Александр Рубцов. В ПОИСКАХ СВЕТА!

6 декабря 2022 года в Национальной художественной галерее «Хазинэ» Государственного музея изобразительных искусств Республики Татарстан, при поддержке Посольства Тунисской Республики в Российской Федерации и Государственного Русского музея     открывается  выставка  картин Александра  Рубцова «Между Тунисом  и Россией».

Мнение из статьи, опубликованной на  сайте Государственного Русского музея. Каждое    слово  будто вылито в бронзе  в пантеоне великих русских художников:

«Александр Александрович Рубцов (1884-1949) – уникальный русский художник, оказавшийся волею судеб «певцом и летописцем» Туниса».

Жители  Казани и  ее гости смогут увидеть картины  русского художника А.Рубцова из коллекции  тунисского мецената Меди Дусса.

De la Tunisie à Kazan (La Russie).

Une exposition de peintures d'Alexandre Rubtsov "Entre la Tunisie et la Russie" s'ouvre à Kazan.

Le 6 décembre 2022    une exposition de peintures d'Alexandre Rubtsov "Entre la Tunisie et la Russie" s'ouvre  à la Galerie nationale d'art Khazine du Musée d'État des beaux-arts de la République du Tatarstan, avec le soutien de l'Ambassade de la République tunisienne en Fédération de Russie et du Musée d'État russe.

Nous citons un avis   publié sur le site Web du Musée d'État russe. Chaque mot semble coulé en bronze au Panthéon des grands artistes russes :

"Alexandre   Rubtsov (1884-1949) est un artiste russe unique qui, par la volonté du destin, s'est avéré être le "chanteur et chroniqueur" de la Tunisie."

 Les habitants de Kazan et ses invités pourront voir des peintures de l'artiste russo-tunisien A. Rubtsov de la collection du philanthrope tunisien Mehdi Douss.

В поисках света…

Али Луати

В 1951 г., два года спустя после кончины Рубцова, один из его друзей, Пьер Дюма, писал в посмертном посвящении: «Когда видели Рубцова, встречались с ним взглядом, слышали его нерешительную и мягкую речь, наблюдали за его приготовлениями к работе, можно было сказать заранее, что его творения получатся такими же искренними, как и он сам». А ведь уже давно честность, порядочность в искусстве больше не в чести в этом «спешащем» мире. И долгое вынашивание идеи, скрупулезная проработка произведения могут дать как раз противоположный эффект, загубить успех художника, желающего идти в ногу со временем, а иногда и опережая его любой ценой.

Стремясь оставаться самим собой, Александр Рубцов решает для себя не становиться «современным»: более того, он подозревает тех самых художников, которые претендуют на эту роль, в менее правдивом изображении натуры, нежели их предшественники, упрекает их в одержимости «делать как другие». В 1914 г., после долгих странствий по различным европейским городам, в то время охваченным волной современного искусства, он избирает местом постоянного проживания Тунис, надеясь сохранить здесь свободу — свободу выбирать и судить увиденную им реальность, избегая готовых рецептов и форм.

Известные Кандинский, этот посланник Божий в абстракционизме, Малевич, противник натурализма, позже Габо и Певзнер, ярые реформаторы сентиментализма в скульптуре, были, так же, как и он — русскими. Но в отличие от Рубцова, они отрицали академические традиции, превратили их в символы прошлого в искусстве и стали пророками будущей религии прогресса. Но разве подобная свобода, заключающаяся в уходе в беспокойный мир технического прогресса, лучше убеждений Рубцова в том, что натура таит в себе бесконечные богатства, еще не раскрытые художниками?

В отличие от многих современников, «восставших» и враждебных устоявшимся традициям, будучи еще очень молодым, Рубцов изучил перспективу и получил академическое образование.

Однако с возрастом он все больше ощущал недостаточность знаний и в конце своей жизни пришел к выводу, что он не владеет ни рисунком, ни живописью. Бесспорно, он чувствовал себя привязанным к этой африканской земле, где еще какое-то время царил дух, свободный от революционизирующих искусство идей века. В Африке он присоединился к последним европейским ориенталистам: Насреддину Динэ, Эмилю Пиншару, Теодору Ривьеру, уехавшим в Северную Африку в поисках восточного сна, которому вскоре в самом его последнем окопе станет угрожать всезахватываюшая европеизация.

Первые впечатления о стране Рубцов получил в традиционных арабских кофейнях на плошади Хальфауин, что в пригороде столицы Туниса. Именно их атмосферу он запечатлел в своих небольших этюдах стремительным взглядом европейца, покоренного ярким светом, простой и бурлящей жизнью. Она возбудила в нем столько эмоций и породила такое обилие сюжетов, что он навсегда решил остаться в этой стране.

И всю эту арабскую жизнь, что проходила перед его глазами, Рубцов, будучи внимательным и упорным, записывал, запоминал, по-своему толковал, восхвалял эти живые картины реальной жизни, подлинность которой к его большому отчаянию рассыпалась на его глазах.

Ориентализм Рубцова — это наполненный грустью и печалью романтизм, так же как и у его друга Родольфо д'Эрланже. Последний выражал сожаление по поводу упадка мусульманской культуры, высказывал сожаление по поводу вестернизации арабской музыки. Для Рубцова же, по словам П.Дюма, важно «запечатлеть лампу муэдзина, минареты в ночи, тутовое дерево, поваленное ураганом, национальную одежду, миниатюрный кофейник из жести, облик хозяина кафе, освеженного жаром очага, красный перец, висящий на белых стенах, принимающих голубой оттенок в тени, татуировку, традиционный арабский базар, ворота, уличные лестницы, площадь, где когда-то выставляли на продажу невольников, лодки на глади озер, повозки, раскрашенные итальянцами, уличные сцены, одним словом, беспокойную и подлинную туземную жизнь, которая исчезала на его же глазах».

Но откуда возник ориентализм Александра Рубцова? Прежде всего в находимых им самых скромных сюжетах, где персонажи, в основном женщины из народа в их поношенной одежде, заняты своим домашним хозяйством.

В отличие от ориентализма метрополии, перенасыщенного сценами и образами идеализированного Востока, североафриканский ориентализм был более реалистичным, более близким к подлинной жизни. Именно такой, какая она есть, порой грубой, без прикрас, изображали ее представители последнего (за что их не без причины будут упрекать), фокусируя внимание на моральных аспектах и материальных бедствиях местного населения.

Порой Рубцов, впрочем, как и многие другие ориенталисты, слишком идеализирует образ  «нищего оборванца«, придавая ему столько же благородства, сколько и античной статуе. В то же время на его полотнах явно прослеживается чувство скрытого сочувствия к моделям, обездоленным и безысходным как и он сам, соучастие в их жизни. Для усиления впечатления он вписывает на холст имена на арабском языке, а дату выполнения своей работы ставит по мусульманскому календарю.

Чтобы получить свободу творчества, Рубцову необходимо было обеспечить себе минимум постоянного дохода, и он становится портретистом колониальной буржуазии. Его работы в этом жанре кажутся бездушными, поскольку, работая на заказ, художник был ограничен рамками светской жизни. Тогдашняя критика осуждала его за некоторые приукрашенные детали, наносившие вред самим персонажам.

Действительно, когда Рубцов пишет портрет, то не задумывается над приоритетами композиции и не всегда у него главный персонаж на первом плане. Он же выказывает равный интерес и к персонажу, и к второстепенным предметам (аксессуарам, украшениям). Для него предметы, также как и лица, служат одной цели — передаче верности изображения. И качество ткани, и блеск металла — все важно и необходимо для сбалансированной композиции, в частности, например, при трактовке цвета лица. Интересно отметить, что его восточные портреты, изображающие скромных бедняков, являются более живыми, более естественными, нежели портреты буржуазной, колониальной или местной клиентуры. <...>

Техника исполнения портрета, будь то парадного или более интимного, отличается от той, которую он использовал при написании жанровых сиен или пейзажей. Во втором случае Рубцов как бы сливается с сюжетом, а в первом — соблюдает дистанцию, сохраняя технику в чистом виде. Клиент, желавший иногда видеть себя в элегантном и богатом обрамлении, часто проигрывал. Его изображение терялось среди множества ненужных предметов, нарушающих целостность художественного восприятия и сводящих на нет успехи художника.

Из всех жанров, практикуемых художником на протяжении всей его творческой карьеры, наиболее успешным, по всей очевидности, стал жанр пейзажа. Аля критики того времени он был художником «закатов солнца», художником «арабских деревень», мастерски изображавшим дары природы, как, например, огромные гирлянды сушеного перца или вот эти пальмы по краю неба…   Жерар Омон отмечал в этих пейзажах истинно рубцовский цвет, присущий только Тунису.

В связи с изображением стран Востока среди европейских художников, особенно ориенталистов, велись различного рода дискуссии о «свете». Одни, например, видели в «свете» почти мистическое начало, которое привело их к самопознанию, другие пытались путем утомительных теорий определить в нем главное, чтобы лучше изображать реальную действительность в своих работах.

Александр Рубцов от всех этих теорий заимствовал понемногу, и это мы видим в его пейзажах. Он заявлял, что не может жить вдали от Туниса, потому что «испытывал бы  ностальгию по свету». Ему самому иногда удавалось делать небольшие открытия в области света. «Сколько раз, — писал он, — у меня получались удивительные заходы солнца, наполненные гармонией. Освещенная сторона казалась мне красной, а сторона, остававшаяся в тени, — голубой; парадокс заключался в том, что, по общепринятой шкале «оценок света», красный является более темным, чем голубой. Это все равно что сказать — свет более темный, чем тень».

Эта попытка понять свет с научной точки зрения была свойственна не только Рубцову. Ее можно встретить и у ранних импрессионистов, которые отдавали предпочтение чистым цветам, накладываемым на холст раздельными мазками, и целенаправленно экспериментировали с ними, пытаясь постигать сущность света.<...>

Как и они, Рубцов был подлинным мастером пленэра. Он быстро делал зарисовки, потом писал маслом какой-нибудь мотив, пытаясь уловить эфемерную игру света как достоверного свидетеля природы.

Редко какой европейский или тунисский художник имел такое привилегированное общение, такое постоянное и благотворное, с тунисским пейзажем. Тема Сиди Бу Саида, неустанно возобновляемая почти треть века с его скромной или пышной архитектурой; воспоминание о старых, ныне исчезнувших домах или о прекрасных уголках садов Эн-Неджма Эз-Захра в красивом доме его друга, музыковеда и художника, барона Родольфо д'Эрланже. Вдали от Сиди Бу Саида его красочная палитра меняется на более сдержанные тона, но с бесконечно тонкой гаммой, способной передать атмосферу и душу огромных пространств тунисского Юга.

Многие ландшафты, пейзажи, города, деревни (Набель, Порто Фарина, Гаммарт) хранят память о неутомимом Рубцове, который повсюду носил свой складной стул под мышкой в поисках новых встреч со светом. Оставаясь наедине со светом, скрупулезный художник, каким являлся Рубцов, оставляет в стороне иные заботы и полностью погружается в головокружительный цветовой хоровод.

Говоря о месте Александра Рубцова в живописи, многие сходятся во мнении о том, что его трудно классифицировать, причислить к какой-то определенной категории или направлению. Это вызывало определенное раздражение у критиков. Ведь они не любят бунтарей, выходящих за рамки их классификаций и лозунгов.

Рубцов, естественно склонный к экспериментам, исследованию, натура самостоятельная, не пожелал бы никоим образом подгонять свое мировоззрение под какую-либо эстетическую схему. Он сам любит перепроверять правильность теории, исследовать возможности техники. Его творчество развивалось в колониальной обстановке и почти не было подвержено влиянию сменяющих друг друга направлений в изобразительном искусстве или мании моды. В своем творчестве он был волен, поскольку не был зажат рамками обязательств, как многие другие, чтобы только и думать о хлебе насущном; время и созидательное пространство работали на него и определялись его собственными мерками. На практике он реализовывал те ритмы, фантазии и мечты, которые зарождались в нем самом. Искусство, освобождающееся от времени, становится, согласно настроению и вдохновению художника, тормозом для мотива, повторения темы, возврата к манере или стилю, которые считали забытыми. Тем хуже, если эта свобода слышать лишь внутренний зов, следовать лишь приказам своей фантазии дает иным «основания» объявлять художника мастером «без стиля».

И еще: помимо мыслей о свете Рубцов был одержим заботой о технике. Даже в моменты наибольшего вдохновения, в частности при создании пейзажа, он слишком остерегался пренебрежения фактурой. Долгий опыт работы на натуре научил его усмирять стихийность самовыражения и подчинять воле средства реализации. Быстро схватить и запечатлеть момент рассеивающего состояния света — вот мастерство, которым овладел Рубцов. Эта так называемая техника alla prima*  * с первой попытки(итал.)  позволяет художнику быстро, густыми мазками за один сеанс закончить работу. В этом Рубиов превосходил большинство других колониальных художников.

Работая в своей мастерской с обнаженной натурой, Рубиов применяет более традиционную манеру письма: более сконструированные композиции и более продуманную организацию пространства; следующие друг за другом мазки, наложенные умелой рукой, позволяют воспеть телесный цвет, смягчить полутень. Эта работа, требующая терпения, иногда может и усложняться неожиданно смелыми ракурсами.

Натюрморты дают художнику возможность как бы выставить напоказ свое умение реалистической передачи, граничащей с иллюзорным миром. Эта структура ткани, плетение корзины, финики, яблоки и другие фрукты с прозрачной мякотью, мастерски переданные в объемном изображении. Эта любовь к деталям иногда принимает манеру «документального» показа, например, украшения старыми коваными гвоздями мусульманских ворот или татуировки на человеческом теле.

Колебавшийся всю жизнь между точным и педантичным стилем, с одной стороны, и лирической и стихийной манерой — с другой, Рубцов осуществил в лучшие периоды творчества удивительно живые работы: пейзажи или уличные сцены с большим свободным пространством, как, например, его знаменитый Сиди Бу Саид в 1918 г., выполненный крупными мазками, где интенсивный красный цвет холма является почти дерзостью в духе фовистов. Или вот эти Купальщики, композиция которых разрешена только движением щедрых и нервных мазков кисти вибрируюших красок.

Александру Рубцову приходилось все время доказывать себе и другим свое владение техникой живописи. Это приводило его к пониманию того, что карьера художника — постоянное приобретение навыков, вечная игра с трудностями пластического воплощения. Не было ли это своеобразным «бегством вперед» человека чрезвычайно робкого, напуганного буйством нашего бурного века?

Интересна его композиция 1926 г., названная Впечатления о Париже. Эта работа открывает его видение современности. Она имеет ценность завещания и, похоже, выражает растерянность человека-одиночки перед толпой. Насыщенность бытия, ритмы, фетишизм, скорость, рекламные изображения, всеохватывающий урбанизм... Это поэма, выложенная скороговоркой в тоне обвинения. В ней больше не говорит Рубцов - «парнасец», «тона которого созвучны редким и пышным рифмам», по изысканному выражению одного журналиста. Это скорее рефрен наметившейся горячности, мрачный и раскатистый как в стихах Превера.

Искусство Рубцова еше долго будет находить отклик в сердцах людей своим смирением, своей простотой, то есть теми качествами, которые обычно отрицают представители модернизма. Но именно этими качествами обладают те художники, которые умеют, по выражению Пьера Дюма, «служить искусству с каким-то детским простосердечием».

Али Луати. Тунисский искусствовед.

Али Луати. В поисках света. Впервые опубликовано в книге: Alexandre Roubtzoff, Peintre Tunisien. Texte Alya — Hamza. Preface de Paul Baglio, presentation critique de I'oeuvre Ali Louati. Alif —- Les Editions de la Mediterranee. Tunis, 1994, c. 133-149.

Опубликовано в  книге «Африка глазами эмигрантов: Россияне на континенте в первой половине XX века»

 Сост. А.Б. Летнев, В.П. Хохлова, М., Восточная литература, РАН, 2002.

От составителей.

Отрывок примечателен тем, что принадлежит перу тунисского автора. Читатель впервые получает, таким образом, возможность взглянуть на творчество русского художника глазами тунисского исследователя.

Александр Александрович Рубцов родился в 1884 г. в Санкт-Петербурге. Выпускник Императорской Академии художеств. После 1914 г. жил и работал в Тунисе, где провел последние 35 лет своей жизни. Главная тема творчества — Северная Африка в различных ее ипостасях: природной, архитектурной, портретной. Многократно выставлялся в различных национальных и международных салонах — в Тунисе, Марокко, Белграде, Париже.

Подобно многим крупным мастерам, сынам России, Рубцов пользовался большей известностью в Зарубежье (хотя эмигрантом он, в сущности, не был) и вообще за границей, чем на родине. Как и о Яковлеве, о нем много писали специалисты в США, Франции, других странах. Более того, во Франции уже два десятилетия существует художественная ассоциация, названная его именем. V нас же возвращение славного петербуржца в отечественную культуру лишь начинается, и публикация, впервые на русском языке, эссе Али Луати — один из шагов в этом направлении. Отрывок публикуется с незначительными сокращениями.

Более подробные сведения о жизни и творчестве А.А.Рубцова читатель найдет в книгах:

 Лейкинл О.Л., Махров К.В., Северюхин А.Я.

Художники русского Зарубежья. Биографический справочник. СПб., 1999;

Горячкин Г.В., Грииенко Т.Г., Фомин О.И.

Русская эмиграция в Египте и Тунисе (1920-1939гг.). М.,2000.

Bibliographie

Patrick Dubreucq, Alexandre Roubtzoff (1884-1949). Une vie en Tunisie, éditions ACR, Courbevoie, 1996 (ISBN 2-86770-098-1)

Patrick Dubreucq, Recherche sur la vie et l'œuvre d'Alexandre Roubtzoff (1884-1949), mémoire de maîtrise d'histoire de l'art, Université de Montpellier, Montpellier, 1987.

Pierre Dumas, Roubtzoff, peintre de la lumière. 1884-1949, éditions Privat Toulouse, 1951.

Jacques Gerigny, Roubtzoff et Paris, Société générale d'imprimerie et d'édition, Paris, 1936.

Jalel El Gharbi et Georges Friedenkraft, « Deux suites poétiques autour du tableau d'Alexandre Roubtzoff L'arrivée de M. Daladier à Tunis », dans Jointure, n°91, 2010, pp. 2-22.

Alya Hamza, Alexandre Roubtzoff. Peintre tunisien, éditions de la Méditerranée, Tunis, 1994.

René de Sainte-Marie, Roubtzoff, éditions du Rayonnement, Paris, 1947.

Gérald Schurr, Les Petits maîtres de la peinture, éditions de l'Amateur, Paris, 1981.

Jacques et BINOUS Jamila, Alexandre Roubtzoff et la médina de Tunis, Dunes, Tunis, 2010

Есть также и другие книги, которые изданы до 2022  года. О них я рассказываю в своих статьях, посвященных творчеству Александра Рубцова.

Публикатор Николай Сологубовский,

4 декабря 2022 года

Les  albums de photographies de peintures d'Alexandre Rubtsov http://www.sologubovskiy.ru/articles/8203/

http://www.sologubovskiy.ru/articles/8204/

http://www.sologubovskiy.ru/articles/8205/

http://www.sologubovskiy.ru/articles/8206/

http://www.sologubovskiy.ru/articles/8207/

http://www.sologubovskiy.ru/articles/8208/