СОЦИАЛЬНЫЕ СЕТИ:

События в Тунисе. Книга. Часть 3

26.10.2014 12:41

Книга «Thawra. Тринадцать дней, которые потрясли Тунис». Часть 3
Мы продолжаем публикацию  новой книги  Николая Сологубовского…


И снова смутные времена…

Чем жил Тунис в середине 80-х годов? В чем были главные проблемы?
Вот мнение Сергея Филатова: «Во первых, было нелегкое положение в экономике. Нет, внешне все выглядело очень прилично. В первый же свой приезд  в Тунис я обратил внимание на обилие реклам иностранных и местных фирм, действующих в стране, на полные товарами и продуктами питания витрины и прилавки магазинов, на большое количество новых, импортных машин, на новостройки столицы, на коттеджи «новых тунисцев». Мне рассказали, что в последние годы наблюдался значительный рост потребления товаров и услуг. То есть тунисцы вроде бы подошли к тому уровню развития страны, к которому и стремились».
Я впервые приехал в Тунис корреспондентом Агентства печати Новости в декабре 1985 года. Тогда мне говорили: «Счастливчик, ты едешь в рай!» Таков был взгляд на Тунис со стороны. Однако блага «общества потребления» оказались доступны не для всех: уровень доходов большинства тунисцев не превышал 100 динаров (100 долларов[1]) в месяц при прожиточном минимуме 70 динаров.
С.Филатов, корреспондент «Правды» в Алжире, писал тогда о Тунисе:  «Благополучие было видимое. Люди говорили: «Вместо того, чтобы заставить платить богачей, все бремя налогов взвалили на бедняков». Поляризация общества усиливала классовые противоречия и социальную напряженность. В середине 80-х забастовки стали явлением обычным. Трудящиеся выступали против того, чтобы экономические трудности разрешались за их счет путем замораживания зарплаты и снижения уровня жизни».
В январе 1984 года на мостовые Туниса вновь пролилась народная кровь. Войска подавили массовые волнения, вспыхнувшие после повышения цен на хлеб, мучные изделия и крупы, т.е. продукты, которыми питается большинство тунисцев. «Хлебные волнения» охватили почти всю страну. В Тунисе было введено чрезвычайное положение. Лишь отмена объявленного повышения цен позволила восстановить спокойствие. Но проблемы остались нерешенными!
Стремясь погасить волну протеста, власти нанесли удар по профсоюзному объединению ВТОТ, который решил стать силой, независимой  от президента. Тогда профцентр возглавлял «старый лев», как называли его, ближайший сподвижник Бургибы, ветеран национально-освободительного и рабочего движения Хабиб Ашур. Бургиба решил, что «лев» ему угрожает. Ашура незаконно арестовали и изолировали, посадив под домашний арест. Съезд ВТОТ под давлением избрал новых руководителей, угодных власти.
То, как все было сделано, потрясло демократически настроенных тунисцев, и обострило отношения СДП с оппозицией, которая в те годы становилсь все более многочисленной. К ее легальным партиям относились Тунисская компартия, Движение демократов-социалистов и Партия народного единства. В стране действовало открыто Движение исламской тенденции, находившееся на нелегальном положении. Конфликт оппозиции с «дустуровцами» привел, в частности, к бойкоту парламентские выборы 1986 года.
Нарастание социальной напряженности шло бок о бок с усилением экономических неурядиц, вызванных во многом нестабильностью мировой экономики, оказавшей прямое влияние на Тунис. Премьер-министр Мзали говорил тогда, что международная экономическая конъюнктура представляется «исключительно тяжелой». В течение 1985 года она «особенно ухудшилась». Тунис испытал на себе мощный удар – резкое падение мировых цен на нефть, продажи которой обеспечивали до 40 процентов экспортных поступлений. Потери составили около 120 миллионов динаров. Для Туниса – огромная сумма!
Помимо нефти, упали цены и на другие экспортные товары из Туниса: фосфаты[2], оливковое масло[3], текстиль. Растущая безработица в Западной Европе затронула и тунисцев, уезжавших туда на заработки и переводивших часть получаемых денег на родину. Казна ощутила серьезное уменьшение доходов, а расходы приходилось увеличивать: в это же время цены на продовольствие и товары, закупаемые Тунисом на Западе, поднялись в среднем на 14 процентов.
Тунис испытывал сильное давление со стороны таких финансовых «слонов», как Международный валютный фонд (МВФ) и Международный банк реконструкции и развития (МБРР). Вот что советовали Тунису его кредиторы в 1985 году: девальвацию динара, сокращение государственных расходов, замораживание заработной платы. И эти «драконовские меры» были введены!
«На этом неспокойном фоне, осложнявшемся прогрессирующей болезнью президента, в высших политических сферах начались поиски «твердой руки». Кандидатом на эту роль оказался ранее не причастный к большой политике, но показавший себя в подавлении общенациональной профсоюзной забастовки 26 января 1978 г. генерал Бен Али – выпускник престижного военного училища Сен-Сир во Франции и американской Senior Intelligence School. Отозванный в 1984 г. с дипломатической работы, чтобы занять (вторично) пост директора Службы национальной безопасности, он становится спустя два года министром внутренних дел, а попутно и лицом, приближенным к Бургибе»[4].
А с премьером Мзали произошла совершенно необычная история превращения в крестьянина: из князя в грязи!
Проведя несколько лег на посту премьер-министра и войдя во вкус власти, Мзали оказался жертвой собственных иллюзий. Он возомнил себя наследником Бургибы, видел себя в президентством кресле и не скрывал этого. Нам, советским журналистам, довелось присутствовать на ХП съезде СДП в июне 1986 года, когда бывший еще премьером и генеральным секретарем партии Мзали открыто демонстрировал, что он хозяин положения. Как он тогда напоминал внешне самодовольного Муссолини, дорвавшегося до власти в тридцатые годы!
Но Бургиба был умным политиком. Он всегда тонко вел политическую игру со своим ближайшим окружением, никому не давая понять, что он намеревается делать. В этом были и его минусы, и его плюсы. Это притупляло бдительность честолюбивцев, и раз за разом те, кто хотел претендовать на власть в стране и «высовывался», быстренько отодвигались в тень. Особенно ревниво президент наблюдал за кандидатами на  его пост: ведь по Конституции именно Бургиба мог назначить человека, который автоматически с поста премьера получит пост президента, если Бургиба уйдет. Таким образом, к концу «эры Бургибы» в верхних эшелонах власти началась такая чехарда, организованная самим «кукловодом», все более терявшим чувство реальности, что министры, как марионетки, не успевали начать работу на одном месте, как их переводили на другое – хорошо еще, если не «выводили за скобки».
Последнее и произошло с Мзали. Спустя всего месяц после завершения съезда СДП, на котором Бургиба торжественно провозгласил премьера Мзали своим «наследником», тот не только был лишен «наследства», но и оказался на грани ареста за «злоупотребления». Он потерял государственный и партийный посты и понял, что вот-вот лишится и свободы. И тогда с помощью верных людей он бежал из страны через алжирскую границу, переодевшись в одежду простого крестьянина.
История эта, естественно, взбудоражила страну и стала еще одним печальным свидетельством тех «смутных времен», которые переживал Тунис.
Мнение М.Ф.Видясовой: «В тайнах Карфагенского дворца, резиденции Бургибы, роль серого кардинала играла его пожилая племянница Сайда Сасси, состоявшая при нем сиделкой. Не без ее вмешательства в высших эшелонах власти развернулась ожесточенная междоусобная война, участники которой старались перетянуть на свою сторону всевластного и бессильного президента»[5].
Так в середине 90-тых годов Тунис снова оказался в кризисе. Верхи не могли, низы не хотели... Экономические и социальные проблемы страны, накладываясь на ожидание близкого ухода президента, чье здоровье в 80-летнем возрасте все ухудшалось, грозили нарушить зыбкое внутриполитическое равновесие.
«Эра Бургибы» подходила к своему закату. Что грядет за ней, никто предсказать не мог, но все чувствовали, что перемены неизбежны.

«Неизгладимая печать, она вовеки не сотрется!»

Тунисец, гражданин и патриот, с печалью и сожалением констатировал, что режим, созданный выпускником Сорбонны и Свободной школы политических наук Хабибом Бургибой, явно противоречил лозунгу, с каким тот же самый человек и его товарищи в былые годы выводили народные массы на улицы: «Власть тунисскому парламенту!». И этот режим, обслуживавший единоличную власть президента, который пользовался ею почти столько же лет, сколько он за нее боролся, и уже не мыслил ни себя без власти, ни страну без себя, пережил своего творца и начал функционировать по своим, бюрократическим законам.
Человека, которого ставили, когда он достиг своей цели – независимости Туниса, в одну «шеренгу с Боливаром, Ганди и другими выдающимися личностями, научившими смыслу жизни людские массы», ближайшее окружение, почувствовав слабые места Бургибы, объявило его «носителем опыта», пригодного «везде, где народы освобождаются от чужеземного господства». И чем громче раздавался хор восхваляющих голосов, тем слабее доносились до президента слова разумных советов и предостережений.
Можно по разному расценивать слова самого Бургибы, произнесенные им публично на семнадцатом году правления и похожие на печальное раздумье или предсказание: «Мой приход к руководству этой страной наложил на нее неизгладимую печать, она вовеки не сотрется!» В этой фразе есть зерно истины. И каждый будет прав, понимая ее по-своему.
Ведь правда и то, что Великий борец, присвоивший себе такое имя, когда его персональную судьбу еще никто не взялся бы точно предсказать, был высокообразованным и трезвомыслящим политиком, а на вершине власти – отнюдь не жестоким тираном, напротив, «скорее просветителем, чем деспотом».
Быть может, он надеялся привить народу гражданское самосознание и самоуважение, но не сумел воспитать в самом себе уважения и доверия к народу? Он не хотел  расстаться с ролью  пастыря, когда народ вырос из «коротких штанишек» туземцев, в которых так его хотели видеть колонизаторы?
Или он просто дал волю врожденному властолюбию?
Вспоминают же бывшие друзья и соратники Бургибы, среди них и самые стойкие его поклонники, что смолоду им руководило желание доминировать над людьми, и ничто ему так не претило, как роль «второго», и ничто так не льстило, как гром оваций. А некоторые даже утверждают, что президенту была дорога не столько власть сама по себе, сколько знаки народного поклонения и собственные «выезды триумфатора» в ликующие массы.
И все-таки, кто может сказать, когда и почему Бургиба, демократ и просветитель, мечтавший о Республике Платона, построенной на его родной земле, борец за народную волю, решил, что именно он вправе говорить, – один и только один! – от имени тунисского народа?
Более того, в отличие от других лидеров третьего мира, скажем, от египетского президента Насера, который сам не пользовался выражением «насеризм» и не хотел выглядеть самодержцем, но был таковым, Хабиб Бургиба откровенно навязывал обществу доктрину «бургибизма», пропагандировал ее и, наконец, утешил свою гордыню тем, что его избрали – пожизненно! – главой республики и правящей партии. Тем самым не где-нибудь, а в демократическом Тунисе был создан (де-юре) первый такого рода – в арабском мире – прецедент. И что же?
Добившись высшей власти и подчинив себе народ, от которого он все больше и больше отдалялся, «Верховный борец» говорил только о себе, расписывая в красках легенду своей жизни, а тунисцам оставалось только одобрять и аплодировать, и они  уже не знали, любят они его за то, кем он был и что он сделал, или осуждают за то, кем он стал и что делает его камарильязв его спиной и от его имени…
Однако! Не ясность ли видения нового процветающего Туниса и прозорливость в оценке мировых тенденций и событий, не целеустремленность ли Бургибы, который демонстрировал свою волю, подкрепляя ее конкретными позитивными делами, не его ли качества выдающегося лидера, берущего всю ответственность на себя, послужили на благо Туниса, когда Бургиба проводил свои радикальные реформы, на которые в те времена не осмелился пойти ни один арабский лидер?
Да, у него были провалы в экономической политике, но в целом избранная  Бургибой стратегия и в экономике, и в социальной сфере, и в строительстве гражданского общества, и на мировой арене, когда мир был расколот «холодной войной» на два враждебных лагеря, оказалась верной и успешной, и бедное природными ископаемыми, нищее и отсталое государство прочно вошло в группу наиболее динамично развивающихся стран мира.
И далее, разве не благодаря настойчивому стремлению Бургибы экономить на военных расходах, последовательно проводить политику диалога на международной арене и мирного решения спорных вопросов страна выиграла и политически, и экономически? Но не только это. Бургиба минимизировал влияние армии на внутриполитическую жизнь, и в итоге Тунис не заразился хронической болезнью кровавых военных переворотов.
Подобное перечисление «про» и «контра», светлых и темных тонов, мелькающих на политическом портрете Бургибы, можно продолжать и дальше. Но не будем этого делать и постараемся избежать, говоря словами директора тунисского исследовательского центра FTERSI, профессора Абдельжалиль Тмими, «как прежнего возвеличивания, так и затушевывания его фигуры».  Предоставим слово самому тунисскому народу. И времени!

Прощание с Ганнибалом

Четырех героев Карфагена уважал и чтил Хабиб Бургиба. Их имена: Ганнибал, Югурта, Ибн Халдун, Святой Августин. Но ближе всего ему были Ганнибал и Югурта.
В 1968 году президент Хабиб Бургиба приезжает в Турцию «с частным визитом». Цель? Посетить могилу Ганнибала. Она находится рядом с турецкой деревней Гебзе.
Турецкие власти, в большом смущении, привезли его на пустынное холм, на вершине которого виднелись руины какого-то древнего строения, и сказали, что это и есть могила Ганнибала. Потрясенный Хабиб Бургиба разрыдался. Он встал на колени перед заброшенной и забытой всеми могилой и начал говорить слова, обращаясь к Великому полководцу, слова, которые почти не долетали до его окружения.
Турки смотрели на эту печальную картину, на коленопреклоненного страдающего Бургибу и не знали, что делать.
Тунисцы, которые сопровождали президента, были растеряны не в меньшей степени.
Бургиба умолкал, погружался в свои мысли, потом его снова начинали сотрясать рыдания, он снова произносил какие-то фразы.
Так прошел час.
Потом Бургиба провел неделю в Турции, и каждый день он  просил турецких руководителей разрешить ему взять останки Ганнибала и отвезти с собой в Тунис. Чтобы похоронить героя на родине!
Обескураженные турки принесли свои извинения за «непростительные упущения исторического плана» и заверили президента, что они воздадут все почести «герою борьбы с римским империализмом», что они возведут мавзолей над могилой Ганнибала и что этот мавзолей станет «памятником дружбы» между двумя странами.
Бургиба, слыша такие слова, не скрывал своего разочарования и снова упрашивал разрешить ему взять прах героя с собой…
В конце концов он понял, что его искренние слова не трогают сердца гостеприимных турок, у которых главное – свои интересы и приоритеты.
Тогда он снова посетил могилу Ганнибала, снова опустился на колени, своими руками собрал землю и в стеклянной чаше отвез ее в Тунис, в свой дворец в Карфагене.
Идя к машине, он несколько раз обернулся, чтобы снова посмотреть на заброшенную и забытую  могилу героя…
О чем он думал? Неужели о том, что и он может быть забыт   своим народом и никто не придет поклониться его праху?

6 апреля 2000 года Бургиба скончался в своем доме, в котором и родился, в Монастире.

Я был  очевидцем событий и ноября 1987 года, и апреля 2000 года. И не забыть различную реакцию тунисцев. Первое расставание с героем борьбы за независимость – его падение с политического Олимпа – было встречено некоторыми равнодушно, а большинством даже с облегчением. Тунисцы тогда, в 1987 г., видели в нем немощного старца, дремлющего в президентском кресле, и негодовали в адрес его окружения, которое пользовалось слабостью президента и творило свои темные делишки. Да и отстранение его прошло спокойно и без жертв. Правящая партия осталась у власти, пришел новый лидер, авторитетный и компетентный, который четко изложил забытие, а теперь ставшие новые ориентиры. Короче, после стагнации все ждали перемен...
Американский политолог Дерек Хопвуд, который был допущен ко дворцу в это время, дал такой портрет Бургибы последних лет его правления. «Это был 80-летний старик, разбитый болезнью и слабоумием. Его лицо было как будто из воска, тусклый взгляд прятался за темными стеклами очков, пергаментная кожа щек не могла скрыть возраст. Свойственные ему жесты были безжизненными и нерешительными. В своих неожиданных вспышках ярости он с блестками пота на лбу осыпал проклятиями всех вокруг, после чего, обессилев, оседал. Это витала лишь тень того великого человека, которым он был... Он стал нелюдим и ушел в себя раньше, чем покинул мир. Страна, окутанная его личностью, его образом, ожидала конца вечному долголетию своего лидера...».
Тот же автор рассказывает, как было встречено утро 7 ноября в Карфагенском дворце:
«Бургиба поднялся как всегда рано и по обыкновению включил радиоприемник. Сразу удивило отсутствие привычного восторженного панегирика. В то утро Сайда, его племянница, первая вошла к нему в спальню. Она также была обескуражена. В шесть часов тридцать минут прозвучала (по радио) записанная на магнитофон речь Бен Али. Престарелый президент был ошеломлен и не мог поверить:
«Бен Али – президент? Но президент же я!»
После он уже не мог ни на что реагировать. Люди из его привычного окружения выглядели подавленно и держались тихо. Бургиба одевается, ему сообщают, что он должен покинуть дворец...
«Но Карфаген мой!»
Нет, говорят ему, дворец принадлежит государству и отдан в распоряжение действующего президента. Его же перевезут в особняк в Морнаг...
Бургиба медленно выходит из дворца, опираясь на своих слуг. Ему сообщают, что вертолет готов к отправке.
«У меня нет на сегодня официальной программы?»
«Нет, вы должны уехать».
«Ах да, верно», – тихо сказал он».

Так он покинул историю, взлетев в бескрайнее африканское небо. И, когда вертолет делал круг, Хабиб Бургиба, обведя взглядом Карфаген сверху в последний раз, прошептал: «Мой Тунис!»

Второе расставание с Бургибой – его уход из жизни – вызвало всплеск бурных эмоций. Страна как бы вторично прощалась со своим лидером и его эпохой…
Мы мало что знаем о днях его одиночества. Почти все время он коротал за стенами своей резиденции в Монастире, окруженной садом и каменным забором. Земляки, изредка встречая его на улице, хлопали в ладоши и кричали приветствия. Газеты о нем писали  только тогда, когда его посещал новый президент Бен Али. Эта информация сопровождалась их фотографией за беседой: О чем разговаривали моложавый красивый брюнет и сухонький старичок – мы не знаем.
Чем Бургиба занимался, когда чувствовал себя сносно? Читал. И читал много. В 1990 году он попросил сына принести ему несколько книг, в том числе модную в тридцатых годах «Жизнь Мухаммеда» египетского автора Мухаммеда Хусейна Хейкала и «Жизнь Иисуса» Эрнеста Ренана. И с ним всегда была книга Саллюспия об Югурте, «победившем вожде-агеллиде».
…Наступил день похорон…
И дело не в том, что, несмотря на непогоду, произошло стихийное, огромное стечение народа на официальную церемонию похорон полузабытого экс-президента, которого везли к месту последнего успокоения на пушечном лафете в сопровождении высоких представителей ряда иностранных государств, в том числе главы Франции; и не в том, что кончина почти столетнего деятеля отозвалась в сердцах ностальгией по прошлому...
А дело в том, что с уст тунисцев и тунисок, пожилых и молодых, срывались только два слова: «Прощай, отец!».
И печаль на лицах была строга и светла…
Отец ушел… 
Прах единственного и непобежденного «Верховного борца» Карфагена-Туниса покоится в усыпальнице под двумя стрельчатыми башнями и золотым куполом, издали похожей на мечеть, которую возвели в родном городе Бургибы. В одной из комнат этого величественного здания, у входа в который несут караул стражники в красочных одеяниях воинов-спаги, размещен небольшой музей. Здесь несколько семейных фотографий, отутюженный белый костюм президента, в котором он больше всего любил появляться на людях, а также его письменный стол и шкаф с любимыми книгами. Все в одинаковых старомодных переплетах: Ибн Халдун, Вольтер, Руссо, Таха Хусейн…
Народ хранит о нем добрую память. И высится в Монастире его Мавзолей и стоят в скорби, почтении и раздумии рядом с его могилой люди. И тунисцы, и иностранцы…
А вокруг бурлит жизнь и продолжается строительство нового, современного Туниса, фундамент и стены которого возведены Бургибой, его соратниками-поколением Бургибы[6]. Которое уходит и передает эстафету служения Родине новому поколению Туниса[7].
(Продолжение следует)





[1] Тогда курс доллара к динару был 1 к 1. В апреле 2006 года – 1 к 1,3. В январе 2013 года – 1 к 1,5.
[2] СССР закупал тогда в Тунисе до двух миллионов тонн фосфатов, ценных удобрений, в год.
[3] Тунис занимает четвертое место в мире по экспорту высококачественного оливкового масла.
[4] М.Ф.Видясова.
[5] Конец «эры  Бен Али», второго президента Туниса,тоже связан с «роковой женщиной». Ее имя – Лейла Трабелси.
[6] Мнение М.Ф.Видясовой: «Все сходятся во мнении, что социально-культурная революция «сверху», осуществленная Бургибой, буквально перевернула страну, которую он хотел поставить на рельсы ускоренной модернизации… По словам Альберта Хурани, отправной пункт мысли Бургибы состоял в представлении о «примате разума», который должен руководить всей деятельностью человека; ведь с помощью разума, как он считал, была достигнута независимость страны, и «Бургиба верил, что тот же рациональный метод должен быть применен в строительстве современного общества».
[7] Эта глава написана в 2006 году. Я решил оставить концовку такой, как она есть. О том, что произошло с «эстафетой служения», кто предал Тунис и кто решил его спасти, расскажут следующие страницы книги.






0
0
0



Комментировать


Eskadra (написал комментарий 26 октября 2014, 14:11)
Книга «Thawra. Тринадцать дней, которые потрясли Тунис». Часть 4
http://www.proza.ru/2013/04/08/1099
Ответить
Eskadra (написал комментарий 26 октября 2014, 14:20)
Книга «Thawra. Тринадцать дней, которые потрясли Тунис». Часть 4
http://www.proza.ru/2013/04/08/1099
Ответить
альберт (написал комментарий 26 октября 2014, 16:08)
проверка комментария. всё работает
Ответить
Eskadra (написал комментарий 26 октября 2014, 16:29)
http://www.proza.ru/2013/04/08/1118
Книга «Thawra. Тринадцать дней, которые потрясли Тунис». Часть 6
Мы продолжаем публикацию  новой книги  Николая Сологубовского…
14 января 2011 года…
Ответить
Альберт (написал комментарий 27 октября 2014, 22:08)
И снова проверка. И снова у меня все работает!!!!


Прогнозы экспертов
По оценке аналитиков,  как сообщает корреспондент ТАСС в Тунисе Олег Садовский, фаворитами "парламентской гонки" являются две партии - "Ан- Нахда" и "Нидаа Тунис". После революции запрещенная ранее "Ан-Нахда" 23 октября 2011 года победила на выборах во временный парламент - Национальную учредительную ассамблею - получив 89 из 217 мест. Исламисты создали политическую коалицию с левоцентристскими партиями Конгресс за республику (КЗР) и "Ат-Такатуль" (Демократический форум за труд и свободы).
Три ключевых государственных поста были распределены между членами созданной "тройки" - президентом стал Монсеф Марзуки (КЗР), премьер-министром - Хамади Джебали ("Ан-Нахда") и председателем парламента - Мустафа бен Джаафар ("Ат-Такатуль").
Политический кризис, обострившийся после убийств оппозиционных политиков Шокри Белаида и Мохаммеда Брахми, вынудил "Ан-Нахду" пойти на уступки оппозиции и согласиться на создание внепартийного правительства технократов во главе с независимым премьер-министром Мехди Джомаа.
"Нидаа Тунис" была создана в середине 2012 года известным в Тунисе политиком и бывшим премьер-министром (27 февраля - 24 декабря 2011 года) 87-летним Беджи Каидом Себси. За короткое время партия стала одной из самых популярных в стране.
Ответить