбы с готами и другими своими противниками. Ситуация изменилась в середине 440-х годов, когда новый вождь Атилла сплотил племена гуннов в единый союз. Он предпринял вторжение в римские владения и завоевал обширную территорию от Кавказа до Рейна и от Северного моря до Дуная. В 447 году гунны подошли к Константинополю, и византийский император вынужден был заплатить большой выкуп, чтобы они не осаждали город. Предводителя гуннов римские христиане прозвали «Бич Божий» — такой ужас наводили его воины, славившиеся грабежами и насилиями.

В январе 451 года армия Атиллы вторглись в Галлию. Захватив прирейнские города, вождь гуннов двинулся в Южную Галлию, где жили вестготы, и осадил Орлеан. Готы обратились за помощью к римлянам. Во главе римского войска стоял Флавий Аэций. В молодости он был заложником у гуннов и хорошо знал особенности тактики и организации своих нынешних врагов.

Аэцию удалось снять осаду с Орлеана. Гунны отошли к Труа. К западу от этого города на Каталаунских полях произошла решающая битва. Готский историк Иордан утверждал: «Битва была свирепой и отчаянной. Полуиссякшие ручейки, протекавшие по долине, внезапно раздулись от потоков крови, смешавшейся с их водами, и раненые, утоляя жажду, умирали мгновенно». Король Теодорих был убит в схватке, однако его вестготы не дрогнули и, в конце концов, рассеяли остготов Атиллы. Тем самым центр войска Атиллы, который составляли гунны, попал под фланговый удар слева. Гунны в беспорядке отступили к своему лагерю. Потери обеих сторон Иордан определяет в 165 тысяч человек.

На следующий день Атилла попросил Аэция, чтобы остаткам гуннского войска дали возможность покинуть пределы Западной Римской империи. Аэций согласился, поскольку войско Атиллы уже не представляло опасности. От разгрома на Каталаунских полях гунны уже не оправились. В 453 году Атилла умер, и с его смертью распалась держава гуннов. Следующей погибла и сама Западная Римская империя.

В 476 году последний римский император Ромул Августул был свергнут предводителем варварского отряда Одоакром, отославшим знаки императорского достоинства в Константинополь. Одоакр при этом заявил, что на земле может быть только один император[156].

Вандалы вторгаются в Африку

В начале V века в африканские владения Рима со стороны Пиренейского полуострова вторглось племя вандалов во главе с Гейзерихом. Пройдя быстрым маршем на восток, оно заняло Проконсульскую провинцию, где и было создано вандальское королевство (439-534 гг.). Историки сообщают, что общее число германцев, оказавшихся па территории Магриба, и вовлеченных в их переселение аланов достигало 80 тыс. человек. В 442 году под их ударом пал Карфаген и был разграблен. В который раз!

Крупные латифундии в окрестностях Карфагена, который вновь стал при Гейзерихе и его наследниках столицей, были захвачены самим королем либо розданы его приближенным и духовенству.

В провинции Зевгитана, как именовалась со времен императора Диоклетиана северная область современного Туниса, конфискованные земли Гейзерих передал германскому войску и при этом выделил каждому мужчине индивидуальный участок от 10 до 20 га. Остальная же территория бывшей Проконсульской Африки, провинция Бизацена, а также Триполитания и Нумидия получили статус королевского домена.

«Гейзерих, сообщает Прокопий Кесарийский, покорил себе маврусиев и каждый год с наступлением весны совершал вторжения в Сицилию и Италию и там одни города поработил, другие разрушил до основания и разграбил все; когда же страна оказалась лишенной и людей, и ценностей, он стал совершать набеги на области Восточной империи. Он подверг разграблению Иллирию, большую часть Пелопоннеса и остальной Греции, а также прилегающие к ней острова. Затем он вновь возвращался в Сицилию и Италию, разорял и грабил одну область за другой».

Прокопий приводит такой факт: «как-то, когда Гейзерих сел уже на корабль в Карфагенской гавани и паруса были подняты, кормчий спросил его, против какого народа он велит плыть? Тот в ответ сказал, что, разумеется, против тех, на кого прогневался Бог. Так безо всякого основания он нападал на кого придется».

Вандалы, печально известные своими разрушительными набегами на Рим, в самой Африке перенимали не только образ жизни и привычки римской рабовладельческой знати, по и многие их методы хозяйствования. Продолжалась оживленная внешняя торговля Африки, осуществлявшаяся через транзитный центр па Сицилии Сиракузы. Как сообщает Прокопий, в самом Карфагене имелся целый квартал, заселенный местными и иностранными купцами. Сельскохозяйственные продукты, в том числе из королевских поместий, через разных посредников сбывались как в Восточную империю, в Италию, так и в дружественное Вестготское государство.

Византия захватывает Африку

В 534 г. по приказу византийского императора Юстиниана флотоводец Велисарий направил свои корабли к Карфагену, чтобы разгромить варваров. Подплыв к городу, Велисарий приказал всем высадиться и, выстроив войско в боевой порядок, вступил в Карфаген. Прокопий сообщает, что Велисарий «не раз обращался к воинам с просьбой проявлять умеренность по отношению к ливийцам[157], настойчиво убеждал их сохранять добропорядочное поведение и в Карфагене. Он говорил, что ливийцы издревле являлись римлянами, оказались под властью вандалов не по собственной воле и испытали от этих варваров много беззаконий. Именно поэтому император и начал войну с вандалами, и с их стороны было бы просто святотатством причинить зло людям, для освобождения которых они двинулись против вандалов».

С Велисарием вернулись и семьи бывших африканских землевладельцев. Однако когда вандалы были изгнаны из Африки – часть из них ушла к берберам – попытки восстановить в их правах встретили активное сопротивление местного населения. Мятежи и волнения внутри страны подрывали устойчивость византийской власти. К тому же границы все больше беспокоили соседи: племена маврусиеев, совершавших набеги с запада, и ливийские кочевники. Против них приходилось выставлять гарнизоны и строить крепости. Одна из таких крепостей возвышается в часе езды от Хаммамета на север, около рыбного порта и города Келибия. Это единственная византийская крепость, которая сохранилась в Африке с тех пор.

Как пишет М.Ф.Видясова[158], Северная Африка, несмотря на все потрясения, происходившие с III по VII столетие, сохранила высокий уровень развития производительных сил. Вандальское завоевание, оказавшее отрицательное влияние на городскую жизнь, не привело к сокращению сельскохозяйственного производства и не имело таких последствий, какие повлекли за собой миграции германских племен в Европе, где уровень сельского хозяйства был отодвинут на более низкую ступень. Значительным был в V в. и объем торговли.

Прокопий по поводу источника сокровищ вандалов пишет, что поскольку Африка – «страна богатая и в высшей степени обильная необходимыми продуктами, то денежные доходы, собранные от произведенных там благ, не тратились в других странах для покупки продуктов, но владельцы имений копили их все 95 лет, в течение которых вандалы господствовали в Африке».

Его слова подтверждают арабские хронисты, писавшие о том, что мусульманские воины, впервые совершившие поход из Египта в Северную Африку в 647 г., увидели перед собой «сплошную полосу городов и селений»[159].

Глава V. ИФРИКИЯ

После варваров и византийской армии на Северную Африку волна за волной начали накатываться арабские нашествия, они-то и предопределили на многие века исторические судьбы народов этого региона. В Тунисе, Алжире, Марокко, Ливии, Египте жители считают себя арабами, хотя многие – выходцы из берберских племен. Культура, традиции, язык каждой из этих стран при всей своей самобытности неотделимы от единой арабской цивилизации. В Северной Африке поклоняются одному Богу, празднуют одни религиозные праздники, говорят на диалектах арабского языка и понимают друг друга.

Так что можно со всей определенностью сказать: арабы, вторгнувшиеся сюда с Аравийского полуострова, в корне перевернули жизнь и карфагенян, и берберов, и римлян, и варваров, осевших здесь, да и всех остальных жителей этого обширного района земного шара. И со своей стороны, народы Северной Африки внесли неоценимый вклад в развитие и расцвет арабо-исламской цивилизации. С чего все началось?

Полководец Окба ибн Нафи

Первые военные отряды арабов дошли до византийской Африки в 647 году. Удостоверившись, что земли здесь богатые, они вернулись домой. Но через четверть века по проторенной дороге на Запад отправилась уже арабская армия, имея вполне конкретную цель – завоевать Магриб, распространить ислам и утвердиться на новых землях. Ее предводителем, имя которого и сегодня чтут магрибинские народы, был полководец Окба ибн Нафи, который в 670 году заложил город Кайруан, поначалу служивший военной базой, а затем ставший столицей арабских владений и центром культурной жизни в Северной Африке. Страна получила название Ифрикия. Из Кайруана совершались походы дальше на Запад, Север и Юг против византийских территорий и берберских племен.

Основатели Кайруана, среди них личный брадобрей Мухамеда, были знакомы с Посланником Аллаха[160] на земле, пророком, продиктовавшим священную книгу мусульман – Коран.

Как водится на Востоке, где о прошлом рассказывают были, похожие на сказки, а в сказках воспроизводятся события, реально происходившие, рождение Кайруана покрыто вуалью легенд, впитавших в себя и то, что случилось здесь на самом деле.

Итак, потерпев поражение в двух первых походах против византийцев (в 640-650 гг.), которые владычествовали над Северной Африкой, арабы отправились в новый поход. Третья волна нашествия захлестнула нынешние Ливию и Тунис. К 670 году она докатилась до восточных отрогов Атласских гор, протянувшихся вдоль Средиземного моря до Атлантики. Набежав на горные склоны, волна потеряла силу и, отброшенная яростным сопротивлением берберских племен, отхлынула на степную равнину.

Там и произошел эпизод, породивший легенды о происхождении Кайруана. Создание нового города входило в намерения арабских военачальников. Их планы простирались до Атлантического океана – куда они, в конце концов, и дошли. Но для будущих экспедиций была необходима надежная тыловая база. Ею и стал заложенный на месте одной из стоянок 15-тысячного войска «всадников Аллаха» городок.

Место было избрано удачное. Здесь пересекались караванные пути. До морского побережья километров пятьдесят. Почти столько же до гор, где засели берберские отряды. Еще километрах в ста к северу мощные укрепления других врагов – византийцев. А на юге – пустыня, куда привычные к пескам арабы могли уйти в случае поражения. Городок так и назвали: Кайруан – «укрепленное место». Из поколения в поколение передается предание о том, почему город был заложен именно здесь...

Легенда об основании Кайруана

...Предводитель арабской армии, Окба ибн Нафи поднял согнутую в локте правую руку – знак следовавшим за ним отрядам остановиться. Отходя от гор после неудачных стычек с непокорными берберами, его воины, да и он сам, были уставшими и желали отдыха. Разбивать лагерь в предгорьях Атласа было делом небезопасным. В любой момент противник, прятавшийся наверху под кронами густых лесов, которые покрывали склоны, мог обрушить на арабскую стоянку свой удар. Поэтому воинам Окбы пришлось отойти подальше от гор, и только когда они вышли на просторы степей, было решено устроить привал.

Окба спустился с седла и собрался немного пройтись, чтобы размять ноги. Как раз в этот момент произошло чудо. В том месте, где он коснулся земли, открылся вдруг родничок, а рядом с ним в песке нашлась золотая чаша, которая была задолго до этого дня потеряна Окбой в священном городе мусульман Мекке, за тысячи километров от этой равнины.

Окба воскликнул:

– Это – знамение Аллаха! Именно здесь суждено встать новому городу, который принесет славу арабскому народу.

И затем произнес Окба заклинание:

– Все, кто живет здесь, уходите! Мы пришли!

В ответ – тишина.

Трижды сказал полководец свое заклинание. И вдруг все пришло в движение, и все твари – звери, змеи, черепахи, скорпионы, которые помешали бы людям спокойно жить, – покинули равнину…

И не стало в этих местах, – говорит легенда, – гадов ползучих и жалящих, и начали мусульмане возводить первые стены будущей, освященной знаком небесным, арабской столицы Ифрикии, куда направят свои стопы паломники. И семь посещений Кайруана будут приравнены к одному, обязательному для всех правоверных, паломничеству в Мекку...

Мечеть Сиди Окбы

«И этот светильник – светильник Разума и мысли, воспламененный от Божественного света, ведь это он горящим угольком освещал нам путь

 в дороге, ведущей к независимости и к победе!

Светильник этот нам в помощь и теперь...»

Из молитвенной речи Хабиба Бургибы в день рождения Пророка.

3 сентября 1960 г. Кайруан, мечеть Сиди Окбы.

Так Кайруан стал явью. И по значимости в истории Туниса он по праву соперничает с Карфагеном. Ведь в Истории тунисского народа Кайруан – детище арабской цивилизации – сыграл решающую роль. Не было бы его, так, возможно, и проникновение ислама в Северную Африку и далее на запад, а затем в Испанию оказалось бы затруднено. А ведь, благодаря религии, арабам удалось не только остаться на этих землях, обратив в свою веру местное население, но и, смешавшись с ним, превратиться из пришельцев в коренных жителей.

Первые постройки города Кайруана были разрушены берберами и византийцами вскоре после своей закладки, но арабы восстановили их, а через два века Кайруан стал богатой столицей династии Аглабидов, сияющей пышностью и великолепием. Памятники архитектуры периода их правления сохранились до сих пор. Среди них – гигантские каменные бассейны IX века для сбора воды, которые не раз в прошлом спасали население от засухи и которые и сегодня, одиннадцать веков спустя, используются для орошения полей. Именно при Аглабидах были заложены в Тунисе – другом городе Ифрикии, крепость Касба и знаменитая Оливковая мечеть – Зитуна[161], форты в городах Сусс и Монастир[162].

Главным монументом, который начал строить генерал Окба, стала мечеть, которая носит его имя[163]. Но лишь когда прочно укрепилась здесь власть арабских династий, мечеть отстроилась полностью, и с тех пор стоит нерушимо. 836 год называют в качестве даты, после которой Мечеть Сиди Окбы уже приняла свой теперешний вид. Высоченные стены мечети, протянувшиеся на 135 метров в длину и 80 в ширину, составляют слегка скошенный прямоугольник. Внутри – просторный двор, охваченный по периметру мраморной колоннадой, в тени которой сокрыты входы во внутренние залы для молитвы. Колонны подпирают и потолки самих залов, причем в таком количестве, что создают иллюзию густого леса, в полумраке которого можно затеряться. Легенда утверждает: колонны пересчитать здесь невозможно, а кто рискнет сделать это, ослепнет.

Большее впечатление производит не число колонн, а их разнообразие. Для строительства мечети колонны привезли из разных районов Северной Африки и Востока, завоеванных арабами, с целью придать мечети Сиди Окбы характер общеисламской ценности. Одни стояли когда-то в Карфагене, другие в Византии, третьи сохранили оттиски христианских крестов Палестины, четвертые высечены в Багдаде арабскими мастерами. И, чудо! – над дверями в залы, предвосхищая знакомство с «каменным лесом», здравствуют по прошествии более тысячи лет деревянные доски, которыми тогда обшивали входы.

Славится мечеть Сиди Окбы и своим михрабом. Так называется ниша в стене мечети, указывающая направление на Мекку. Именно в эту сторону должны быть обращены лица мусульман, совершающих молитву. Здесь михраб облицован мрамором и изящной фаянсовой плиткой, присланной из Багдада. Мирхаб ценится своим возрастом, и его считают одним из самых красивых в мусульманском мире.

Над могучими стенами мечети, скрывающими под своим кровом обширные залы, где могут разместиться тысячи людей, возвышается огромный минарет-башня, откуда муэдзин обращается к верующим. Он поднимается к небу на высоту 35 метров (выше московского восьмиэтажного здания) и сооружен из трёх этажей квадратного сечения. Сложен он из блоков, взятых из руин древнеримских городов, и некоторые из них хранят надписи на латыни.

А для главного молельного зала были доставлены хорошо сохранившиеся мраморные колонны из Карфагена. И поэтому есть такая поговорка: «Если вы хотите увидеть, каким красивым был Карфаген, зайдите в Мечеть Сиди Окбы!»

Но вход в святыню мусульман разрешен только для правоверных[164], а для туристов предоставлена возможность созерцать Мечеть с крыш соседних зданий, в которых разместились мастерские, где вручную изготовляются знаменитые на весь мир кайруанские ковры.

Кахина, последняя берберская царица

Берберская царица Дихия бинт Таббит, христианка, возглавила с 695 г. борьбу берберов против арабов. Арабы ее прозвали Кахиной («колдунья», «прорицательница»).

Согласно легенде, в 683 г. Кахина помогла берберскому царю Косейле бежать из арабского плена и сопровождала его в походах. А В 695 г. она подняла восстание берберов, к которым присоединились византийцы, в 697 г. взявшие Карфаген. Кахина захватила большую часть Ифрикии, разрушая города и деревни, вырубая оливковые рощи и оставляя арабам выжженную землю. В 703 г. войска Кахины потерпели поражение при Тисдрусе от арабского полководца Хасана ибн ан-Номана. Кахина погибла в 703 г в римском Колизее города Тисдрус (нынешний Эль Джем), где держала свою последнюю оборону от арабского полководца Хасана ибн Ноамана. Но ее несметные богатства ищут до сих пор...

И есть берберская легенда о том, что Кахина не погибла, а вместе со своими воинами и богатствами ушла из Колизея подземным ходом, вырытым еще римлянами во время строительства Колизея, но на поверхность не вышла. Ее сокровища появятся сами перед женщиной, если она выполнит три условия. Одно из них: хранить всю жизнь верность своему возлюбленному. О двух других условиях может рассказать возлюбленной только сам бербер…

Ифрикия – часть Арабского Халифата

В конце VII - начале VIII вв. Ифрикия становится частью Арабского халифата. Культурное влияние «всадников Аллаха» быстро нарастало. Во всех городах и малых населенных пунктах появились арабские школы: получили развитие медицина, астрономия, теология, философия, литература, архитектура, народные ремесла, декоративное искусство.

Культура Халифата представлена во всем своем многообразии в дошедшем до нас цикле любовно-приключенческих рассказов и анекдотов из быта разных слоев населения, известном как «Тысяча и одна ночь». Кроме житейских и любовных историй, в этот сборник вошли сотни сюжетов из народных сказок Персии, Греции, Индии, народов Северной Африки, других народов, вошедших в состав Халифата или оставшихся пограничными с этой державой.

Особенно продуктивно в Халифате развивалась медицина. Труды семьи Бахтишо из Дамаска, давшей семь поколений знаменитых врачей, а также багдадского хирурга Абубекра ар-Рази и, конечно, Абуали Ибн Сины (Авиценны) не только не дали исчезнуть античному медицинскому наследию греков и римлян, но и внесли туда много нового, впоследствии проверенного веками и принятого на вооружение современным обществом. Особая заслуга арабской медицины состоит в безоговорочном признании гигиены, а также водных и тепловых процедур в качестве одного из главных залогов длительного и крепкого здоровья человека. Вот почему искусственные водоемы, бани-хаммамы с бассейнами[165] (получившие впоследствии название «турецких бань», хотя они являются копией финикийских, карфагенских и римских бань) строились по всему Халифату, в том числе и в Ифрикии, столь же интенсивно, сколь и дворцы, и мечети[166].

Философия арабских ученых

Огромное значение для развития Человечества сыграла поощрявшаяся в Халифате наука, причем не только в прикладных дисциплинах, но и в философии и познании человека. Интересная деталь: многое из античной Греции, Карфагена и Рима, что стало живительными корнями для Возрождения и Просвещения в Европе, пришло в Европу от арабских мыслителей и ученых, которые не только сохранили интеллектуальные сокровища Античности, но и обогатили новыми открытиями, откровениями и гениальными догадками. Возьмем философию ислама.

Согласно философским учениям арабских мыслителей, всемогущий  Бог, которого правоверные называют Аллах, сотворил мир из ничего и полностью управляет им. Бог неизмеримо превосходит все в мире и является разумной духовной силой, похожей на человека (поэтому в исламе нет изображений Бога, он неизобразим, и его нельзя описать человеческими словами). Мир устроен иерархично, имеет несколько уровней, различающихся по степени совершенства (7 земель, 7 небес). Все вещи и существа также различаются по степени совершенства. Самым совершенным творением Аллаха является человек (совершеннее даже ангелов). Человек – малое подобие всей Вселенной, в нем заключены все силы и способности, существующие в мире.

Вселенная – «большой человек», а человек – «малая Вселенная», микрокосм. Человек – наместник (халифа) Аллаха в мире, мир создан для него, долг же человека – следовать божественному порядку («ислам» значит покорность).

Божественное знание о мире и божественный закон переданы людям в словах самого Аллаха, содержащихся в священной книге. Коран передан Богом пророку Мухаммеду через архангела Джабраиля. До этого был еще целый ряд пророков (ислам следует иудейско-христианской традиции, признавая библейских пророков и Иисуса), но Мухаммед – «печать пророков», последний и самый совершенный пророк, а Коран – самое полное божественное откровение.

Следует подчеркнуть, что в Коране и в хадисах (рассказах о поступках и изречениях пророка Мухаммеда) не содержится указаний о соответствии исламу каких-либо философских учений. Когда сформировалось первое мусульманское государство – Халифат, в его составе оказались страны с давними философскими традициями, что способствовало появлению философских идей в рамках мусульманской культуры. Эти философские идеи развивались по трем направлениями: из рационалистически-логического комментария к Корану и его осмысления и толкования – калам (Аль-Ашари (873-935 гг.); путем изучения и нового истолкования античной философии – фальсафа (первый «философ арабов» – Аль Кинди (600-670 гг.), Аль Фараби (870-950 гг.), Ибн Сина (980-1037 гг.), Ибн Рушд (1126-1198 гг.) и др.); путем философского осмысления мистических настроений и практики – суфизм (Аль Газали (1058-1111 гг.), Ибн Араби (1165-1240 гг.), Ас-Сухраварди (1155-1191 гг.), Хамза Фансури (XVI в.).

Ожидание Спасителя

Среди правителей VIII-IX вв. до сих пор выделяют династию Аглабидов, царствование которой на территории Ифрикии называют «золотым веком». С того периода осталось немало интереснейших исторических памятников, архитектура которых доказывает, что строили тогда изысканно: большая мечеть в Кайруане, форты в Суссе и Монастире, мечети в Тунисе. По свидетельствам историков, эмиры Аглабидов вели «рафинированную жизнь» в своих «роскошных дворцах». И это пристрастие к пышности и неумеренность в быту на фоне бедности и страданий народа и погубило Аглабидов. Подстегиваемые проповедями мусульманских священников-муэдзинов о том, что такой стиль жизни правителей противоречит моральным основам, заложенным в Коране, беднейшие слои населения поддержали вооруженные выступления шиитов, противников эмиров.

В VIII веке внутри шиитской оппозиции родилось учение исмаилитов. В те времена религиозные споры-дискуссии находили глубокий отклик в народе, обеспокоенном царящим беззаконием и лихоимством чиновников. В конце IX века в разных районах Магриба появились первые исмаилитские миссионеры. Им удалось обратить в новую веру берберские племена кутама, которые из учения исмаилитов поняли самое простое: придёт новый Мессия, спасет простых тружеников и восстановит на земле справедливость и порядок. Поэтому ожидание Спасителя (по-арабски «Махди») полностью отвечало народным чаяниям.

И когда некий Обейд-Аллах объявил себя «Махди», часть народа несказанно обрадовалась этому. В 909 г. племена кутама вторглись на территорию Ифрикии и свергли правящую в то время династию Аглабидов. 15 января 910 года Обейд-Аллах на белом коне въехал в Кайруан и в резиденции эмиров принял титул халифа и был официально провозглашён Спасителем. Обейд-Аллах эль Махди (так он стал именоваться после этого) основал династию Фатимидов. Будучи пришельцем, новый халиф неуютно чувствовал себя в Кайруане, и он решил перенести столицу в другое место. Он пригласил своих астрономов и попросил у них совета, когда можно будет совершить задуманное. Астрономы по звёздам определили наступление благоприятного времени, это был период господства льва, знака «Махди». Халиф выбрал для новой столицы участок земли, расположенный на узком и далеко выходящим в море мысе Африка[167].

Новой столице было дано название Махдия (Спасительница). Халиф окружил город крепкими крепостными стенами. Попасть внутрь крепости можно было только через массивные ворота с крытой галереей. Тунисский историк и философ Ибн Халдун (живший в 1332-1406 гг.) сравнивал город с «кинжалом, крепко сжатым в кулаке». Расположение Махдии, её оборонительные сооружения, естественные препятствия, созданные природой, неоднократно помогали успешно противостоять противнику.

После окончания строительства крепости в 921 г. Обейд-Аллах эль Махди перенёс свою резиденцию в Махдию. За стенами крепости был построен королевский дворец, Большая мечеть, административные и жилые дома для высокопоставленных чиновников и богатых горожан, мастерские для ремесленников. Для проживания ткачей, кузнецов, ювелиров и других был отведён пригород Махдии – Зоуила. Это разделило город на два полюса, на два мира. Правя страной, «Спаситель» делал ставку только на силу оружия, а к каким последствиям это приводит, хорошо известно. Постепенно в Ифрикии возникло широкое движение сопротивления, основанное на борьбе с исмаилитизмом. Суннитские проповедники утверждали, что исмаилиты – более страшный враг, чем христиане.

Вслед за суннитами на позиции противников исмаилитов встали хариджиты, которых возглавил экстремистски настроенный Абу Язид. Объединив недовольных, он принял титул «старейшины правоверных» («шейх аль-Муминин») и создал огромную армию повстанцев в 100 тысяч человек. В 941-947 гг. страна стала ареной кровавых событий: хариджиты захватили города Кайруан и Тунис и осадили Махдию. Страшная беда обрушилась на Ифрикию. Хариджиты разрушили около 30 тысяч селений, безжалостно расправляясь как с исмаилитами, так и со своими союзниками суннитами. Они жгли и разрушали их дома, грабили и захватывали их имущество.

Подавив с большим трудом восстание, Фатимиды больше не чувствовали себя спокойно в Ифрикии. Они решили построить столицу халифата в Египте, куда и перенести в 973 году свою резиденцию. Назначение наместником Ифрикии Бологина ибн Зири в 972 году положило начало династии Зиридов (972-1148 гг.) – фатимидских наместников Ифрикии.

Ифрикия, смутные времена

К X в. Ифрикия снова становится богатой и процветающей страной. Инженерные сооружения, в основном связанные с подачей воды в города и для искусственного орошения сельскохозяйственных угодий, были основой благосостояния Ифрикии. Постоянное строительство, разработки новых проектов огромными шагами продвигали страну вперед по пути цивилизации. В начале XI века был разработан грандиозный проект канала, соединяющего Кайруан с морем, началось его строительство. Но дальнейшие события не дали возможности довести проект до его логического завершения.

Интеллектуальный уровень страны в это время был очень высок. Появились многочисленные труды по истории, географии, естественным наукам, особенно медицине.

В 990 году архиепископ Карфагенский был посвящён в сан как примас Африканской католической церкви. В это время между христианами-католиками и мусульманами не было особой вражды. Напротив, у мусульман: шиитов и суннитов, вражда достигла апогея. Общее стремление народа Ифрикии к самостоятельности от иностранных правителей и духовных руководителей привело к конфликту между суннитским большинством и правящим шиитским меньшинством, печально закончившимся для обеих сторон.

В 1016-1018 гг. по стране прокатилась волна шиитских погромов. Сунниты громили дома и лавки, бросали в огонь и убивали шиитов. Только в Кайруане погибло более 20 тысяч шиитов. В 1016 г. в Махдии в Большой мечети, в её внутреннем дворе сунниты убили всех находившихся там шиитов. При Аль-Муиззе (из династии Зиридов) в 1048 г. была провозглашена независимость Ифрикии от Фатимидов, как суннитского государства. Фатимиды не оставили это событие без внимания и направили в Ифрикию в качестве карателей племена бану хиляль и бану сулейн в 1050 году. Воины этих племён с женами и детьми, со своим имуществом и скотом двинулись из Египта в Ифрикию.

«Магриба» – это воспетое в легендах переселение бедуинов на запад, в составе нескольких сотен тысяч человек и нескольких миллионов голов скота. По словам Ибн-Халдуна, это было подобно нашествию саранчи, которая уничтожала всё на своём пути. 14 апреля 1052 г. в битве при Хайдаране (к северу от Габеса) бедуины смели 30-тысячную армию Зиридов. Это сражение, роковым образом изменившее судьбы Северной Африки, вошло в историю как «день глаза» (Яум аль-айн), так как бедуины старались наносить удары по глазам – единственному уязвимому месту ифрикийских и санхаджийских рыцарей, закованных в латы, с тяжёлыми железными шлемами на голове. После этой битвы бедуины двинулись по стране: рубили тысячелетние оливковые деревья, уничтожали сады, вытаптывали поля, опустошали селения, разрушали сложные ирригационные сооружения.

Ирригационные системы были заброшены, уничтожены и никогда не были восстановлены. Разрушение Кайруана (1 ноября 1057 г.) ознаменовало фактически гибель Ифрикии. В течение нескольких десятилетий страна была в руинах (многие руины сохранились до нашего времени) и превратилась в огромное пастбище. От бывалого процветания не осталось и следа.

В середине XI века страна распалась на независимые феодальные владения и города-республики, лишь номинально признававшие власть Зиридов. Эта раздробленность и междоусобицы полностью ослабили Ифрикию и сделали её лёгкой добычей завоевателей.

В 1061-1091 гг. была потеряна Сицилия. В 1087 г. пизанско-генуэзский флот разгромил столицу Ифрикии – Махдию. В 1123 г. в Ифрикии появились отряды норманнов (викингов и скандинавов). Они заняли ряд североафриканских городов и территорий, в том числе остров Джербу, города Сусс и Сфакс, и после взятия Махдии в 1148 г. положили конец династии Зиридов.

За исключением самого города Туниса и юга, вся страна перешла под власть сицилийского короля Роджера II (1130-1154 гг.). Норманны навели в стране порядок со сборами налогов, превратили страну в единое целое. Роджер II считал себя наследником двух цивилизаций: греческой и арабской, проводил политику веротерпимости. Арабский язык рассматривался как официальный. И христиане-католики, и мусульмане могли занимать важные государственные посты. При дворе любили арабскую музыку, покровительствовали учёным.

Обстановка в стране резко изменилась после прихода к власти сына Роджера II Вильгельма I (1154-1166 гг.). Христиане заняли привилегированное положение. Начались притеснения мусульман. Это породило волну сопротивления, в которой под флагом борьбы с иноверцами и за обновление и очищение ислама на основе так называемой альмохадской доктрины (учение Ибн Тумарта), произошло объединение Североафриканских земель (Марокко, Алжира) и Испании. А в 1159 г. 100-тысячная армия альмохадов вторглась в Ифрикию и к середине 1160 г. захватила всю страну.

Начались новые гонения. Евреям, католикам, мусульманам всех направлений, кроме альмохадского, предлагалось выбирать между смертью и обращением в новую веру. Альмохады начали истреблять и неверных, и мусульман. Прекратила существование африканская католическая церковь. Тунис превратился в огромный монастырь со строго установленным распорядком дня и разветвлённой системой тотального шпионажа. Население заставляли выполнять все указания религиозных наставников.

Подавление инакомыслия неизбежно привело к разным формам протеста, в частности к дервишеству. Проповеди странствующих дервишей-марабутов о равноправии и справедливости становились все более популярными среди простого народа. Недовольство существующими порядками охватывало все новые слои населения.

Столицей Ифрикии становится Тунис

В период арабского владычества, когда враждовавшие между собой династии сменяли с интервалом нескольких десятков лет одна другую, Карфаген, как город, уходит на дальний план, и никогда больше не возвращается в свое прежнее состояние. Разрушенный в очередной раз, он превращается в некий символ. Но зато этот символ обретает бессмертие!

Правильно говорят, что природа не терпит пустоты. Иначе чем объяснишь, что буквально в двух десятках километров от разрушенного – и не раз! – Карфагена в те же годы начинает набирать силу другой город, фактически ставший его прямым наследником. И место его основания, и время, когда жизненная энергия, покидавшая стены Карт Хадашта, перетекла в жилы нового поселения, говорят только одно – появление на земных картах поселения Тенеса или Тюнеса, превратившегося со временем в город Тунис, а затем в столицу государства, не случайно. Потому что течет в его венах карфагенянская кровь, и пепел Карфагена стучит в его сердце.

В 1160 г. Тунис становится столицей Ифрикии.

В 1229 г. альмохадский наместник Абу Закария Яхья, положивший начало династии Хафсидов (1229-1574 гг.), отделился от империи альмохадов. Политика Хафсидов нашла поддержку во всех слоях общества. Хафсиды объявили себя последователями и продолжателями дела Ибн Тумарта, но отказались от крайностей и нетерпимости, особенно в религии. К середине XIII века престиж государства поднялся на высокий уровень. Это был период наибольшего величия Хафсидской державы. В эти времена Тунис начал отстраиваться основательно и солидно и превратился в важный центр торговли, куда съезжались с товаром купцы не только со всего Туниса, но и из-за моря: из Греции, из Италии (Пизы, Венеции, Флоренции) и даже с берегов Черного моря. Именно в столицу хлынула волна андалузской эмиграции из Испании. Беженцы получали защиту эмиров и дозволение заниматься торговлей и ремеслом. Потомки тех переселенцев и поныне здравствуют в Тунисе, держа в своих руках ателье, мастерские, предприятия, а также большое количество магазинов и лавок. А пригород Сиди Бу Саид хранит неповторимый мавританский (андалузский) архитектурный стиль.

Самый могущественный из Хафсидских правителей Аль-Мустансир (1249-1277 гг.) стал халифом в 1258 г. В 1270 г. Аль-Мустансир отразил нашествие крестоносцев во главе с королём Франции Людовиком IX.

Печальная история крестовых походов

Здание католического храма, которые возвышается на холме Бирса, связан с историей печально известных крестовых походов (1096-1270 гг.) на Ближний Восток (в Сирию, Палестину, Северную Африку), организованных западно-европейскими феодалами и католической церковью под знаменем борьбы против «неверных» (мусульман) и ради освобождения гроба Господня и Святой земли (Палестины)[168].

Седьмой крестовый поход (1248-1254 гг.) был делом почти исключительно Франции и ее короля Людовика IX. Объектом нападения и грабежа стал богатый Египет. В июне 1249 г. крестоносцы вторично взяли Дамиетту, но позднее были блокированы и в феврале 1250 г. сдались в плен в полном составе, включая короля. В мае 1250 г. король был отпущен за выкуп в 200 тыс. ливров. Но королю не сиделось в Париже, и в 1270 году он предпринял последний, восьмой крестовый поход. Этот поход стал и для него тоже последним…

На этот раз целью его была Ифрикия, самое богатое в то время мусульманское государство Средиземноморья. Предполагалось разграбить Ифрикию, установить контроль над южным Средиземноморьем и затем отправлять отряды крестоносцев в Египет и Святую Землю. Однако вскоре после высадки под Карфагеном (18 июня 1270), после то, как воины Христа разграбили город Тунис рядом с Карфагеном и вырезали его население, в лагере крестоносцев вспыхнула эпидемия неизвестной болезни, и Людовик скончался 25 августа. 18 ноября его войско, так и не вступив в сражение с мусульманами, которые в это время собирались с силами, отплыло на родину.

В храме на холме Бирса стоит мраморный саркофаг с его останками. По одной из арабских легенд король раскаялся за содеянное злодеяние в Тунисе, ушел из лагеря крестоносцев, принял ислам и остаток дней своих прожил марабутом-отшельником, делая добрые дела, чтобы получить прощение у господа Бога….

И до, и после 1270 года церковь неоднократно провозглашала крестовые походы: то против язычников-славян (1147 г.), то против христиан-еретиков, то против мусульман-турок в XIV-XVI вв., но они не включаются в общее число крестовых походов и к печальному и кровавому феномену «войны за веру» и бессмысленного религиозного фанатизма ничего не добавили, кроме новых разрушений и человеческих жертв. Это были просто грабительские жестокие войны, освященные Папой Римским.

В 1277 году, после смерти Аль-Мустансира в стране, вследствие распрей, начался новый кризис и новый виток кровавых религиозных и имущественных разборок. С 1277 по 1370 гг. в стране шла непрерывная борьба группировок, сопровождающаяся грабежами и насилием. В 1348-1350 гг. и 1352-1358 гг. Тунис дважды подвергался оккупации берберскими правителями Марокко. Страна вновь была разрушена и опустошена.

С 1370 по 1488 гг. Хафсидам удалось восстановить центральную власть, погасить феодальные смуты и возродить нормальную жизнь страны. Но огромное влияние в религиозной жизни страны приобрели марабуты. Образование, интеллектуальная и культурная жизнь в стране носили чисто религиозный характер. В конце XV века Тунис стал опять распадаться на феодальные княжества и городские республики. Вооружённые силы страны раздробились на отдельные отряды и потеряли свою обороноспособность.

Великий тунисский ученый Ибн Халдун

Из арабских авторов кумиром первого президента Туниса Хабиба Бургибы был прославленный мыслитель-историк XIV века, уроженец Туниса Абдеррахман ибн Халдун, которого сравнивают с великими европейцами за научные открытия в истолковании общественных явлений. Он стал основателем научного подхода к Истории и создателем социологии («социальной физики», как он называл социологию).

Ибн Халдун (1332-1406 гг.) жил и работал в столице. Философ изучал историю как закономерный процесс развития общества. В многотомном сочинении «Книга поучительных примеров…» он изложил историю народов Востока, Европы и Африки, высказал идею цикличности истории.

Общество, считал ученый, появляется в силу того, что люди могут производить необходимые им материальные блага только сообща. Поэтому возникает совместный труд и разделение труда. Дальнейшее развитие хозяйственной жизни приводит к развитию общества от примитивного состояния к цивилизованному. По мере роста богатства и углубления разделения труда возникают различные социальные слои, на базе общих интересов возникают различные политические группы, какая-то из них захватывает власть, создает государство. Стремление власть имущих к безграничному росту своего богатства усиливает угнетение народа, приводит к упадку экономики и государства в целом. Приходят новые племена, и все начинается сначала.

Такова в современных терминах суть воззрений Ибн Халдуна. Известно, что задолго до классиков английской политической экономии XVIII в. (А. Смит и Д. Рикардо) Ибн Халдун выдвинул идею о том, что источником стоимости любого продукта является человеческий труд: «Всякая выгода и прибыль или большая ее часть - это стоимости человеческих трудов».

«Знай, что условия, в которых живут поколения, различаются в зависимости от того, как люди добывают средства к существованию», - написал Ибн Халдун шесть веков назад. У него есть и такая мысль, которая актуальна для современных горожан, привыкших к комфорту: «Знай: так как кочевая жизнь является причиной смелости,.. то необходимым образом дикое племя боеспособнее, чем другое». Оседлая жизнь, считал Ибн Халдун, приводит человека к изнеженности и деградации. Поэтому человек должен время от времени менять привычную обстановку и путешествовать!

Философ был вынужден покинуть Тунис. Арабские историки сообщали, что он посещал Дамаск и встречался со всесильным Тамерланом, который предложил ему «перейти на высокооплачиваемую работу» при дворе правителя. Но философ отказался. Он умер на чужбине, в Египте, в должности верховного кадия – судьи малекитов, окруженный почетом и уважением.

Идеи Ибн Халдуна были оценены в полной мере только в XIX-XX вв., когда была создана современная социология. И в центре Туниса, на авеню Хабиба Бургибы стоит памятник Ибн Халдуна, задумчиво созерцающего новые времена, где все развивается в соответствии с открытыми им закономерностями, где, как и в прошлые времена, все покупается и все продается, кроме достоинства, чести и веры.

Приведем отрывок из его «Книги поучительных примеров о днях арабов, персов и берберов и их современников, обладавших великой властью»:

«При длительном существовании государства, когда государи следуют один за другим и характеризуются изнеженностью, и утрачивается секрет примитивности и наивности и ее нрав, т.е. снисходительность и воздержание, и появляется злобное владычество и цивилизация, призывающая к утонченности, и государственные люди приобретают нрав изощренности и умножаются ее привычки, [то умножаются] и нужды государственных людей по причине того, что они погрязли в роскоши, и тогда они умножают статьи и увеличивают доли налогов на имущество подданных, на землепашцев и земледельцев и на всех налогоплательщиков… Эти новые налоги постепенно все более увеличиваются из-за усиления склонности государства к роскоши и умножения нужд, а следовательно, проистекающих из этого трат. И ложатся поборы бременем на подданных и гнетут их, и постепенно становятся установленным обычаем, ибо увеличения происходят понемногу, и никто не понимает, кто именно их увеличил и кто их наложил… Сумма сборов постоянно уменьшается, а количество статей и размеры долей налогов увеличиваются. И начинает убывать культура из-за утраты надежд, а губительность всего этого сказывается на государстве...

Роскошь увеличивается, и податей уже не хватает, и государство начинает чинить несправедливости и насилие над теми подданными, что под его дланью, и тянется к деньгам подданных, чтобы изъять их, будь то в форме подати или занятия торговлей, а то и простого изъятия, звонкой монеты…

Государство все более разрушается. Тогда население… осмеливается выступать против него. Развязывается узда (над народом), и постигает государство гибель... И если захочет кто-то вырвать государство из рук владеющих им, то сделает это, а нет, так останется оно, исчезая, пока не пропадет, подобно огню в светильнике, когда кончается масло и гаснет светильник…»

Ифрикия, как яблоко раздора

В ХV веке жизнь Ифрикии протекала в столкновениях двух новых держав – Испании и Османской империи. Между ними находился Магриб, на земле и в прибрежных водах которого разыгрались военные действия. Тунис нужен был обоим враждующим соперникам. Слабеющая власть династии Хафсидов оказалась не в состоянии оказать сопротивление.

Сначала в Тунис вторглись испанцы, покончившие с Хафсидами, и, наконец, в середине XVI в. окончательно установили свое право командовать в этих краях турки. Войдя в состав Османской империи, этой своего рода колониальной империи военно-феодального типа, арабы, вплоть до второй половины XIX в. не воспринимали османское завоевание как чужеземное порабощение – они рассматривали власть османских султанов как прямое продолжение исламского халифата.

В 1705 г. собрание тунисской знати и духовенства вручило верховную власть Хусейну бен Али, который, став беем, основал династию Хусейнидов, царствовавшую вплоть до 1957 г. С 1710 г. в Тунисе установилась наследственная монархия. Пользуясь выгодами от средиземноморского пиратства, эта династия установила автократический военный режим. Вот как российский журнал «Вестник Европы» за 1816 г. описывает политический строй Туниса того времени: «Следствием военной системы правления есть то, что народ, не имея никакого голоса, терпит угнетение. Буйство солдат и тиранская власть Беев не знают никаких пределов». Этот строй характеризовался смешением некоторых элементов рыночной экономики, ленной системы, рабовладения и племенного коллективизма. Такая традиционная система продолжала существовать вплоть до начала XIX в. Хусейнидский Тунис проводил самостоятельную внешнюю и внутреннюю политику, имел свой флаг, герб и другие атрибуты государственного суверенитета.

Страна постепенно избавилась от османских войск и турецкой администрации после того, как в 1811 г. Хамуда-паша подавил восстание янычар. Этот исторический эпизод описывается в русском «Вестнике Европы» за 1811 г.: «Турецкие мятежники хотели истребить бея из мавританской фамилии и возвести из своих соотечественников, как уже сделано в Алжире. Переворот был назначен на пятницу, когда бей имел обыкновение ездить в мечеть в городе Тунисе. Мятежники хотели… истребить семью и двор бея. Но бей узнал о заговоре и остался в Бардо. 30 августа турки начали мятеж с грабежа лавок. Мятежников было 2200 человек, они укрылись за городом в укрепленном месте. Войска бея их рубили, зачинщики были казнены, их дети посажены в темницу».

Отношения Туниса с Портой строились на признании духовного сюзеренитета султана как халифа тунисских мусульман. По отношению к Османской империи Тунис находился в ситуации близкой к автономии. Хотя он и сохранял связи с Портой с 1574 г., но они были довольно вялыми. В конце XVIII в. беи Туниса вели себя как настоящие суверены, их вассалитет проявлялся лишь во время восшествия очередного бея на престол: из Константинополя требовалось получить фирман с инвеститурой и пожалованием титула паши. Получение этих документов в Константинополе по традиции сопровождалось вручением султану подарков на очень крупные суммы. Вот таким, например, был этот «подарок» в 1836 г., когда к власти пришел Мустафа бей: тридцать великолепных лошадей в богатом убранстве, судно с рабами-неграми, 200000 красных тунисских шапок-фесок, ювелирные украшения, мечи, ружья и пистолеты, оливковое масло в кувшинах, эфирное масло розы и жасмина. От имени турецкого султана чеканилась тунисская монета, и в тунисских мечетях возносились молитвы за него.

Такой полуавтономный статус был весьма выгоден беям Туниса: он позволял при сохранении фактической независимости прикрываться османским сюзеренитетом в случае притязаний других держав.

Бею Туниса не требовалось согласие Высокой Порты, чтобы заключать международные соглашения с европейскими странами (Францией, Англией, Испанией, Голландией и Австрией), в стране росло число иностранцев, в основном купцов. Франция вывозила из Туниса много зерна, оливковое масло, шерсть и сушеные фрукты, а из Марселя в Тунис завозились кофе, сахар, сукно, шелка, испанская шерсть. Выходцы из Греции вели значительную торговлю в Тунисе, открывали там многочисленные торговые дома, и их торговля процветала. Они ввозили полотняные изделия, киноварь, необработанный шелк и шелковые ткани. Тунисское регентство было для Средиземноморья «огромным рынком зерна всех видов». Тунис экспортировал пшеницу, а также ячмень, просо, нут (вид гороха) и бобы. Тунис ввозил промышленные товары и вывозил сельскохозяйственную продукцию, в основном сырье (кожа, шерсть, воск, финики, масло). В тунисской торговле: первые два места занимали Англия с 25,3% и Франция с 22,5% от общего торгового оборота. Доля России оценивалась всего в 0,04%.

Самое большое влияние имели при дворе консулы Франции и Англии, что соответствовало международному весу держав, которые они представляли. Французский и английский консулы вмешивались в местную политику, оказывая, когда нужно, давление на бея, пугая его возможностью захода своей военно-морской эскадры на рейд Ля Гулетта.

Беи Туниса имели любимчиков среди дипломатического корпуса, тех консулов, с которыми они могли откровенно обсудить проблемы и получить ценные советы. Таким в начале 1800-х гг. был голландский консул А. Ниссен, «единственный христианин, который действительно пользуется личным доверием Бея и его Министра». Близость к тунисскому двору и возможность влияния на его решения сыграли ключевую роль: этому консулу Петербург разрешил представлять в Тунисе интересы России.

Как бы там ни было, большинство европейских путешественников, посещавших Тунис в канун XIX в., сходились во мнении, что из всех народов Варварии тунисцы наиболее спокойные и добродушные[169].

Несмотря на длительные династические войны и военные конфликты с соседним Алжиром, бедствия в виде эпидемий и неурожаев, весь XVIII в. Тунис оставался стабильным, относительно благополучным государством с сильной властью при традиционных политических, социальных и экономических формах. Он проводил жесткую экономическую политику в сфере торговли, характеризовавшуюся государственной монополией и ограничением иностранного проникновения.

Такая экономическая политика вела к обогащению государственной казны и позволяла сильному государству, при наличии армии и флота, защищать свою экономику, автономию, и даже в некоторой степени уподобиться великой державе, благодаря пиратству, заставлявшему другие страны считаться с Тунисом.

Хереддин, пират, ставший корсаром на службе турецкого султана, более известный под именем Барбароссы, и другие пираты вписали свои страницы в историю Туниса, страницы жестоких преступлений и кровавого грабежа.

Пираты Средиземного моря

«Пиратство составляет в XVI, XVII, XVIII столетиях очень заметную часть того общего исторического фона, на котором перед нашим взором развертывается история европейского капитализма, пустившегося в заморские предприятия. Ни вся история европейской торговли, ни история колониальных захватов и борьбы за колонии просто непонятны, если не отдать себе полного отчета в том, чем было пиратство в эти 300 лет», – так писал о пиратстве академик Е.В. Тарле.

Одним из главных центров пиратства и корсарства в бассейне Средиземного моря стал тот, который вошел в Историю под названием североафриканского или варварийского (берберского).

Пираты – это морские разбойники, грабители. А корсары – это те же пираты, но получившие разрешение на разбойный, кровавый промысел от правителей своих стран. Более того, североафриканские корсары, создававшие своего рода пиратские вотчины от Джербы до Марокко, были не только грабителями и убийцами, но и «солдатами священной войны» против христиан. В течение всего XVI и большей части XVII вв. пиратские корабли были чуть ли не главными военно-морскими силами, которыми пользовались турки в борьбе с Испанией, Венецией и другими государствами Европы. Братья Барбаросса создали команды профессиональных пиратов, так называемых «раисов», и превратили города Алжир, Тунис и другие в пиратские порты, центры работорговли.

В 1440 году распалось государство династии Хафсидов и на его месте возникло множество мелких государств, охватывавших большинство крупных портовых городов Северной Африки, таких, как Тунис, Триполи, Алжир и других... Этими некогда богатыми портами быстро овладели авантюристы, с незапамятных времен занимавшиеся здесь морским разбоем. Еще в XV веке один из последних правителей династии Хафсидов заключил с двумя пиратами с острова Митилини (Лесбос), братьями Барбаросса, соглашение, на основе которого он передал им остров Джерба[170] в оплату за «оказываемые услуги» и в обмен на двадцати процентную (!) долю участия в добыче. Это соглашение имело самые печальные последствия для Средиземного моря. «Варварийские», как их стали называть, пираты, осевшие на Джербе, превратили остров в хорошо укрепленный опорный пункт, базу для разбойничьих нападений.

В XV и XVI веках бассейн Средиземного моря стал ареной ожесточенных столкновений между державами Европы и Османской империей. Морские разбойники с Джербы сыграли в этой борьбе немалую роль. Совершая налеты на приморские города Испании, Франции и Италии, они захватывали тысячи пленников: богатых, способных заплатить большой выкуп, отпускали, а большинство продавали в рабство. О размерах ущерба от варварского пиратства свидетельствует, например, жалоба, поступившая в 1560 г. в кортесы города Толедо. В ней говорится, что купеческому судну редко удается уйти от разбойников, и потому морская торговля пришла в совершенный упадок. Более того, все испанское побережье от Перпиньяно до португальской границы постоянно находится под угрозой пиратских набегов, так что никто не решается строиться ближе, чем на расстоянии 15 миль от берега, и вся прибрежная полоса земли остается необработанной.

Кульминационный период действий североафриканского пиратства совпал с ростом в XVI веке могущества морского флота Турции, для которой флот братьев Барбаросса оказался ценным союзником.

Напуганные морским разбоем, испанцы организовали вооруженную экспедицию в Северную Африку, намереваясь ликвидировать базы пиратов. Но базу на Джербе уничтожить не удалось. Тогда они направили свои корабли в Алжир. Угроза со стороны испанского флота заставила власти Алжира обратиться за помощью к братьям Барбаросса. Один из них, Арудж (1474-1518 гг.), поспешив на помощь, занял город и провозгласил себя султаном Барбароссой I.

Аруджу и его брату Хайраддину Барбаросса удалось оставить такой заметный след в истории Северной Африки, что современный тунисский историк Т. Гига пишет: «Нельзя, не совершая несправедливости, не считать их крупными национальными деятелями Туниса»[171].

С захватом Алжира возникло еще одно пиратское государство в Северной Африке. После смерти Барбароссы I, который в 1518 году погиб в битве с испанцами, его брат Хайраддин (1465-1546 гг.) провозгласил себя султаном Барбароссой II. Он признал верховенство турецкого султана, а султан со своей стороны присвоил Хайраддину титул бея.

Следующей жертвой Хайраддина стал Тунис, где правил султан Мулай Хасан, пользовавшийся покровительством Испании. В 1534 году Хайраддин атакует Тунис. И на этот раз нападение увенчалось успехом. Таким образом, два важных порта в Северной Африке – Алжир и Тунис фактически оказались в руках турок. Их флот начал угрожать владениям императора Карла V на Пиренейском и Апеннинском полуостровах, на островах Средиземного моря и на северном побережье Туниса. Это положило начало серии войн между европейскими державами во главе с императором и Турцией с ее мусульманскими вассалами. Ареной битв стал весь бассейн Средиземного моря.

«Будешь богатейшей женщиной мира!»

Испанский король Карл V решил расправиться с североафриканскими пиратами. Он направил против них мощный флот во главе с генуэзцем Андреа Дориа. Уже несколько лет Дориа воевал против Хайраддина, но не мог справиться с ним.

16 июня 1535 года Андреа Дориа вновь захватил Тунис, восстановив на престоле Мулай Хасана, вассала Испании. Но несколько дней спустя Барбаросса в отместку опустошил Минорку, уведя оттуда шесть тысяч пленных, которых подарил своему турецкому властителю Сулейману. Восхищенный щедрыми дарами, султан провозгласил Барбароссу великим адмиралом, поставив его во главе всего турецкого флота, и назначил бейлербеем – правителем всей Северной Африки.

Тем временем борьба между Габсбургами и Турцией привела к сближению султана с Францией, которая стремилась завладеть Италией. Французский король Франциск I обратился к султану с просьбой о помощи против Карла V. Сулейман выразил готовность выступить на стороне Франции, и в феврале 1536 года, после захвата Туниса Карлом V, франко-турецкий союз был заключен.

По пути во Францию корабли Барбароссы, проходившие через Мессинский пролив, были обстреляны батареями порта Реджо. Барбаросса тут же высадил в порт десант из двенадцати тысяч янычаров, которые в отместку расправились с мирным населением. Эта резня стала поворотным пунктом в личной жизни Барбароссы II, которому в то время уже перевалило за семьдесят. Среди пленных, взятых в Реджо, оказалась необыкновенно красивая восемнадцатилетняя дочь местного губернатора. Хайраддин был всегда неравнодушен к женским прелестям, ведя буйную жизнь пирата, но теперь прекрасная пленница зажгла в сердце старика пламенное чувство.

Очарованный красотой девушки, он привел ее в свою каюту, обставленную с истинно восточной роскошью. Обитые атласом стены украшала импозантная коллекция всякого рода оружия. Пол был устлан великолепным пушистым персидским ковром. Чтобы окончательно поразить изумленную девушку, Хайраддин раскрыл уставленные вдоль стен ящики и сундуки, доверху наполненные драгоценностями. Однако девушку не поразил вид всех этих богатств, которые пират бросал к ее ногам. Пленница разрыдалась и заявила ему, что самое ценное сокровище человека – это свобода.

– Если станешь моей женой, я освобожу твоих родителей, – Хайраддин от шантажа переходил к посулам. – Будешь богатейшей женщиной в мире! Чего ты боишься? Я самый могущественный человек после Сулеймана Великолепного, а хочу стать твоим слугой и рабом!

В конце концов, девушка сдалась. Родителям невесты пираты разрешили вернуться домой вместе с наиболее знатными гражданами Реджо, которым даже вернули награбленное у них имущество.

В стареющего Барбароссу вселился новый, чуть ли не юношеский дух. Его пираты не узнавали своего сурового главаря.

– А теперь в Марсель! – взволнованно сказал он своей невесте. – Увидишь, как французы примут меня там. Я уверен, ты будешь гордиться своим супругом.

И действительно, удача сопутствовало жестокому и свирепому пирату. Сын бедного гончара с острова Митилини удостоился самых высоких почестей. Франция встретила своего недавнего притеснителя чуть ли не как национального героя. Во время этой позорной церемонии адмиральский флаг Франции был заменен на мачте ненавистным стягом с эмблемой полумесяца.

Башня из черепов или аттракцион в Хаммамете

В результате союза, заключенного в следующую кампанию (1536-1537 гг.), Турция выступила на стороне Франции против императора Испании. Турецкий флот под командованием Хайраддина захватил Бизерту в Тунисе, опустошил ряд островов на Ионическом и Эгейском морях.

В 1537 году Андреа Дориа и Хайраддин, два достойных друг друга противника, вновь встретились лицом к лицу близ Мессины. Первому удалось захватить у врага двенадцать турецких галер. Побежденные пираты ограбили в отместку побережье Апулии в Южной Италии, а затем напали на остров Корфу, принадлежавший в то время Венеции.

Через год Барбаросса узнал, что Андреа Дориа собирает в Лионском заливе мощный флот, намереваясь нанести пиратам завершающий удар. На этот раз пирату предстояло сразиться с объединенными силами христианского мира. Генуэзец располагал в общей сложности двумястами кораблей. В состав его вооруженных сил входили восемьдесят венецианских, тридцать шесть папских и тридцать испанских галер, а также шестьдесят тысяч человек и две тысячи пятьсот орудий. Однако силы пиратов были вдвое больше!

25 сентября 1538 года два самых могущественных флота того времени стали друг против друга в заливе Превеза. Битва закончилась полным разгромом сил христианских государств.

Целых три года прошло, пока христианские державы оправились от этого тяжелого поражения и решились взять реванш. Под команду Дориа, которому вновь доверили верховное руководство объединенными флотами, стали корабли, представлявшие почти все тогдашние христианские государства.

Этот флот, насчитывавший свыше пятисот кораблей, занял 19 октября 1541 года позиции на подступах к порту Алжира. На борту адмиральского корабля находился сам император Карл V, а многотысячными сухопутными силами командовал герцог Альба. Однако и на этот раз победу одержали пираты. Христианская армада была разгромлена. После нового поражения христианские государства не сумели собрать силы в течение почти полувека.

Вскоре пираты Барбароссы отбили у испанцев и свое старое гнездо, остров Джерба, где из костей перебитых христиан защитников острова воздвигли огромную пирамиду под названием «башня из черепов», которая простояла триста лет. Убрали ее лишь в 1846 году по приказу французского консула.

22 августа 1543 года французские войска, используя помощь, оказанную им пиратским турецким флотами под командованием Барбароссы, овладели Ниццей. Французы отдали за это Хайраддину порт в Тулоне.

Накопив несметные богатства, состарившийся Хайраддин решил, что пора уйти на покой и отправился в Константинополь. Умер Хайраддин 4 июля 1547 года в своем роскошном дворце над Босфором. Рядом с ним в последние минуты находилась охваченная большой скорбью молодая жена.

Эта «трогательная до слез» сцена запечатлена… в аттракционе «Приключения Барбароссы» на курорте Ясмин Хаммамет[172]. А по одной легенде именно в заливе Хаммамета Барбаросса затопил в кованых сундуках ту часть своих богатств, которые не смог вывезти в Константинополь. Легенда легендой, но море до сих пор выбрасывает на пляжи Хаммамета старинные монеты…

Русские в плену у тунисских пиратов

В плен к тунисским пиратам попадали и русские люди. О русских рабах в «варварийских регентствах» упоминается в книге американского историка С. Клиссолда[173]. Русских, которые славились своей физической силой, захватывали для использования в качестве гребцов для пиратских галер, но рабами они считались плохими – непокорными и свободолюбивыми. Одним из таких бывших пленников, «боярским сыном» из Ельца Ф.Ф. Дорохиным, было составлено «Описание Турецкой империи». Во время тяжкой десятилетней неволи он побывал в Тунисе, Иерусалиме, Каире, Александрии. В руки тунисских корсаров попал и купец из Нижнего Новгорода, который написал книгу о «Несчастных приключениях Василия Баранщикова… с 1780 по 1787 г.». Сбежать из рабства и вернуться в родной город ему удалось только через восемь лет[174].

Сервантес – самый знаменитый пленник

Самым знаменитым в истории пленником североафриканских пиратов был великий испанский писатель Мигель Сервантес, который участвовал в битве под Лепанто. 20 сентября 1575 года, возвращаясь на корабле из Неаполя в Испанию, он попал вместе со своим братом в руки пиратов. В Алжире его продали какому-то греку, который, обыскивая своего раба, нашел у него рекомендательное письмо от Хуана Австрийского, сына испанского императора Карла V. Грек заковал его в кандалы и потребовал от Хуана большой выкуп за пленника. Только через четыре года, в сентябре 1580 года, Сервантес был освобожден из неволи в возрасте тридцати трех лет.

Приведем отрывок из романа Мигеля де Сервантеса Сааведра «Дон Кихот Ламанчский», в котором он рассказывает о событиях в Тунисе:

«Будь это во времена древнего Рима, я мог бы ожидать морского победного венка, а вместо этого в ту самую ночь, что сменила столь славный день, я увидел на руках своих цепи, а на ногах кандалы…

…В следующем, семьдесят третьем, году там стало известно, что сеньор дон Хуан взял Тунис и, очистив его от турок, передал во владение мулею Ахмету, тем самым отняв надежду вновь воцариться в Тунисе у мулея Хамида, самого жестокого и самого храброго мавра на свете. Султан, горько оплакивавший эту потерю, с присущим всему его роду коварством заключил мир с венецианцами, которые желали этого еще больше, чем он, а в следующем, семьдесят четвертом году осадил Голету[175] и форт неподалеку от Туниса – форт, который сеньор дон Хуан не успел достроить. Во время всех этих военных действий я сидел за веслами и уже нисколько не надеялся на освобождение, – во всяком случае, я не рассчитывал на выкуп, ибо положил не писать о своем несчастье отцу.

Наконец пала Голета, пал форт, в осаде коих участвовало семьдесят пять тысяч наемных турецких войск да более четырехсот тысяч мавров и арабов со всей Африки, причем, все это несметное войско было наделено изрядным количеством боевых припасов и военного снаряжения и располагало изрядным числом подкопщиков, так что довольно было каждому солдату бросить одну только горсть земли, чтобы и Голета, и форт были засыпаны. Первою пала Голета, слывшая дотоле неприступной, пала не по вине защитников своих, которые сделали для ее защиты все, что могли и должны были сделать, а потому, что рыть окопы, как показал опыт, в песках пустыни легко: обыкновенно две пяди вглубь – и уже вода, турки же рыли на два локтя, а воды не встретили. И вот из множества мешков с песком они соорудили столь высокий вал, что могли господствовать над стенами крепости, осажденные же были лишены возможности защищаться и препятствовать обстрелу с высоты.

Ходячее мнение было таково, что наши, вместо того чтобы отсиживаться в Голете, должны были в открытом месте ожидать высадки неприятеля, но так рассуждать можно только со стороны, тем, кому в подобных делах не приходилось участвовать. В самом деле, в Голете и форте насчитывалось около семи тысяч солдат, – так вот, могло ли столь малочисленное войско, какою бы храбростью оно ни отличалось, в открытом месте сдержать натиск во много раз превосходящих сил неприятеля? И какая крепость удержится, ниоткуда не получая помощи, когда ее осаждает многочисленный и ожесточенный враг, да еще сражающийся на своей земле?

…Пал также и форт, однако туркам пришлось отвоевывать его пядь за пядью, ибо его защитники бились до того яростно и храбро, что неприятель, предприняв двадцать два приступа, потерял более двадцати пяти тысяч убитыми. Из трехсот человек, оставшихся в живых, ни один не был взят в плен целым и невредимым – явное и непреложное доказательство доблести их и мужества, доказательство того, как стойко они оборонялись, того, что никто из них не покинул своего поста».

Пираты на службе европейских королей

Североафриканское пиратство просуществовало ряд столетий и прошло через самые разнообразные перипетии. Лишь в XVIII веке в результате потери политической опоры в лице ослабевшей Османской империи, а также совместных действий европейских держав оно постепенно стало клониться к упадку. Но даже в XIX веке мощь его была еще столь велика, что в 1800 г., например, постоянную дань североафриканским пиратам платили Королевство обеих Сицилии, Тоскана, Сардиния, Португалия, Австрия, Дания, Швеция, Ганновер и Бремен. Многие нации покупали у Туниса спокойствие на «дорогостоящих условиях». Так, только в 1799 г. США заплатили пиратам огромную сумму в 150 тысяч пиастров.

Пиратство в Средиземноморье не достигло бы такого расцвета, если бы не поддержка корсаров и со стороны турецкого султана, и со стороны правительств европейских стран. Европейские политики использовали это уродливое явление как средство ослабить или разрушить навигацию и торговлю своих конкурентов. Вот что писал по этому поводу голландский консул в Тунисе А. Ниссен в Петербург в 1803 г.: «в судьбоносную эпоху последних войн и беспримерной революции, последствия которых мы испытываем до сих пор, несколько ведущих держав Европы, с целью сохранения своего преобладания в этом Регентстве (Тунисе), прибегали, время от времени, к угрозам, которые, однако, никогда не выполнялись. И даже наоборот, они, можно сказать, соперничали в терпимости по отношению к этому Регентству, снося всякого рода ущерб и оскорбления под предлогом конкуренции в коммерции. Варварийцы, хорошо осведомленные об этих мотивах и считая их неизменными, становились все более надменными, требовательными и уверенными, что это соперничество будет для них постоянной опорой. Они начали позволять себе нагло требовать дань с представителей небольших наций, по отношению к которым они безнаказанно и своевольно нарушали наиболее ясные и точные международные договоры. Негодяи всевозможных национальностей, спасаясь от правосудия у себя на родине, поступают на службу под те флаги, правительства которых не запрещают или поощряют пиратство, таким образом, зарабатывая на жизнь. Результатом такой терпимости по отношению к преступному и позорному пиратству, возмутительной торговле белыми людьми являются продолжающиеся похищения и страдания несчастных, уже попавших в неволю».

«Наступит ли время, - риторически восклицал консул в другом письме, - когда правительства великих держав займутся, наконец, проблемой защиты торговли, и положат конец вооруженным нападениям, грабежам и этой возмутительной торговле белыми людьми, я хочу сказать, христианами, которой варварийцы занимаются на виду у Европы и вопреки современному прогрессу!».

Такая точка зрения на варварийское пиратство высказывается и М.Г. Коковцевым в его «Описании Архипелага и Варварийского берега…». Североафриканское пиратство, пишет он, обязано своим процветанием не только хищничеству правящей тунисской и алжирской янычарской верхушки, но и сознательному попустительству европейских правительств, в первую очередь британского. Пиратские корабли «разъезжают около берегов Сардинии, Сицилии, Калабрии, опустошая часто набережные места, берут они в плен тамошних жителей и получают за них выкуп знатную сумму, а сим одним промыслом большой получают доход, нежели от торговли и художеств».

Власти варварийских регентств извлекали выгоду не столько от продажи награбленных товаров, сколько от продажи пленных. В столице Туниса существовал специальный рынок рабов – Берка, а на ночь большинство рабов запирали в своего рода государственные тюрьмы – каторжные дома, которых было девять. По мере ослабления связей с Высокой Портой, властям Туниса более не надо было соблюдать политические предосторожности, на которых ранее настаивал Константинополь, они могли открыто иметь долю в пиратской добыче. Корсаров тепло принимали в приморских городах Магриба, где они имели обыкновение проводить зиму. Здесь они ремонтировали свои корабли, сбывали добычу и пополняли поредевшие экипажи.

Как писал известный русский географ М.И. Венюков в очерке «Современная Тунисия», «пиратство у них было не простым занятием частных разбойников, а, так сказать, государственным учреждением, потому что десятая часть добычи шла в казну бея, один процент на портовые расходы в Тунисе, один процент на мусульманское духовенство». На доходы от пиратства благоустраивались города Магриба, возводились мечети и мосты, устраивались массовые городские увеселения.

Выходя в море на свой бандитский промысел, эскадра корсаров бея нападала не только на корабли в море, но и на прибрежные территории стран, которые были в состоянии войны с Тунисом. Там они разбойничали, забирая все, что попадалось на их пути: продовольствие, различные товары, ценные вещи, а также мужчин, женщин, детей всех возрастов. Встречая в море корабль страны, с которой на данный момент не был подписан мирный договор, корсары набрасывались на него с жадностью, ведь всё – само судно, товары на нем, пассажиры и экипаж – было для них желанной добычей, которую потом делили. Капитан корсаров имел право на любой объект, который находился на захваченном судне. Его рвение увеличивалось от того, что если долгое время пиратское судно не находило себе добычи, то такого капитана могли не нанять в следующий поход. Поэтому корсары не брезговали никакой добычей, в море или в прибрежных районах, похищая всё, что можно увести. Грабеж на берегу компенсировал неудачи на море.

«Ждите в гости самого Ушакова!»

Выход России в Средиземноморье, установление первых официальных контактов с властями магрибинских регентств пришлись на эпоху, когда варварийское пиратство, существовавшее не одно столетие, все еще представляло значительную силу. XVII в. был «золотым веком», вернее сказать, самым кровавым веком варварийских корсаров. Отсутствие контроля со стороны Порты, ослабление европейских морских сил и соперничество между христианскими нациями позволяли им действовать исключительно дерзко.

Первым материалом Архива внешней политики Российской империи, относящимся к теме тунисского пиратства, является проект рескрипта Екатерины II чрезвычайному посланнику и полномочному министру России при Высокой Порте Я.И. Булгакову от 9 февраля 1786 г. Документ сообщает, что тунисские корсары захватили российскую купеческую полаку «Святая Доротея». И хотя судно было вскоре освобождено, российское правительство не захотело оставить «дерзость тунисцев» безнаказанной и потребовало от Порты «скораго и удовольствительнаго поправления случившемуся беспорядку».

В последние годы XVIII в. Восточное Средиземноморье и Балканы вновь стали ареной борьбы великих держав. Своей главной задачей российская внешняя политика видела недопущение господства наполеоновской Франции над Европой. В июле 1798 г. В Средиземноморье была направлена российская военно-морская эскадра под командованием Ф.Ф. Ушакова. В задачу эскадры Ушакова входила помощь Неаполитанскому королевству в освобождении от французов, он был наделен королем Фердинандом IV всей полнотой власти.

Авторитет русского имени благодаря подвигам «ушаковцев» необычайно вырос во всех средиземноморских странах, так что в январе 1804 г. правительство США в лице консула Л. Гарриса обратилось к канцлеру А.Р. Воронцову с просьбой о помощи в борьбе с варварийскими пиратами и содействии в освобождении команды американского фрегата «Филадельфия» из «гнусного рабства».

Учитывая, что именно итальянские государства были постоянной мишенью тунисских корсаров, столкновений русского флота с пиратами было не избежать. Когда по просьбе итальянских властей лейтенант Македонский на бриге «Экспедицион» конвоировал несколько сардинских судов, ночью у острова Эльба тунисская пиратская эскадра захватила эти корабли.

Тогда адмирал Ушаков направил лейтенанта Македонского в Тунис на том же бриге «Экспедицион» с командой в 20-30 человек. В Тунисе лейтенант был принят беем Хамуда-пашой с должным уважением. Македонский потребовал освободить сардинцев: «Суда сардинцев шли под охраной русского военного судна, следовательно, затронута честь России, а потому должно быть дано удовлетворение, иначе…» - и лейтенант сделал жест в сторону моря, как бы говоря: «Иначе ждите в гости самого адмирала».

У бея не было желания близко знакомиться с Ушак-пашой (так в Османской империи называли знаменитого адмирала), который за несколько лет до этого, в конце русско-турецкой войны 1787-1791 гг. уничтожил почти все тунисские суда. Пленные были освобождены без всякого выкупа.

Британский мичман Гарри Кодрингтон писал тогда в Лондон: «Любопытно было наблюдать, как турки удалялись от русских судов и держались нашей подветренной стороны. Когда русские суда приближались к ним, они тотчас же бежали на нашу сторону».

В Северной Африке еще долго вспоминали русского Ушак-пашу, который в нескольких морских битвах нанес сокрушительные удары по корсарам, а также по турецкому флоту и при этом не потерял ни одного корабля.

В 2001 году адмирал Ушаков был канонизирован Русской православной церковью.

(продолжение следует)

Текст и авторские права Николая Сологубовского и Сергея Филатова. 

Эта книга не может быть переведена на иностранный язык или воспроизведена на русском языке  полностью или частично в любой форме – электронной или механической, включая фотокопию, репринтное воспроизведение, а также размещена в любой информационной системе без получения письменного разрешения от авторов.

         От авторов:

Уважаемый читатель!

        Мы будем Вам благодарны за Ваши замечания и пожелания, которые просим направлять  на sweeta45@mail.ru

        Если  у Вас появится  желание  издать эту  книгу   с дополнениями, например,  о Русской Эскадре в Бизерте, русско-тунисских связях,   то мы готовы сотрудничать с Вами! Напишите нам.

С уважением

Николай Сологубовский и Сергей Филатов

Книги Николая Сологубовского  о Тунисе и Русской Эскадре в Бизерте:

«Тунис. Тысяча и одна история, рассказанная в Хаммамете». Издательство Ипполитова, М., 2003, совместно с С.Филатовым.

«Самые популярные курорты Туниса». «Вече», М., 2005, совместно с С.Филатовым.

«Диалог цивилизаций. Очерки из истории российско-тунисских отношений в XVIII-XX веках». Академия гуманитарных исследований, М., 2006, совместно с Н.А.Жерлицыной и С.Филатовым.

 «Amо ergo sum. Люблю – значит, живу!» Сборник рассказов. Академия гуманитарных исследований, М., 2006. Под псевдонимом А.Онегина и Е.Ларин.

«Анна и Евгений. Рим и Карфаген: история любви». Роман. Гуманитарий, М., 2007.

«La neige. Нежность». Роман. Издательский дом «Ключ-С», М., 2011.

 «Анастасия Александровна Ширинская. Судьба и память». Издательский дом «Ключ-С», М., 2012. Книга рассказывает о Русской эскадре в Бизерте, о судьбах русских людей и военных кораблей Черноморского флота.
 
«Thawra. 13дней, которые потрясли Тунис», Издательский дом «Ключ-С», М., 2013. Книга рассказывает о событиях в Тунисе в 2011-2013 гг.
 

«Сахара. Искусство исчезнувших миров». Издательский дом «Ключ-С», М., 2015.  Книга написана совместно с А.Б.Подцеробом и И.Н.Сологубовским. О наскальных рисунках и петроглифах в Ливийской Джамахирии, Алжире, Марокко, Тунисе.

«Здравствуй, Тунис!» Издательский дом «Ключ-С», М., 2016. Книга рассказывает о  Тунисе и русских, которые посетили Тунис.

А также другие книги, которые вы можете найти в сетях, если захотите почитать…

Фильмы Николая Сологубовского  о Тунисе и Русской Эскадре в Бизерте:

«АНАСТАСИЯ», Премия НИКА Российской киноакадемии 2009 года.

«Анастасия. Воспоминания о Севастополе»

 и другие фильмы …на ЮТУБ! NIKOLAY SOLO!

 Если   оторветесь от … и найдете время и, главное, желание посмотреть…