Н.Гадалина. "Александр РУбцов. Петербуржец в Тунисе". Продолжение второе
Н. Гадалина
Александр Рубцов: петербуржец в Тунисе.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ПЕРВАЯ ЖИЗНЬ НА СЕВЕРЕ РОССИИ.
РУССКИЕ ГОДЫ
(Продолжение второе)
В академических классах Рубцов продолжает заниматься под руководством Ционглинского. Ян Францевич сыграл огромную роль в жизни своего приемного сына, надолго став для него примером отношения к творчеству.
Петр Бучкин также вспоминает, что в академической мастерской Ционглинский постоянно хвалил Рубцова: «Ян Францевич, порывистый, с шумом входил в мастерскую, и тотчас же раздавался его неистово громкий голос: "Саша, у тебя хорошо!" Саша - его сын...»19
Судя по последней цитате академическое окружение считало Рубцова сыном Ционглинского.
Ционглинский был поистине выдающимся преподавателем. Он сам воспринимал деятельность художественного педагога как приобщение к наслаждению творчеством:
«Первое условие истинного профессора - чтобы не утомить мозга ученика; вести его на вдохновении. Например, если на первый месяц ему поставили голую натуру, тогда на следующий ставьте портрет и т. д. Суть искусства - любовь и восторг!»20
Педагогический подход Ционглинского был проповедью импрессионистической радости творчества:
«Ционглинский старался взбодрить нас своей энергией: "Посмотрите, как вибрирует свет... это же надо чувствовать, надо радоваться! Смотрите на натуру, пишите, как птицы поют, это же роскошь!"
Иногда он брал у ученика палитру и кисть, мешал краски, бросал их на холст, громко восхищался: "Посмотрите, как тело начинает светиться! А видите, вы видите, - это же серебристый свет получился..."»21
Колоритная фигура преподавателя, его увлекательные рассуждения об искусстве, одержимость творчеством и верность импрессионистическим художественным установкам покоряли сердца учеников.
«Ян Францевич Ционглинский считался прогрессивным профессором Академии. Он руководил занятиями по живописи в общих классах»22, - пишет Петр Бучкин. Ценность педагогики Ционглинского для него заключалась в поддержке того нового, что подспудно зрело в сознании будущих художников, поэтому «вокруг него сосредотачивались ученики, придерживающиеся в искусстве наиболее новых, смелых исканий»23.
Будучи убежденным импрессионистом, Ционглинский оказался учителем виднейших представителей петербургского авангарда - Павла Филонова (в период его вольнослушательства в Академии художеств), а также Михаила Матюшина и Елены Гуро.
Михаил Матюшин рассказывает о своей учебе у Ционглинского и его педагогическом методе в мемуарах «Русские кубофутуристы»24:
«На рубеже XIX и XX столетий новые веяния в живописи шли от Яна Ционглинского, талантливого художника, объединившего вокруг себя передовую молодежь. Он учился в Париже, где примыкал к импрессионистам и откуда вернулся в Россию сильным и своеобразным художником. Неистовый спорщик, он необычайно интересно говорил об искусстве. А. Рубцов (приемный сын художника) записывал его высказывания и потом издал книгу «Заветы Ционглинского» (1913). В мастерской Ционглинского и были зачаты новые принципы формы и цвета. В этой мастерской, посещаемой мною нерегулярно, я познакомился с Еленой Гуро. Она училась в классе Ционглинского в школе Общества поощрения художеств и в то же время посещала его мастерскую»25…
Отдавая должное педагогическому таланту Ционглинского, Матюшин рассказывает и о противоречиях, возникавших между Ционглинским и его учениками. «В мастерской Ционглинского наиболее способными были Елена Гуро, В. Матвей (В. Марков), Александр Яковлев, А. Линдеман и Т. Луговская. Ционглинский весьма ценил талант Гуро, но она постоянно сомневалась в своих силах.
При превосходных качествах учителя Ционглинский не понимал новых тенденций в искусстве и враждебно относился к какой бы то ни было попытке идти по другому пути, кроме импрессионизма. Для Ционглинского искусство и красота существовали как самоцель.
Особенно яростно обрушивался он на Гуро, Линдеман, Луговскую и меня»26.
По всей видимости, описанные Матюшиным события, если и не происходили на глазах Рубцова, то наверняка были ему известны.
В студенческие годы Александр Рубцов записывает высказывания своего учителя об искусстве, которые впоследствии войдут в книгу «Заветы Ционглинского». В предуведомлении к ней будет указано: «Здесь собраны мысли и взгляды, высказанные Яном Францевичем Ционглинским в его ученической мастерской, в период с 1905 по 1910 год, и дословно записанные его учеником Рубцовым»28.
Фиксация взглядов Ционглинского была для Рубцова, скорее, частью учебного процесса. Мировоззренческие принципы учителя, проповедуемый им культ искусства и красоты, требование безраздельной самоотдачи творчеству стали для молодого художника даже не столько профессиональными, сколько нравственными ориентирами.
Вот несколько примеров подобных афоризмов.
«Красота дается только фанатикам»29.
«Только неудовлетворенность показывает, что вы художник. Благополучие не есть никакое искусство; только дилетантизм. Если хотите никогда не спать, если хотите никогда не есть, - будьте художником»30.
«Искусство потому трудно, что для того, чтобы быть художником, надо быть немного больше, чем человеком»31.
«Только то интересно, что трудно. Не времени надо много, а души.
В этом-то и трудность искусства, что его можно поймать только тогда, когда горит душа.
Искусство есть только то, что хватает за сердце, а равнодушие - Э!..
Разве не есть что-то мистическое в искусстве?!
Живопись создана для искренних людей, а для умственных литература»32.
«Чистый разум - это полицейский, скучный протокол. Противоположность ему инстинкт. Если все делать согласно разуму, то это скука! Тьфу! Надо делать, как подсказывает инстинкт»33.
«Кто идет к далекому, высокому концу, тот идет долго.
Кто идет к близкому концу, тот идет скоро.
Кто идет к бесконечности, тот никогда не доходит. Но бесконечно идти есть прелесть.
В самом деле - что за радость получить венок?
Если бы я думал, что дошел до чего-нибудь, то я был бы дурак!»34
«Чтобы вы ни делали в жизни, не забывайте главного, - тогда только пойдет красота жизни.
Лучше не найти, чем спокойно отойти на полдороге; -только для этих людей когда-нибудь откроется тайна»35.
«...Всякая любовь в искусстве помогает, кроме любви к деньгам, потому что эта любовь безусловно искусство разъедает.
Деньги только тем хороши, что их можно проживать»36.
Ционглинский внушал своим ученикам не только заповеди фанатичного служения искусству, бескорыстия и неустанных творческих поисков. Он стремился передать ученикам особенности взгляда художника на мир:
«Первейший закон живописи - чтобы все подчинить одному главному.
Живопись есть вечный перелив и переход»37.
«Портрет, который интересен этим только, что похож на кого-нибудь, - это уже не искусство»38.
«Каждый может видеть, только художник может анализировать» .
«Начинать с различий, кончать сходствами; начинать с анализа, кончать синтезом. Каждая вещь познается анализом.
Общее без анализа - это вздор; - это крашеный забор.
Маляр видит только одну краску, которой красят заборы, а художник видит миллион оттенков»40.
«Держите глаз внутри формы. Никогда не начинайте с контура. Контур есть синтез всего - то, что вы только что нашли с помощью анализа. Прежде всего ищите суть движения, анализируйте форму и, когда уже будете иметь на бумаге следы ваших внутренних поисков, тогда уже завершайте их контуром, режьте их со всех сторон, как можно точнее и строже, сжимая форму, чтобы нигде этот внешний контур не был сам по себе, а являлся бы результатом вашего внутреннего анализа»41.
«Мысль должна предшествовать действию. Девять десятых обдумать и одну десятую тронуть»42.
«Не общими местами говорить, а из каждой натуры выбирать ее существенные характерные черты...
Если вам не кажется желанным передать этот оттенок ковра, который почти что попадает в оттенок на вазе (т. е. почти что одинаков с оттенком вазы), но все-таки от него отличается, то вы - не живописец!»43
Наряду с этими общими профессиональными установками Ционглинский давал ученикам и основы импрессионистического подхода к живописи:
«В натуре есть тона, которые гнусны - пишите их гнусно; -есть тона чарующие - пишите их чарующе... Чем более похожи тона друг на друга, тем они красивее...»44
«Сходства делают красоту, а не различия...
Истинная колористическая живопись состоит в том, чтобы картина казалась написанной так, как будто бы было мазнуто одной краской, одной кистью, один раз»45.
«Ничем не надо пренебрегать. Это значит, что в картине надо всем пользоваться, например: если около предмета, который пишете, валяется бумажка, которая дает красивое пятно, то и ее надо написать, конечно, не как бумажку, а как новый тон красочного аккорда»46.
«Ради Бога - не черните! Зачем? Какая прелесть в черноте?»47
Особое внимание Ционглинский уделяет передаче света в живописи:
«Нет выше идеи, как свет»48.
«Начинайте писать этюд всегда с самого светлого. Если пишете фигуру человека на фоне черной или темной драпировки или чего-нибудь темного, - начинайте с фигуры. Если пишете тело на фоне окна, - начинайте с фона (со света в окне). В живописи царят светлые пятна. Они дают тон всей картине»49.
«Надо, чтобы один глаз все время сидел на свету»50.
«Свет состоит их двух вещей: из делания его там, где он есть, и из уничтожения его там, где его нет»51.
«Держите глаз на свету. Рембрандт все относил к самому светлому месту...»52
В своих беседах с учениками, судя по «Заветам», он упоминал лишь немногих художников, как правило, это были общепризнанные в искусстве авторитеты: Рафаэль, Микеланд-жело, Рембрандт, Ван Дейк, венецианские колористы, итальянские примитивы. Ционглинский говорил о каждом из них в связи с конкретными живописными задачами. В «Заветах Ционглинского» упоминается импрессионизм, столь любимый Яном Францевичем, но не называется ни один из его представителей. Возможно, такой отбор художественных имен был связан с задачами традиционного академического обучения. Из русских художников в «Заветах» говорится лишь о двух современниках - Серове и Малявине:
«...Рисунки Малявина также спорт»53.
«Серовская общая линия есть результат тонкого наблюдения»54.
Трудно представить, в какой мере художественные установки Ционглинского разделялись молодым Рубцовым. Но, безусловно, они, как и жизненные принципы учителя, глубоко запечатлелись в его сознании. И в его последующем творчестве ощущалось влияние идей, нашедших отражение в «Заветах». Так, например, афоризм «Нет выше идеи, как свет», правда, вероятно связанный столько с представлениями об импрессионизме, сколько с религиозной идеей божественного света, нашел отклик в последующем творчестве Рубцова, всю жизнь стремившегося передавать нюансы средиземноморского освещения в своих пейзажах и заслужившего эпитет «художник света» у французских исследователей его искусства.
(Продолжение следует)
Николай Алексеевич Сологубовский (написал комментарий 5 декабря 2022, 23:15)Жители Казани и ее гости смогут увидеть картины великого русского художника А.Рубцова из коллекции тунисского мецената Меди Дусса.
Николай Алексеевич Сологубовский (написал комментарий 6 декабря 2022, 01:54)Александр Рубцов — один из немногих художников-ориенталистов первой половины XX столетия, на долгое время забытый на родине, но заново открытый благодаря инициативной деятельности коллекционера тунисского происхождения Мехди Дусса.
Ранее в этом году его обширное монографическое собрание выставлялось в Государственном Русском музее в Санкт-Петербурге и теперь представляется в Национальной художественной галерее «Хазинэ» в Казани.
http://www.республика21век.рф/2022/11/30/6-декабря-откроется-выставка-произвед/