Кенотаф в честь Фредерика Миттерана в Хаммамете (Тунис)
Фредерик Миттеран: «Я еще много должен сделать, пока не умер».
Предисловие
Многие писатели-путешественники, описывают и воспевают красоту Хаммамета с помощью картин, книг и фильмов, тем самым способствуя его известности.
Художник Александр Рубцов, оказавшийся в Тунисе в 1912 году, остался жить и творить в этой стране на всю жизнь, в своих картинах запечатлел и краски Хаммамета. Он посвятил Тунису и тунисцам более трех тысяч своих картин.
Городок соблазнил Гюстава Флобера, автора «Саламбо», Ги де Мопассана, Андре Жида и Оскара Уайльда.
Художник Пауль Клее во время своего визита в Хаммамет в 1914 году был ослеплен его светом, цветами и формами.
После краха на Уолл-стрит, в 1929 году, румынский богач Джордж Себастьян открыл для себя Хаммамет и построил белоголубую виллу своей мечты. Он начал приглашать в Хаммамет своих друзей. Некоторые из них купили небольшие дома в Медине, внутри Испанского форма, и преобразовали их по своему вкусу, а другие предпочли построить виллы в сельской местности, имитируя средиземноморский стиль виллы Себастьян.
Хаммамет привлек также Жана Кокто, Уоллиса Симпсона и герцога Виндзорского.
Во время Второй мировой войны вилла Себастьяна была реквизирована в 1943 году генералом Роммелем, который разместил в ней свою штаб-квартиру и немецкий госпиталь. После окончания «битвы за Тунис» Хаммамет посетили генералы Монтгомери и Эйзенхауэр и король Георг VI.
В Хаммамете побывал Уинстон Черчилль, где он работал над своими воспоминаниями, здесь жили Коко Шанель, Софи Лорен, Сальваторе Адамо, Беттино Кракси и Фредерик Миттеран.
На христианском кладбище, примыкающем к Медине Хаммамета, расположенной в старинном Испанском форте, находятся могила Беттино Кракси и…
Кенотаф памяти Фредерика Миттерана, открытый совсем недавно, в июне 2024 года.
Фредерик Миттеран: «Я еще много должен сделать, пока не умер».
Фредерик Миттеран.
Кинорежиссер, продюсер и актер.
Друг потомков русских эмигрантов, знаток русской культуры.
Создатель документального фильма о Льве Толстом.
Писатель, автор книг о Льве Толстом и Александре Рубцове.
Искусствовед, кинокритик, телеведущий.
Историк, географ, преподаватель политэкономии.
Министр культуры и коммуникаций Франции (2009 - 2012 гг) .
Журналисты задавали много вопросов Фредерику Миттерану, когда он был министром культуры Франции. Публикую некоторые ответы Фредерика Миттерана. Далее - Ф.М.
Кстати, упоминаемая им графиня де Сегюр, которую упоминает Ф.М., - дочь московского генерал-губернатора Ростопчина, вышедшая замуж за графа де Сегюра, сына адъютанта Наполеона. Она жила во Франции и сочиняла книги для своих внуков. В некоторых из них действие происходит в России. Ее книги до сих пор остаются классикой детской литературы во Франции. И почему бы и не создать в России кенотаф в ее честь в саду-парке «Второго лицея» в Москве, который я закончил вместе с Георгием Франгуляном, Иваном Преображенским, Ириной Рябовой и другими друзьями и подругами в 1963 году?
- Многие французы негативно настроены по отношению к России: «Это страна диктатуры, там никогда не встает солнце, а люди живут в муках. Русские – очень грубые и жестокие люди». Когда был создан такой образ?
Ф.М.: Я с вами совершенно не согласен. Французы очень любят Россию. Мы все пронизаны русской культурой. Может быть, присутствует некоторый страх, непонимание современной политики, когда речь идет, например, о правах человека, но в целом во Франции очень сильно уважение к России и к русским. К тому же белая эмиграция сыграла огромную роль в культурной жизни Парижа. А, кстати, знаете, что в префектуре полиции Парижа очень ценили русских таксистов? Они единственные приносили в полицию бумажники, забытые в такси.
- Когда вы впервые посетили Россию?
Ф.М.: В 1964 году, в начале эпохи Брежнева, та поездка была организована молодежной ассоциацией коммунистов Франции.
- Какой ужас! Вы были коммунистом?
Ф.М.: Нет, но Россия всегда меня интересовала, и коммунистическая Россия тоже. На самом деле Россия, ее литература и культура интересуют всех французов. Это у нас с детства – мы выросли на книгах графини де Сегюр. В юности сильнее всего на меня повлияла русская и американская литература. И еще кинематограф. Русские фильмы я смотрел еще подростком больше, чем американские.
- И какие именно фильмы?
Ф.М.: Классические! «Иван Грозный» Эйзенштейна, его другие фильмы, фильмы Довженко. В мои времена, в парижских кинотеатрах они шли регулярно. Коммунистическая партия была достаточно сильна во Франции. С другой стороны, у меня были друзья-эмигранты – меня всегда привлекали неудачники, те, кто исторически оказывался в проигрыше. И меня очень интересовало то, как русские эмигранты повлияли на французское общество. Я дружил с некоторыми потомками семьи Романовых.
- Чем вас привлекают русские «неудачники», как вы их сами назвали?
Ф.М.: Тем, что не сдаются. Так, в своем фильме о последних императорских домах Европы я рассказываю о великом князе Кирилле, двоюродном брате Николая II. Он считался претендентом на российский престол и своего сына Владимира воспитал как будущего главу императорского дома. После смерти родителей Владимиру удалось скрыться от нацистов, которые мечтали сделать из него марионеточного короля Украины. Он женился на грузинской княжне Леониде Багратион, и всю свою жизнь в изгнании они хранили память о России.
- Вы много занимались судьбами русских эмигрантов – писали о них книги, снимали фильмы. Чья история поразила вас больше всего?
Ф.М.: История моего друга Мишеля Романова, который умер два года назад. Я его очень любил. Он был правнуком двух разных императоров – с отцовской и с материнской стороны (Александра III с отцовской стороны и Александра II с материнской.).
В двадцать лет он начал работать в кино. Он был отличным первым помощником режиссера, работал с великими французскими режиссерами – Анри-Жоржем Клузо и Марселем Карне. Мишель приходился племянником великой княжне Натали Палей (внучка императора Александра II, дочь великого князя Павла Александровича, французская манекенщица и актриса), которая также была заметной фигурой в русской эмиграции. И от них я узнал обо всех трудностях и бедах, которые пришлось пережить в эмиграции.
Еще меня очень интересовала судьба князя Феликса Юсупова. Я несколько раз видел его, а теперь иногда бываю в гостях у его внучки, живущей в Париже – в том же доме, где прежде жил ее дед.
- После первой поездки вы часто бывали в России?
Ф.М.: Да, после окончания Института политических исследований я преподавал в школе и устраивал своим ученикам поездки в Москву и Ленинград. Тогда я и начал снимать фильмы о России. Первый фильм – Les Aigles foudroуеs («Сраженные молнией орлы»), где было несколько эпизодов о Романовых. Потом – Mеmoires d’exil («Воспоминания об изгнании»), в котором я снимал потомков Романовых. И фильм о Льве Толстом, который я люблю, пожалуй, больше остальных моих фильмов.
- Почему именно о Льве Толстом?
Ф.М.: Возможно, если бы кино изобрели несколько раньше, я бы снял документальный фильм и о Викторе Гюго. Но, когда кино стало развиваться, главной звездой был, конечно, Лев Толстой. Он любил, когда его снимают – как он разговаривает с мужиками, как седлает лошадь, он на фоне снежного пейзажа… В каком-то смысле они с Софьей Андреевной стали первой «звездной парой», разрешивших показать свою жизнь на всеобщее обозрение. Я провел много времени в Ясной Поляне, прочел всю переписку Толстого, дневники членов его семьи – на этом и на документальных кадрах, снятых русскими кинооператорами, построен мой фильм.
- Какая Россия вам ближе – та, что «увезли за границу» с собой эмигранты, или сегодняшняя?
Ф.М.: Сегодняшняя Россия мне тоже очень нравится.
- Вы собираетесь открыть во Франции музей русской эмиграции. Каким вы его видите?
Ф.М.: Это моя давняя мечта. Я хочу объединить в одном месте уже существующие музеи, созданные разными ветвями русской эмиграции. Есть, например, музей казаков в Курбевуа (Музей лейб-гвардии казачьего полка) , который находится под Парижем. Они очень дорожат своей коллекцией, но средства их ограничены, поэтому большую часть времени музей закрыт. Но коллекция у них и вправду потрясающая.
Потом существует Русский дом в Сент-Женевьев-де-Буа… И кладбище Сент-Женевьев-де-Буа.
Множество вещей рассеяно по частным коллекциям. Но больше всего меня огорчает то, что исчезают коллекции семей русских эмигрантов. Правнуки, у которых уже не так сильна связь с Россией их предков, распродают реликвии. Что-то уходит в Россию, чему я очень рад, но что-то просто исчезает. Во Франции еще остались очень богатые коллекции русского искусства, и я бы хотел сохранить их в целости.
Для этого и нужно создать музей России, той, что просуществовала во Франции все эти семьдесят лет.
И в которой было все – и белоэмигранты, и республиканцы, и социалисты. Ведь не все князья становились таксистами, а аристократки – белошвейками и танцовщицами. Русская эмиграция дала миру множество талантливейших людей, мастеров литературы и искусства.
- К созданию этого музея вы не хотите привлечь российские власти?
Ф.М.: Конечно, это надо делать в сотрудничестве с нынешней Россией. На данный момент это всего лишь идея. Идея, которая очень меня занимает.
- Вы поделились ею с российскими властями?
Ф.М.: Да, я рассказал об этом президенту Медведеву в вертолете, когда мы летели из аэропорта Орли в Париж.
- И как он реагировал?
Ф.М.: Сказал, что это отличная идея.
У меня есть еще один проект – поставить в Париже памятник русским солдатам, которые погибли во время Первой мировой войны, защищая Францию. Не под Реймсом в Мурмелоне – там есть маленькое русское кладбище, где похоронены русские солдаты, но туда мало кто добирается. Я собираюсь поставить памятник именно в Париже.
- Создается впечатление, что русская культура интересует вас больше других.
Ф.М.: Меня интересуют и другие культуры, но к России у меня особое отношение.
- В вашей семье тоже был особый интерес к России?
Ф.М.: Вы, вероятно, имеете в виду моего дядю Франсуа Миттерана? Насколько я знаю, он интересовался Россией. У нас скорее англофильская семья. Но, во всяком случае, плохо о России у нас дома никто никогда не отзывался.
- Какая ваша любимая русская церковь в Париже?
Ф.М.: Я люблю зайти в Сен-Серж – чудесную деревянную церковь во дворах девятнадцатого округа, в ней есть свое очарование. Была еще церковь Покрова Пресвятой Богородицы на рю де Лурмель, которую основала мать Мария, в миру Елизавета Юрьевна Кузьмина-Караваева, поэтесса, героиня Французского Сопротивления. Во время войны там был один из штабов Сопротивления.
Еще одна моя любимая православная церковь находится в пригороде Булонь-Бийанкур под Парижем, не так давно ее собирались сносить, и я участвовал в ее спасении. Мне пришлось объяснить Ги Сорману (французский журналист, политик и правозащитник) – ведь тогда я еще не был министром культуры, – почему ее нельзя разрушить, а он, в свою очередь, донес эту мысль до мэра Булони. Мы приложили массу усилий, но в результате добились своего, и я этим очень горжусь.
В эту церковь ходили солдаты Врангеля, которые, эмигрировав во Францию, работали на заводах «Рено» в Бийанкуре. Там тогда жило так много русских, что этот пригород называли Бийанкурск.
- В России в девяностые годы студенты учили историю своей страны по книге французского историка Николя Верта. Насколько приемлемо было бы для вас, если бы французские студенты учили историю Франции по учебнику российского историка?
Ф.М.: Мне лично кажется, что иностранцу сложнее понять историю другой страны. Например, я был поражен, когда услышал от Никиты Михалкова, что Александр III был самым лучшим русским царем. Тогда как в классической французской историографии он воспринимается как жестокий реакционер. И я понимаю, что в данном случае прав Никита Михалков, его видение гораздо более интересно и тонко.
- Кого вы любите читать из русских и французских классиков?
Ф.М.: Я воспитан на русских классиках, но сейчас, к сожалению, я слишком устаю, чтобы вечером углубиться во что-то серьезное…
- Вы политик «левых» убеждений в правом правительстве. Испытываете ли вы давление?
Ф.М.: Я думаю, что в вопросах культуры это не имеет значения, «правые» или «левые» у тебя убеждения. Министр культуры должен служить всему народу, а не партиям. И, хотя меня резонно считают «левым», социалисты, когда были у власти, никогда не предлагали мне стать министром культуры.
Сейчас я министр культуры в так называемом «правом» правительстве (я подчеркиваю: так называемом, потому что во многих областях я бы не назвал эту политику «правой»), и я с этим правительством абсолютно солидарен, и не испытываю ни малейших угрызений совести. И мне, «чужому», – как ни странно – дают больше свободы и возможностей, чем кому-либо из моих предшественников на этом посту. Особенно учитывая экономический кризис.
- Есть ли во Франции официальное определение, что такое шедевр, и законы, регулирующие его присвоение?
Ф.М.: Ну как можно законодательно постановить – вот это шедевр, а это нет? Шедевры бывают в разных областях, и надо уметь их находить. Например, я учредил приз за эстетику электронных игр – в этой области тоже бывают шедевры.
- А есть ли во Франции звания, подобные «заслуженному» и «народному деятелю искусств» и «заслуженному» и «народному художнику» России?
Ф.М.: Званий нет, есть ордена. Сугубо культурный орден - «За заслуги и достижения в искусстве и литературе» (там есть свои градации). А еще есть орден Почетного легиона, но он, естественно, не только для деятелей культуры.
- Почему французы ценят Пикассо, который родился в Испании, больше, чем Матисса, который по рождению француз?
Ф.М.: Пикассо все-таки французский художник. К тому же большинство его произведений собрано в одном месте – Музее Пикассо. Кстати, и русские лучше знают Пикассо, чем Матисса, потому что Пикассо был коммунистом.
- Бюджет Министерства культуры России на 2010 год – семьдесят три миллиарда рублей. Какой аналогичный бюджет во Франции?
Ф.М.: 7,9 миллиарда евро (более трехсот миллиардов рублей). Сюда входит, кроме прочего, и медиа, потому что, подчеркну, я министр не только культуры, но и коммуникаций, то есть телевидения и печатных СМИ.
- Каким образом субсидируется во Франции кинематограф?
Ф.М.: Любой кинематографист может рассчитывать на два типа субсидий: государственные и частные. Государственные идут через CNC – Национальный центр кинематографии. CNC помогает на всех этапах: сценарий, съемки и прокат. У нас есть специальная комиссия для поддержки молодых режиссеров, в ее задачи входит отбирать и субсидировать первые фильмы – обычно таких набирается от двадцати до двадцати пяти в год.
- Как французское правительство помогает молодым художникам?
Ф.М.: Существуют специальные программы помощи молодым художникам на разных уровнях: муниципальном, региональном и национальном. Это бывают субсидии на первую выставку, стипендии молодым художникам под какой-то конкретный проект и так далее.
- Чем вы хотели бы заниматься, когда покинете министерский пост?
Ф.М.: Очень хорошо знаю, что я буду делать: писать книги и снимать фильмы, и даже уже знаю о чем…
Я еще много должен сделать, пока не умер. Больше всего я боюсь именно этого – не успеть.
(https://snob.ru/selected/entry/44267/?ysclid=m5ejrb6i4j134547720)
……………..
В июне 2024 года в Хаммамете, второй «родине» Фредерика Миттерана, где он прожил последние годы, на христианском кладбище рядом с Мединой открыли кенотаф в его честь…
Кенота́ф (κενοτάφιον по гречески, от κενός — пустой и τάφος — могила), надгробный памятник в месте, которое не содержит останков покойного, но помнит о нем.
Символическая могила…
А в шестидесяти километрах от кенотафа находятся десятки могил русских эмигрантов. На христианском кладбище Боржель в столице Тунисской Республики.
Среди них – могила контр-адмирала Михаила Андреевича Беренса, последнего командующего так не вернувшейся в Россию Русской эскадры в Бизерте. На мраморной плите надпись, сделанная севастопольцами: «Родина помнит вас».
Он, участник Французского Сопротивления, скончался 16 января 1943 года, не дожив всего несколько месяцев до капитуляции нацистской группировки в Тунисе.
Рядом - могила Александра Рубцова, русского художника, картины которого в последние годы смогли увидеть, благодаря тунисскому меценату Меди Дус, десятки тысяч россиян, граждан Москвы, Санкт-Петербурга, Казани…
«Свою жизнь он посвятил Тунису, - рассказывал о нем Фредерик Миттеран. - Я довольно давно знаком с творчеством Александра Рубцова. Мне выпала честь побывать с визитом в резиденции Посольства Франции в Тунисе, где на абсолютно заслуженном почетном месте – в кабинете посла! - выставлен портрет тунисской женщины «Манубия», написанный в 1920 году».
Фредерик Миттеран скончался 21 марта 2024 года в возрасте 76 лет, оставив после себя неизгладимое культурное и художественное наследие.
1 января 2025 года я с моей супругой Франсуазой Бертран снова почтили память Фредерика Миттерана. Ведь часть своей жизни он посвятил России, ее культуре, литературе, кино, искусству… И для Туниса он тоже сделал много добрых дел…
Идея создания кенотафа в его честь принадлежит тунисскому историку, писателю Хабибу Каздагли, новая книга которого «Коммунисты Туниса в борьбе за независимость, свободу и социальную справедливость», издана при поддержке Фонда Розы Люксембург в ноябре 2024 года.
На кенотафе надпись:
«Mes regrets sont mes remords»
«Мои сожаления-соболезнования как угрызения совести»
Почему такая надпись?
Фотографии кенотафа прилагаются…
Николай Сологубовский
Хаммамет. 23 января 2025
Послесловие.
И вы знаете, о чем я подумал, стоя около кенотафа в честь Фредерика Миттерана и пытаясь понять смысл надписи на нем?
2025 год. Год 80-летия Великой Победы Советской Армии и ее Союзников над нацистской Европой. А почему бы не поставить кенотафы Героям Второй мировой войны там, где их помнят?
В России и в других странах?
В маленьких городках…
Таких, как Хаммамет вТунисе…
(продолжение следует)
Кенота́ф (κενοτάφιον по-гречески, от κενός — пустой и τάφος — могила), также ценота́ф — надгробный памятник в месте, которое не содержит останков покойного, символическая могила.
Кенотаф может быть установлен по следующим причинам:
если тело погибшего было утрачено или уничтожено (в войне),
если место гибели неизвестно (в войне),
если человек пропал без вести, а с этого момента прошло так много времени, что пропавшего можно признать умершим…
Кенотаф может быть установлен на родине умершего, если он похоронен в другой стране.
Кенотаф может быть установлен на месте бывшего погребения, откуда останки перевезены в другое место.
Кенотафом называется памятное сооружение, расположенное не над могилой с останками покойного, а на месте его гибели (даже если могила существует).
Кенотаф служит для увековечивания памяти об усопшем и выполнения поминальных ритуалов и представляют собой сооружения различных типов и степени сложности (памятник, курган, стела, бюст, мемориал, барельеф, мемориальная плита…)
      |
