СОЦИАЛЬНЫЕ СЕТИ:

Карфаген должен быть сохранен! Из книги Сергея Филатова

28.07.2021 17:38












Позвольте привести две цитаты президента России Владимира Путина о Тунисе.

«Тунис – это Карфаген и Анастасия Александровна Ширинская-Манштейн».

Владимир Путин сказал эту фразу в разговоре с мэром Парижа Бертраном Деланоэ.

"Тунис - это Карфаген… Нам нужно ценить турбизнес….".

  Владимир  Путин, Геленджик,    7 июля 2004 года.



«КАРФАГЕН ДОЛЖЕН БЫТЬ СОХРАНЕН!»

 

В Карфаген в первый раз я приехал спустя совсем немного времени после подписания его мирного договора с Римом.

 

Давным-давно поросли травой следы боевых колесниц, сгорели в пламени пожаров могучие стены, полегли в землю десятки тысяч защитников Карфагена, а древний город, столица некогда великой античной империи Северной Африки, вновь в середине 80-х годов XX столетия напомнил о себе. Теперь уже не со страниц учебников истории, романов и научных исследований, а с газетных и журнальных полос. Исторический казус – мирный договор оказался подписан  только в 1985 году, через 2131 год после разрушения карфагенских стен воинами Рима – стал лучшим доказательством неослабевающего интереса к легендарному памятнику человеческой культуры.

 

Мэр Рима Уго Beтере и мэр Карфагена, в то время Генеральный секретарь Лиги арабских государств, тунисец Шедли Клиби поставили свои подписи под документом, подводящим последнюю черту под самим воспоминанием о старой вражде двух некогда великих и могучих средиземноморских соперников. Век нынешний, естественно, наложил отпечаток на текст договора, в котором помимо констатации факта о прекращении состояния войны и провозглашения состояния мира – без упоминания о том, кто победил! – содержатся статьи, которые не способны были бы появиться в подобном же тексте, будь он составлен не в 1985-м, а две тысячи лет назад. Цивилизация берет свое, и поэтому главные заботы «мирного периода» представители двух высоких сторон определили для себя так: обмен информационными и культурными программами между двумя городами. Воистину благородный финал многовековой драмы!

 

«Карфаген должен быть сохранен!» – воскликнул Шедли Клиби во время церемонии подписания договора, почти через две тысячи лет ответив на призыв непримиримого врага карфагенян римлянина Катона. «Карфаген должен быть разрушен!» – провозглашал он тогда под сводами сената, и эти слова, как проклятие, зависли на долгие века над головой жителей. И как когда-то подхвачен был недругами Карфагена воинственный клич сенатора, так и сейчас процитировали фразу Клиби все газеты, все органы массовой информации, уделившие место этому неординарному событию – символическому акту примирения бывших смертельных противников.

 

Друзья Карфагена хотят ему сегодня пожелать спокойствия и веры в безоблачное завтра. Слишком много горя и страданий вынесла эта земля, всей своей историей заслужила она мира и благополучия.

 

Итак, в Карфаген первый раз я приехал весной 1985 года. Здесь уже почти ничто не напоминало о давно канувших в Лету временах, когда имя его гремело по Средиземноморью и слоны Ганнибала наводили ужас на Аппенинах. Но до сей поры одно лишь упоминание о нем вызывает чувство соприкосновения с неразгаданной тайной, желание хотя бы мысленно вернуться в глубину веков.

 

Путь, вычерченный Карфагеном в истории, начался в 814 году до н.э. Но, прежде чем коснуться этой даты, заглянем в прошлое чуть поглубже – ведь до 814 года тоже, наверное, что_то в этих местах происходило, кто_то жил? Испытывая, честно говоря, некоторое волнение, попробую приподнять с помощью исторических фолиантов временную завесу.

 

Трудно сказать, кто первый назвал в свое время Средиземноморье колыбелью цивилизации. Но уже в первый раз, когда увидел я эти края с борта самолета, пришла вдруг мысль о том, что если и было на Земле место, где могли появиться столь мощные и процветавшее цивилизации, как египетская, греческая, римская, карфагенянская, то это место здесь – на берегах Средиземного моря. Столь гармонично в этих широтах сошлись в лучших своих проявлениях разные стихии – бирюзовое море, изумрудная зелень берегов и яркое теплое солнце. Именно сочетание природных условий идеально благоприятных для жизни людей, и превратило крупнейшее внутреннее море планеты в колыбель цивилизации.

 

Вот потому издавна и не пустовали его берега, изрезанные сотнями тысяч лагун и заливов. В каждой из них могли найти себе приют древние мореплаватели, построить деревушку рыбаки. К ним выходили и зачастую надолго поселялись, обретая оседлость,  кочевые племена. Южное Средиземноморье, как и северное, не пустовало. Часть примыкающего к нему Африканского континента, в том числе и те земли, что сейчас относятся к территории унисского государства, в начале первого тысячелетия до н.э. были уже – задолго до тех времен – заселены местными племенами. Звали их тогда и продолжают называть «берберами». Сами берберы именуют себя «амазигами», что в переводе  с берберского языка означает «свободные люди» и «гордые люди»…Среди них можно встретить людей различных рас – и пустынных кочевников туарегов, и горных жителей кабилов, и выходцев из районов северного Средиземноморья, и поселенцев ливийского побережья. Это, впрочем, не помешало берберам за долгие века совместной жизни на просторах Северной Африки создать общие культурные ценности: искусство выделки ковров, изготовления металлической посуды и украшений, гончарного дела сохраняется издавна и передается по наследству… До наших дней на обширных площадях – от атлантического побережья до реки Нил, от Средиземного моря до реки Нигер можно услышать берберскую речь, увидеть произведения народного творчества, созданные руками берберских умельцев…

 

Вот сколь сильны культурные корни народов, живших на земле южного Средиземноморья в те времена, когда начали появляться здесь переселенцы с других берегов. Еще за две-три сотни лет до возникновения Карфагена эти места облюбовали финикийские мореходы и обосновались в нескольких точках, заложив фундаменты городов, часть которых не только сохранилась через три тысячелетия, но и здравствует до нынешних пор. Бизерта, Хадруметум (Сусс), Утика на земле Туниса, Лептис Магна в Ливии, Гиппо Регюис в Алжире, Ликсус в Марокко – все эти более или менее известные поселения  были основаны именно тогда. Первые два из них сейчас крупные тунисские города, а Лептис Магна – один из самых больших античных музеев под открытым небом. Его сохранившиеся до сей поры величественные руины  постоянно посещают туристы со всех концов света.

 

Так что не с Карфагена здесь все начиналось. Но вот без него представить историю Человечества уже невозможно. Более молодой собрат древних городов затмил их и славой, и трагизмом своей судьбы. Кто помнит Утику? А ведь когда-то и это имя звучало. Зато Карфаген никогда  не забывался…

 

Поначалу все шло, как нельзя лучше. Принеся, с собой на эту землю знания, ремесленные традиции, более высокий уровень культуры, финикийцы быстро утвердились в качестве умелых работников, а их лидеры подчиняли своему влиянию и местные племена. Карфагеняне вровень с египтянами освоили производство стекла. Они преуспевали в ткацком и гончарном деле, в выделке кож, узорной вышивке, в изготовлении изделий из бронзы и серебра. Их товары завоевывали славу по всему Средиземноморью. Деловая жизнь строилась в основном на ремеслах, торговле, рыбной ловле и сельском хозяйстве. Именно в те времена по берегам нынешнего Туниса впервые были высажены оливковые рощи и сады фруктовых деревьев, а внутренние равнины были распаханы под зерновые. Аграрными познаниями карфагенян дивились даже римляне.

 

Государство управлялось избиравшимися каждый год по принципу «знатности и богатства» двумя судьями. Законодательная же власть была сосредоточена в руках Совета девяти (потом тринадцати) и Совета старейшин из 300 человек. Их члены назначались пожизненно и могли представлять только наиболее знатные семьи. Помимо рабовладельцев, торговцев, землевладельцев значительной частью населения были простые труженики и рабы и наемники, составлявшие основу армии…

 

О богатствах Карфагена ходили легенды. Одна из них появилась среди римлян уже после поражения Карфагена. Алчные грабители, разрушившие город и сравнявшие его с землей, не могли успокоиться на этом. Им все казалось, что богатые карфагеняне перед последней схваткой сумели попрятать драгоценности. Предположительно, закопали их где-то в двориках своих вилл. И в течение долгих лет искатели сокровищ рыскали по мертвому городу в надежде найти хоть что-нибудь. История одного из них стала в те времена настолько известной, что передавалась из поколения в поколение и в виде предания дожила до наших дней.

 

Имя того финикийского негоцианта было Сецеллиус Бассус. Задавшись идеей отыскать богатства, припрятанные в земле Карфагена, он потратил многие месяцы, заставляя своих рабов перекапывать сады, прочесывать склады и амбары. Все безуспешно. Но как-то приснилось ему, одержимому, что где-то в подземелье лежат сундуки, полные драгоценных украшений и золотых цепочек. Халдейский жрец растолковал тот сон так: мол, существуют эти клады в Карфагене, только больно глубоко запрятаны, и, чтобы достать их, нужно много землекопов.

 

Ободренный Бассус заявился в Рим  и прямиком к императору Нерону. Рассказал о сокровищах, умолчав лишь о том, где он их видел, попросил помощи. Римский властелин увидел в этом свой интерес – если богатства будут найдены, то, бог с ним, с негоциантом, пополнят они истощенную казну. Снарядил он несколько тысяч легионеров и послал с Бассусом за море. Перевернули эти «археологи» всю землю на территории бывшего города, но ничего не отыскали. Весть о неудаче достигла Рима, и разъяренный Нерон потребовал крови неудачливого искателя кладов. Он ее получил – Бассус, узнав о приказе императора, вскрыл себе вены.

 

Эта легенда, впрочем, не мешает до сих пор многим верить в существование подземных хранилищ, в которых упрятано добро древних жителей Карфагена. Последователей Бассуса мне встречать здесь не приходилось, но один из добровольных гидов, предлагая свои услуги туристам, на полном серьезе уверял, что сокровища находятся в большой пещере, вход в которую охраняют джинны, и потому туда никогда никому не попасть…

 

Бродя по этой земле, я не раз вспоминал жестокие слова римского сенатора Катона: «Карфаген должен быть разрушен» Как печальная эстафета передавались они из поколения в поколение, и каждая армия новых завоевателей, которых прошло здесь немало, воспринимала их, как боевой клич. Римляне уничтожили карфагенскую цивилизацию, затем отстроенный ими же на развалинах другой город был сметен  вандалами. Сюда приходили византийцы, арабы, испанцы, сравнивая с землей почти все, что было построено до очередного нашествия…

 

Впрочем, вернемся опять к тем годам, когда Карфаген утверждался, как одна из крупнейших империй Средиземноморья. В V веке до н.э. она охватывала уже значительную часть Магриба, в том числе почти половину территории нынешнего Туниса, имела свои владения на Сицилии, Сардинии, в Испании. Флот карфагенян стал выходить через Геркулесовы столбы (Гибралтар) в Атлантический океан, направляясь в Англиию и даже в Ирландию, а капитан Ханнон достиг побережья Камеруна. Торговля шла успешно на всех берегах, и процветающий город рос, как на дрожжах. Древнегреческий географ Страбон оценивал его население в 700 тысяч человек. Для той эпохи, кажется, цифра беспрецедентная. По оставшимся с тех пор описаниям, Карфаген отличался величественной архитектурой – большими богатыми храмами, домами в шесть(!) этажей, колоннадами вокруг общественных зданий.

 

Видимо, самый крупный из сохранившихся памятников финикийской архитектуры, который дает некоторое представление о том, как тогда строили, возвышается сейчас примерно в тридцати километрах от Карфагена, среди каменных стен другого большого поселения тех времен – города Дугги. Он возведен, по некоторым оценкам, во II веке до н.э. и представляет собой высокую башню с остроконечным четырехгранным куполом. Сама Дугга относится к числу пунических и древнеримских городов Северной Африки. Ее стены до сих пор в очень хорошем состоянии. Некоторые здания, например, Капитолий и ряд храмов пережили века и предстают почти в первозданном виде…

 

История военных действий Рима против Карфагена хорошо известна. Вряд ли стоит здесь пересказывать то, что написано во многих книгах – от школьных учебников до серьезных исследований. Ограничусь лишь канвой событий, дабы не оставлять без внимания этот самый главный период карфагенской судьбы, который фактически и обессмертил имя города и государства.

 

Итак, первая Пуническая война (264-241 годы до н.э.). Римляне вытесняют своего противника с Сицилии, снаряжают флот и высаживают 40 тысяч воинов на полуостров Кап Бон, в сотне километров от нынешней тунисской столицы. Терпят там поражение, но берут реванш, нанеся Карфагену несколько чувствительных ударов на море, в том числе почти уничтожают его морские силы. После поражения в карфагенских землях вспыхивают восстание вассальных племен. Именно этот период стал историческим фоном для развертывания событий в романе Густава Флобера «Саламбо», написанном им под впечатлением своего пребывания в Тунисе…

 

Оправившись от внутренних потрясений, Карфаген вновь набирает силу. Его военачальник Гамилькар отправляется в Испанию для завоевания новых земель и закладывает город, стоящий там до сего времени – Картахену, т.е. Новый Карфаген… Начинается вторая Пуническая война (218_201 гг. до н.э.). С армией в 60 тысяч человек при 37 боевых слонах Ганнибал в 218 г. до н.э., перевалив через Альпы, вторгается во владения Римской империи и, одерживая одну победу за другой, – только в битве у Тразименского озера (ныне Перуджа) противник потерял 49 тысяч (!) человек – доходит до стен самого Вечного города…. Рмляне, оправившись от его ударов, приходят в себя и начинают контрнаступление. В конце концов им удается не только вытеснить карфагенян из пределов империи, но и перенести военные действия на территорию Африки. Здесь разыгрывается битва у местечка Зама, ставшая для Ганнибала его Ватерлоо.

 

Поражение жестоко. Карфаген по заключенному договору лишается флота и всех боевых слонов. Рим берет под свой контроль действия его армии, а его купцам запрещается торговать в Европе. Накладывается большая контрибуция с выплатой в течение 50 лет…

 

Несмотря на тяжелые условия мира, карфагеняне находят в себе мужество и силы наладить торговлю с новыми землями, теперь уже на Востоке, продолжают успешно заниматься сельским хозяйством. Государство мало-помалу возрождается. Это-то и пугает Рим. В воспаленном воображении сенаторов маячит призрак нового Ганнибала. И они начинают против Карфагена новую войну. Теперь уже его добивают руками своего союзника, берберского царя Массинисы, который выступал на стороне римлян в битве при Заме… Соперник должен быть уничтожен окончательно. Легионы под предводительством Сципиона весной 149 г. до н.э. подходят к стенам города. На приказ покинуть его и искать себе другое место для жилья, карфагеняне ответили гордым отказом. Начинается трехлетняя осада…  Весной 146 г. до н.э. в жесточайшей кровавой бойне, длившейся шесть дней и шесть ночей, пали почти все защитники Карфагена – и мужчины, и женщины, и старики, и дети. Бравые солдаты Сципиона после того, как все, что могло, выгорело в безумном пожаре, еще долго разрушали дом за домом, чтобы город был стерт с лица земли. Мудрецы-сенаторы посчитали необходимым проклясть эту землю и запретили любое на ней строительство.

 

Огненный апокалипсис унес не только жизни десятков тысяч людей и архитектурные памятники. Сгорели все библиотеки. Поэтому до сих пор историки пользуются в своих исследованиях о Карфагене того периода главным образом рукописями, принадлежащими перьям иностранных для этого государства авторов – римлян, греков...

 

«Нет повести печальнее на свете...» Но жизнь продолжалась, и вот уже что находим мы в «Описании Северной Африки», труде, появившемся в 1068 году. «Многоэтажный дворец окружен мраморными колоннами, огромными по объему и высоте. На капители каждой из них могут рассесться двенадцать человек, поджав под себя ноги, а между ними еще расположится стол с едой и питьем. Колонны белы, как снег, и блестят, как кристалл». Таким увидел Карфаген автор книги Аль-Бекри, пришедший с первыми отрядами арабских воинов, приступивших к завоеванию Магриба. Но то, что он описал, принадлежало к иному периоду истории – временам римской колонизации.

 

Великая Римская империя в первые столетия нашей эры еще продолжала держать в повиновении свои окраины. До раскола оставалось еще лет четыреста, и этого времени хватило на то, чтобы не только забыть о проклятье, наложенном на землю Карфагена, но и отстроить на том же самом месте – место-то прекрасное – новый город. Теперь уже в римском стиле… Не прошло и нескольких десятилетий, а восставший из пепла превратился во второй по значению и красоте город в государстве.

 

Мало того, что здесь сосредоточилась политическая власть Африки. Будто вспомнив былое, затеяли торговую суету купцы. Открылись учебные заведения, где молодежь предалась наукам, и театры, в которых по вечерам царствовала Мельпомена. Архитекторы превратили пустовавшие вокруг берега Средиземного моря в, как мы сейчас окажем, урбанизированную зону. Население этого шумного, динамичного и красивого города выросло до 300 тысяч человек. Практически все историки, описавшие Карфаген римских времен, говорили о нем, как о месте, где процветали «роскошь и удовольствие».

 

Именно к той поре относятся по возрасту некоторые сохранившиеся, к счастью, до сегодняшнего дня памятники истории. Чуть выше я цитировал книгу Аль-Бекри. Те колонны, что он описывал, существуют и сейчас. Это – колоннада, возведенная вокруг бань Антония. Они так названы по имени одного из римских императоров. Другое дело – не все колонны теперь стоят. Большинство, видимо, во время очередной битвы за город, были свалены и расколоты. Так и лежат эти останки. Но реставраторы делают все возможное, чтобы вернуть их, хотя бы частично, к жизни.

 

Одну поднятую колонну я видел своими глазами. В справочнике дается точное ее описание. Позволю себе привести его полностью, чтобы было представление, какие махины возводили предки, – на колоннах-то еще держалась крыша! Так вот высота ее 12,5 метpa, диаметр в основание – 1,5 метра, вес – 60 тонн. Плюс капитель, – на которой, действительно, можно хоть за столом обедать, еще 1,77 метра высотой и весит сама 8 тонн. И таких махин – восемь штук. Да еще центральная высотой вместе с капителью – 20,8 метра, т.е. почти с семиэтажный дом. Вот такая и была архитектура в Карфагене.

 

Амфитеатр вряд ли стоит описывать. Он ничем не отличается от точно таких же построек во многих древнеримских городах. Фактически, черты его конструкции повторены в формах трибун на больших стадионах. Это, думаю, всем знакомо. А вот арена гладиаторов, построенная в I веке н.э., пожалуй, наиболее интересное из сохранившихся здесь исторических мест. На ее полуразрушенных теперь трибунах когда_то размещались тридцать шесть тысяч человек. Глубокие рвы, пересекающие поляну, небольшая рощица из низкорослых деревьев – это все разместилось на площади, чуть превышающей размеры современного футбольного поля. Пойдешь по земляному ходу вниз, и нехитрый лабиринт подземных лазов выводит к десятку спрятанных от глаз зрителей клеток для зверей и... людей. Из них выскакивали гладиаторы и львы, чтобы на поверхности арены встретиться в смертном бою, ведя его то под землей, то на поляне… Сражения, здесь происходившие, не уступали по своей жестокости кровавым схваткам в римском Колизее.

 

Но в ту пору знавали не только смертельные игры. Молва оставила в памяти людей предание о возвышенной, сильной любви. Именно благодаря ей появился на этой земле еще один памятник истории, намного переживший героев любовного романа. Километрах в тридцати к югу от тунисской столицы, по дороге в город Кайруан прямо рядом с лентой шоссе вдруг появляется и тянется на несколько десятков километров акведук на высоченных арочных опорах. Одного взгляда на него достаточно, чтобы определить – возраста он почтенного. А потом заглянешь в путеводитель и прочтешь, что сооружено это чудо архитектуры во II веке н.э.  и соединяло Карфаген с городком Загуан. Оттуда, где находится источник прекрасной питьевой воды, перебрасывали ее за 50 километров, с дебитом 400 литров в секунду, чтобы напоить карфагенян…

 

Однако, одно дело путеводитель, другое дело, когда рядом – живой уроженец этих мест, готовый рассказать захватывающую воображение историю. Я посетил это место именно с таким человеком – сотрудником министерства информации Туниса. Акведук оказался построенным не ради водоснабжения Карфагена, – говорил он. Зачем была гнать воду за сорок с лишним километров, когда и вокруг города можно было ее найти? Все дело в женщине.

 

Римский проконсул влюбился без памяти в местную красавицу. Но та все не уступала перед его пылкими объяснениями и, в конце концов, в надежде, что это уж ему никак не удастся сделать, поставила условие: «Буду твоей, только если сможешь подавать в Карфаген воду из  моего любимого источника Зига» (он  теперь называется Загуан). Распорядился проконсул соорудить акведук и еще долгих одиннадцать лег, пока шло строительство, ждал руки возлюбленной…

 

Ну что ж, может, так оно и было? Хорошо, когда сильные и чистые чувства человеческие горы сворачивают. Стоит теперь акведук, как памятник давней любви, и вызывает у людей добрые помыслы. Есть, наверно, на земле еще монументы, рожденные романтической страстью. Пусть же не затеряется среди них и этот.

 

Римская колонизация Карфагена, приведшая к повторному возрождению города, оказалась не вечной. С середины III века н.э. вместе с деградацией самой Империи начала слабнуть и ее провинция Африка. Участились набеги берберских племен, крестьянские восстания. А к середине V века на этих берегах уже появились вандалы. В 442 году Карфаген  пал. Но находился под этой властью не столь долго – через 90 лет его прибрала к рукам Византия, вернув роль столицы теперь уже византийской Африки, которой он оставался еще полтора века.

 

А потом на Магриб волна за волной начали накатываться арабские нашествия, они-то и предопределили на многие века вперед исторические судьбы здешних народов. В Тунисе, Алжире, Марокко, Ливии жители считают себя арабами, хотя многие – выходцы из берберской части населения. Тут утверждают, что местная культура, традиции, язык неотделимы от единой арабской цивилизации. Говорят в Северной Африке на арабском языке. Так что можно со всей определенностью сказать – экспансия, начавшаяся с тАравийского полуострова, в корне перевернула жизнь и карфагенян, и берберов, и всех остальных обитателей этого обширного района земного шара.

 

Первые военные отряды арабов до Северной Африки дошли в 647 году. Удостоверившись, что земли здесь богатые, и есть, чем поживиться, они вернулись домой. Но через четверть века по проторенной дороге отправились уже арабские армии, имея вполне конкретную цель – завоевать Магриб и распространить ислам. Их предводитель, имя которого и сегодня чтут магрибинские народы, Окба ибн Нафи привел сюда своих воинов, чтобы остаться здесь навсегда. В 670 году  он основал Кайруан. Если ориентироваться по современной карте, то расположен этот город в нескольких десятках километров к западу от Средиземноморского побережья Туниса и в 180 километрах к югу от тунисской столицы. Здесь был создан укрепленный лагерь, из которого совершались походы дальше на Запад, против византийских территорий и берберских племен. Под ударами арабов в 695 году сдался и Карфаген…

 

В результате культурное влияние «всадников Аллаха» быстро нарастало. Во всех городах и малых населенных пунктах появились арабские школы: получили развитие медицина, астрономия, теология, философия, литература, архитектура, народные ремесла, декоративное искусство….Среди правителей той поры до сих пор выделяют династию Аглабидов, царствовавшую на территории нынешнего Туниса и части прилегающих земель. Ее годы с 800 по 909 называют «золотым веком». По свидетельствам современников, эмиры Аглабидов вели «рафинированную жизнь» в своих «роскошных дворцах». С того периода осталось немало интереснейших исторических памятников, внешний вид которых доказывает, что строили тогда изысканно: большая мечеть в Кайруане, форты в Сусе и Монастире, мечети в Тунисе…

 

Буквально в двух десятках километров от увядшего Карфагена в те же годы начинает набирать силу  Тунис, другой город, фактически ставший его прямым наследником. И место его основания, и время, когда жизненная энергия, покидавшая измученные стены Карт-Хадашта, перетекла в жилы нового людского поселения, говорят только одно – появление на земных картах Тенеса или Тинеса, превратившегося в Тунис, не случайно. Не случайно стал он настолько силен, что утвердился, как столица государства, имя которому сам и дал. Течет в его жилах карфагенянская кровь, и пепел Карфагена стучит в его сердце. Впервые, как о городе столичном заговорили о Тунисе во времена царствования династии Хафсидов (начало ХIII – конец ХVI вв.). Тогда начал он отстраиваться солидно. Превратился в центр торговли, куда съезжались с товаром купцы не только со всего Туниса, но и из-за моря – из Греции, Пизы, Венеции, Флоренции….

 

Более или менее спокойная жизнь североафриканцев к ХV веку была нарушена столкновением двух держав – Испании и Османской империи. На полпути между ними находился Магриб, на земле и в прибрежных водах которого разыгрались военные действия… Тунис, как база, нужен был обоим враждующим соперникам. Слабеющая власть правителей оказалась уже не в состоянии удержать и его, и другие территории в своих руках. Сначала в городе появились испанцы, затем их вытеснили арабы, и наконец в середине ХУI века окончательно установили свое право командовать в этих краях турки. Город взял Хайреддин, более известный под именем Барбароссы. По словам исследователей того периода истории французов Ж.Гюро и М.Голярд, оттоманская администрация была «недалека и тупа». Единственное, в чем она преуспела, так это в создании атмосферы пиратского разбоя в Средиземном море. «Бесславное правление. Посредственные люди. Несчастная страна» – так едко охарактеризовали период османского владычества те же авторы.

 

Возможно, подобное отношение к турецким правителям Туниса сложилось у французов за почти полуторавековую историю отношений Парижа с ними. Уже к концу XVIII века Франция установила контакты с местными беями… Пользуясь все более тесными связями, прежде всего экономическими, Франция глубже и глубже проникала в Тунис. В 1862 и 1865 годах произошли события, обозначившие «начало конца» бейской независимости. Казна Туниса настолько оскудела, что правительство попросило у парижских банков два крупных займа для погашения государственной задолженности. И получило кругленькую сумму в 60 миллионов франков. В обмен французы выторговали для себя свободу экономической деятельности на территории Туниса…

 

И тут в истории Туниса сыграла свою, правда, опосредованную роль Россия. Ее война с Турцией 1877-1878 гг. завершилась победой  России... Сферы влияния в Европе были пересмотрены, а при том, что Турция выступала в роли пораженца, Франция заявила о намерении «взять под защиту» («протекцию») – отсюда и слово «протекторат» – бейское государство… Ослабшая после войны с Россией Османская империя была уже не в состоянии предотвратить то, что неумолимо надвигалось….Франция фактически приступила к оккупации Туниса. 24 апреля  1881 года  30 тысяч солдат и офицеров экспедиционного корпуса пересекли алжиро-тунисскую границу, и в порту города Бизерта высадился с эскадры восьмитысячный десант. Мохаммед Садук, тогдашний бей, попытался было заикнуться об «агрессии», но под дулами французских пушек согласился узаконить их присутствие подписанием требующихся соглашений. Так появился на свет «договор Бардо», по которому Франция обзавелась новым протекторатом…

 

В период протектората ускорилось экономическое развитие – начали строиться железные дороги, торговые порты,  химические, металлургические, текстильные предприятия. На юге были разведаны фосфаты, и началась их разработка. Практически вся промышленность сосредоточилась в руках европейцев – французов и итальянцев. Тунисцы владели только частью маслодавилен и ковровых фабрик. Легкая эйфория, которая появляется у некоторых авторов, описывающих форсированный экономический рост Туниса в период протектората, – назвав его «благом», логично оправдать существование и самой колониальной зависимости – рассеивается, если вдуматься: кому служило это развитие? Строили-то французы для себя! Вели себя, как хозяева. А подлинные наследники карфагенян жили в ту пору бедно.

 

Как говорят, «статистика знает все». Так вот статистика демонстрирует следующее. К 1956 году, когда страна, наконец, обрела независимость, относятся эти цифры. Смертность на 1000 человек среди европейцев – 13, среди тунисцев – 21; охвачено системой образования: европейцев – 100 процентов, тунисцев – 18 процентов, тунисок – 4 процента. Другими словами, девушки были почти все лишены возможности учиться, а из юношей лишь каждый пятый попадал в школу. Так что режим протектората для коренного населения «благом» отнюдь не был.

 

Зато он вполне устраивал тунисских беев. Они продолжали жить в роскошных дворцах, из казны получали хорошие деньги, и не роптали. Более того, несмотря на отсутствие реальной власти, у них не пропадало желание запечатлевать свои персоны – при полном параде, в сиятельных нарядах – на фотографиях. Пятеро беев сменили один другого за время протектората, и каждый оставил после себя портреты – в полный рост, рядом с троном…. Они, судя по всему, старались казаться народу деятелями независимыми. Однако о подлинной независимости страны проявляли беспокойство не они, а совсем иные люди.

 

В начале прошлого  века в Тунисе начало формироваться национальное движение, одним из лидеров которого стал Бешир Сфар. Год 1907 принес рождение Партии молодых тунисцев, заявившей о том, что стране необходима конституция. Это слово по- арабски звучит «дустур», и именно ему суждено будет сыграть в истории Туниса роль историческую… В 20-е годы укрепилась новая политическая сила – «либерально-конституционная партия», уже «дустуровская». Она начала завоевывать все больший вес и влияние в национально-патриотических кругах, пока еще не вызывая беспокойства французских властей.

 

Окрыленные победой Октябрьской революции в России, активно действовали в тот период и социалисты, поначалу входившие организационно во французскую социалистическую партию. После ее раскола в I920 году часть революционно настроенных тунисских членов ФСП образовали Тунисскую федерацию французской компартии. Это стало началом нового движения в стране, хотя сама Тунисская коммунистическая партия возникла позже – в 1936 году.

 

Так  в стране появились силы, способные бросить вызов метрополии и  повести за собой народ. Они не всегда находили во взаимоотношениях общий язык, но на то  имелись свои причины – социальные корни коммунистов и «дустура» были разными. Если за первыми шли рабочие, то за вторыми средние слои – чиновники и служащие, учителя, техники, маклеры, т.е. те, кто жил на скромную зарплату, но по сравнению с подавляющим большинством населения, очень прилично. Из своей среды «дустуровцы» выдвинули политическую фигуру, которая сыграла в современной истории Туниса, без преувеличения, одну из решающих ролей, если не главную роль. Речь идет о молодом в те годы адвокате Хабибе Бургибе, ставшем уже с середины 30-х подлинным лидером «дустура». На чрезвычайном съезде партия в мае 1933 года он впервые открыто призвал к независимости страны.

 

То, что за этим последовало, представить нетрудно – французские власти распустили партию, закрыв все три издававшихся ею газеты. Ответом стало создание через год партии Новый Дустур, генеральным секретарем которой избирается Х. Бургиба. Она возглавила с тех пор борьбу народа, венцом которой стало завоевание независимости страны. На этом пути были и массовые манифестации на улицах городов, и активная пропаганда, которую вела патриотическая пресса, и попытки договориться с французским правительством, что называется «миром», и переход к вооруженной партизанской борьбе против колониальных властей; и тюрьмы, изгнания для лидеров национально-освободительного движения; и вмешательство Организации объединенных наций, и, наконец, переговоры с Парижем, завершившиеся в 1956 году аннулированием «договора Бардо».

 

20 марта 1956 года Тунис был провозглашен независимым государством.

 

25 июля 1957 года Тунис стал республикой после низложения последнего из беев. И Хабиб Бургиба возглавил ее в качестве президента.

 

На этом, пожалуй, можно завершить беглый исторический экскурс. Возможно, в чем-то автор может показаться пристрастным, но я действительно  испытываю большую симпатию и к этой земле, и к этому народу.

 

Поначалу у меня возникал вопрос: чем же столь притягателен Карфаген, если сам он, как государство, перестал существовать более двух тысяч лет назад, но при упоминании этого имени собеседники не рыщут лихорадочно в памяти – о чем речь? – а утвердительно кивают головой – знаем, мол, что это такое  …Люди со всего мира едут именно сюда, чтобы постоять на этой земле, ощутить удивительное чувство единения с прошлым, которое появляется в подобных исторических местах….Карфаген продолжает манить, несмотря на то, что чисто зрительных впечатлений от него остается немного. Есть в нем неизбывная внутренняя сила. На свой собственный вопрос – чем же так притягателен этот древний город? – я так и не нашел ответа. Просто понял: Карт-Хадашт относится к тем же явлениям человеческой культуры, что и улыбка Джоконды.  «Карфаген должен быть сохранен!»

 

С.Филатов, из книги «Наследники Карфагена»




0
0
0



Комментировать