СОЦИАЛЬНЫЕ СЕТИ:

ИЗ ТУНИСА В РОССИЮ С ЛЮБОВЬЮ!

19.06.2018 22:09

ИЗ ТУНИСА В РОССИЮ – С ЛЮБОВЬЮ

 

И наступил следующий   вечер, и снова  туристы собрались в холле отеля, чтобы снова послушать рассказы о русских в Тунисе.

Сергей: В девяностые годы наступили новые времена в России, и жизнь Анастасии Александровны чудесным образом переменилась.

После того, как первым из советских людей я разыскал Ширинскую и, конечно, опубликовал об этом репортаж, к ней зачастили гости. В московских газетах и журналах года через два после нашего знакомства с ней появились статьи журналистов, которые специально приезжали в Бизерту встретиться с Ширинской. Фарид Сейфуль-Мулюков снял фильм, который был показан по Центральному телевидению. Несколько раз!

Николай: Анастасия Александровна   стала председателем Ассоциации русских эмигрантов, созданной с помощью Российского  культурного центра. Ей вручили паспорт России, организовали поездки  на Родину, и она снова увидела родные места.

В Бизерту  был направлен архимандрит Феофан, представлявший патриарха Московского и всея Руси в Египте при патриархе Александрийском и всея Африки. Он отслужил в каждом храме   божественную литургию.

Сергей: В 1987 году, в канун ноябрьских праздников я разыскивал в  Бизерте незнакомую еще Анастасию Ширинскую.А уже три года спустя, 6 ноября 1990 года, мы в очередной раз встретились с ней на приеме в   Посольстве в честь годовщины Октябрьской революции.

Николай: Вот книга воспоминаний Анастасии Александровны «Бизерта. Последняя стоянка», которая вышла и на русском, и на французском языках.  Это и семейная хроника, и хроника постреволюционной  России, а главное – рассказ о трагической судьбе русского флота, который нашел свой последний причал у берегов Туниса, и судьбах тех людей, которые пытались   спасти корабли и вернуть их на родину.

Николай раскрыл книгу на заложенной странице: «Я хорошо знала многих из них. Вся моя жизнь прошла с ними в Бизерте», – пишет Анастасия Александровна.

Шли годы. Русская диаспора редела: кто-то уезжал, те, кто оставался, старели... В дом к Анастасии Александровне приносили книги, фотографии, документы. Люди верили, что она сохранит это духовное богатство. И Анастасия Александровна сохранила.

Я бы хотел прочитать вам отрывки из этой книги, ставшей редкостью. Она мне очень дорога, ведь и я уже прожил в Тунисе тридцать  лет, почти половину своей жизни, и частно перечитываю эту книгу. Вот дарственная  надпись Анастасии Александровны:

«Николаю Алексеевичу Сологубовскому: Делай добро, добро и воздастся! Бизерта, 10.09.2002. Анастасия Ширинская».

 А тебя, Джинн, прошу… Ты все можешь. Пусть перед нами оживет детство Насти…

«Я родилась в большом родовом имении, и навсегда запечатлелись во мне картины безграничного деревенского простора: роскошь украинского лета, шорохи и запахи старого парка и серебряный блеск Донца, стремящегося к Дону.

На чужбине стихи наших поэтов, которые так хорошо знала мама, не дали мне забыть эти первые впечатления раннего детства...

...Удивительным образом запечатлелись в моей памяти детские воспоминания, отрывки картин, любимые лица. Рубежное навсегда останется для меня Россией – той, которую я люблю: белый дом с колоннами и множеством окон, открывающихся в парк, запах сирени и черемухи, песнь соловья и хор лягушек, поднимающийся с Донца в тихие летние вечера.

На старых фотографиях дом все еще живет своей мирной жизнью ХIХ века, которой не коснулись потрясения ХХго; тихая жизнь, которую я еще застала.

Самые известные русские писатели воспевали Украину. Все дети знали наизусть описания ее ночей, ее рек «чище серебра», ее безграничных степей и цветущих хуторов, утопающих в вишневых рощах.

 «Ты знаешь край, где все обильем дышит?»

И я знала!

Я открывала это мир восхищенным взглядом детства. Небо – такое высокое и чистое, это небо совсем маленького ребенка, который рассматривает его из своей колыбели, внимательно следя за легким полетом облаков. Игра солнца сквозь листву, светлые и темные пятна по земле – это тот мерцающий, зыбкий мир, в котором ребенок делает свои первые, неуверенные шаги. От лета к лету, по мере того как росла, я понемногу открывала этот зачарованный край, который, как мне казалось, простирался в бесконечность.

Тенистые аллеи лучами разбегались во всех направлениях от овальной площадки в центре парка, множились в тропинках, сбегавших с холма к Донцу, к лесу, в поля... Главная аллея, усаженная густой сиренью, исчезала в рощах вишен, яблонь, груш...

Удивительно явственно предстают перед взором картины прошлого, когда прошлое запечатлено в сердце!

...Родившись в Рубежном, я унаследовала эту любовь к очарованному краю – богатство, которого никто не может меня лишить, силу, позволившую мне пережить много трудностей, никогда не чувствуя себя обделенной судьбой».

Николай, оторвавшись от книги:  По  просьбе Анастасии Александровны я был в Лисичанске и Рубежном и выполнил ее просьбу… И еще один отрывок. Джинн, продолжи наше путешествие…

«В июне 1900 года российский броненосец «Александр II» под флагом контрадмирала Бирилева, в сопровождении миноносца «Абрек», стал на якорь на рейде Бизерты.

Адмирал по приглашению губернатора Мармье посетил новый форт Джебель Кебир в окрестностях города. Блестящий морской офицер, весьма честолюбивый, Бирилев вскоре будет морским министром России.

Мог ли он на пороге ХХ века предугадать, что через 20 лет этот же рейд станет последней якорной стоянкой российской эскадры, что эти же казематы Джебель Кебира станут последним убежищем для последнего русского Морского корпуса!

Мог ли он предполагать, что члены его семьи будут доживать свой век в изгнании и умрут на этой африканской земле!

В декабре 1983 года в Тунисе в одиночестве умирала последняя из Бирилевых – вдова капитана второго ранга Вадима Андреевича Бирилева, племянника адмирала. Я поехала навестить ее незадолго до ее кончины.

Когда я вошла в слабо освещенную комнату, мне показалось, что она в бессознательном состоянии – столько безразличия было в ее отрешенности.

Возможно, случайно ее усталый взгляд встретился с моим.

Она меня тотчас узнала.

Она знала, что я приехала из Бизерты, но для нее это была Бизерта 20х годов, а я – восьмилетней девочкой.

– Ты приехала из Севастополя?! – воскликнула она радостно.

Я не пыталась ее поправить. Для нее «Севастополь-Бизерта»

было одним целым: два города, навсегда слившиеся воедино...

И она добавила с какой-то неожиданно сдержанной страстью:

– Если бы ты знала, как мне туда хочется!»

Николай снова закрыл книгу: Потом, когда начались печальные события на Украине, я попытался снова посетить Рубежное. Но… не смог. В Рубежном были   бои между киевскими карателями-бандеровцами  и ополченцами, пытавшимися защитить, отстоять  свой город.

В книге Анастасии Александровны есть пронзительные слова. И я прошу Анну прочитать вот этот отрывок. Вы поймете, почему надо, чтобы прозвучал именно женский голос.

Анна берет книгу, которую открыл для нее Николай: «Существуют личности, которые занимают исключительное место в окружающем их обществе. Близость к ним придает особый смысл повседневной нашей жизни.

Их душевное богатство не имеет никакого отношения ни к уму, ни к образованию, ни  еще меньше – к их внешнему облику: часто они даже совсем непохожи друг на друга.

Одно лишь общее есть у таких людей: они любят жизнь с благодарностью.

Их никогда не забудешь! Но когда их теряешь навсегда, в душе остается место, которое ничем и никем уже заполнено быть не может.

Это о них думал Жуковский, когда писал:

Не говори с тоской – их нет,

Но с благодарностию – были!»[1]

 

Сергей: Во время наших   бесед с Анастасией Александровной я так и не стал задавать вопроса: хотела бы она вернуться в Россию? Чтото препятствовало, какойто внутренний тормоз. Разговор к этой теме подходил – она вспоминала о людях, мечтавших перед кончиной увидеть Севастополь, готовых отдать «все пальмы Туниса за одну березку»...

Николай:  Она ответила  на этот вопрос в нашем фильме «Анастасия». Джинн, пожалуйста, покажи отрывок из фильма…

«На экране - Анастасия Александровна:

  Мне до сих пор говорят, а что бы вы... вернулись бы в Россию? Я говорю: "Теперь бы? Если мне было бы тридцать лет меньше!" А то я не могу, понимаете, переходить из одной комнаты в другую, здесь кто-то мне дает... под руку ведут меня. А было бы мне тридцать лет меньше, я бы вернулась! Мне говорят: "А что бы вы делали?" Я говорю: "Что бы делала? То, что мы делали здесь, не имея прав! Мы крепились!"

…Моряки и офицеры военного русского корабля "Перекоп" в Бизерте. Музыка! Голос:

И когда сегодня в Бизерту входят корабли под Андреевским флагом, Анастасия Александровна у моряков - самый почетный гость!

Церемония возложения венков на кладбище Бизерты. Андреевский флаг. Команда: "Смирно!" Лица гардемаринов и офицеров. Анастасия Александровна около памятника русским морякам. Слова Николая Рыжих об Эскадре:

- Сегодня Анастасия Александровна Ширинская присутствует на этом волнующем событии. Флаг эскадренного миносца "Жаркий" в 1996 году был передан делегацией Санкт-Петербурга, отреставрирован художниками Русского музея и размещен у могилы Кутузова в Казанском соборе. Мы помним эту Эскадру, эскадру державную, несломленную, славную, ушедшую в поход на века...

Анастасия Александровна:

Корабли специально заходят в Бизерту, чтобы положить цветы на их могилы..., и я..., и перед их могилами проходят маршем под древние русские напевы с Андреевским стягом!

Звучит марш "СЛАВЯНКА". Анастасия Анастасия Александровна с морскими офицерами. Андреевский флаг в церкви. Церковь, освещенная лучами солнца.

Анастасия Александровна:

Родители наши каждый год поднимали бокалы: " На будущий год в России!"  и так ждали годами, так и умирали с достоинством...

Фотографии моряков и офицеров Эскадры. Анастасия Александровна:

 До конца эти люди хотели нам передать русскую культуру! И вот это, может быть, самое утешительное то... в этой трагедии, то, что они передали эту культуру! Они передали! Поэтому каждый из нас, кто может что-то сохранить и передать, тот обязан это сделать!

И вот, когда я осталась одна, из тех, которые пришли сюда. Дожив до 95 лет, сохранив память - мне это было дано для чего? Чтобы я сидела и скучала? Нет!

Цветет жасмин. Анастасия Александровна:

И цветы, и шмели, и трава, и колосья,

И роса, и полуденный зной...

День придет - Господь сына блудного спросит:

"Был ли счастлив ты в жизни земной?"

 Цветущая природа. Голос Анастасии Александровны:

  Я перечувствовала такую поэзию Бунина, которая соответствует всей моей жизни! Надо уметь в самых простых вещах чувствовать этот дар жизненный, что вам дано!

   Анастасия Александровна на набережной Бизерты. Голос:

  Анастасия Александровна Ширинская-Манштейн - свидетель и летописец отшумевших времен.

Анастасия Александровна у дверей своего дома. Машет нам рукой на прощание....

Картина "Исход" Дмитрия Белюкина. Переполненный корабль. Русские покидают Севастополь... Наплыв - морские волны…»

Николай: И вот о чем я думаю, друзья! Когда же найдется группа товарищей, которые настоят на том, чтобы хоть одна площадь в России носила имя православной  русской женшины Анастасии?  Я вижу эту площадь в Севастополе, куда Анастасия Александровна хотела так вернуться…Джинн!

Туристы оказались на набережной Севастополя, от которой медленно, на буксире в ноябре 1920 года  отходил миноносец. На нем стояла маленькая девочка   с двумя сестренками и мамой. А с набережной им махала рукой бабушка, так похожая на…

Анастасия Александровна медленно поднялась на площадь, туристы последовали за ней. Севастопольцы ее узнавали, приветствовали, женщины подходили и радостно обнимали.

Андреевский флаг. Лица российских моряков. Команда: "Смирно!" Анастасия Александровна около стелы, покрытой белым покрывалом. Слышны слова морского офицера:  «Мы помним эту Эскадру, эскадру державную, несломленную, славную, ушедшую в поход на века..».

Гремит  оркестр,  моряки строем проходят  мимо  высокой стелы, с которой опускается белое покрывало, открывая надпись:

«Площадь Анастасии».  

Туристы снова в Бизерте. Они  стоят около скромной  стелы на площади Анастасии, возлагают  букеты цветов к  памятникам Русским морякам на христианском клажбище и их могилам    и входят в Дом-Резиденцию А.А. Ширинской-Манштейн.

 

 

Приложение

 

Рубежное. Остановить безумие!

 

Из дневника автора.

21 июля 2014 года.  Получил печальное сообщение из Лисичанска: "Киевские каратели зверствуют в Рубежном, на родине Анастасии Александровны Ширинской-Манштейн. Предлог: "зачистка города от боевиков". Каратели окружили город и расстреливают его из орудий и минометов. Среди мирных жителей есть убитые и раненые".

21 июля. Только что агентства сообщили, что и Лисичанск сегодня обстреляли каратели. Есть погибшие и раненые! Будь прокляты те в Киеве, кто послал наемников убивать мирных людей!

Двадцать четыре  года назад на родину вернулась из чужбины Анастасия Александровна.

Она увидела мирную страну...

Сегодня киевские каратели разрушили этот мир...

  

Из воспоминаний Анастасии Александровны[2]:

«Наташа с трудом удерживает слезы, вспоминая счастливые времена и грустный конец нашего безоблачного детства. Она даже помнит наш отъезд, наш последний день в Рубежном:

 - В последний раз, когда я пришла ко двору к вашему, здесь уже были солдаты. Я была еще ребенком и только потом поняла, что это были года революции. Я хотела пройти, но было очень много солдат...

Я вот это все помню. И многие, многие люди говорили: "А чего они поехали? Ведь они не обижали никого, жалели. Чего они уехали? Их бы никто не тронул". Ну а как, как бы получилось, кто его знает?

 ...Люди, внимательные к прошлому, живут несколько жизней.

Не всегда легко разобраться в прошедших событиях, так умеет время заметать все следы. Малейшая деталь становится тогда драгоценной, и требуется много терпения и внимания, чтобы ее не пропустить. У меня перед глазами старая выцветшая фотография, которая годами казалась мне непонятной: широкая пыльная дорога через какое-то печальное селение с неопределенными очертаниями редких построек; снятые со спины, бегущие куда-то людские фигуры. Ни портрет, ни пейзаж - скорее всего, память о происшедшем "в субботу 22 апреля", но какого года? И где?

...Большой альбом в кожаном коричневом переплете, о пропаже которого при бомбардировках Бизерты я сегодня сожалею больше, чем когда-либо, живо передавал ту кипучую деятельность, которая царила во второй половине XIX века в этой области, одной из самых индустриальных в России, - знаменитом Донецком бассейне.

Признаться, тогда мне казались мало увлекательными эти фотографии стройки вдоль Донца, конструкции моста, группы рабочих, потомки которых могли бы сегодня узнать в них своих дедов. На толстых, пожелтевших листах пропавшего альбома оживали лица тех, кто создавал богатство страны.

И опять времени как не бывало; и все они сегодня здесь - те, которые начинали, и те, которые хранят о них память. Хранят ли они еще силу - потеряв все - начать все заново?

День кончается. Сейчас все разойдутся. Наступающая ночь постепенно овладевает опустошенным парком, где сирень давно уже отцвела над развалинами белых колонн.

Где ютится теперь соловей?

Темная громада школьного здания, пустого в это время года, послушно следует очертаниям старого фундамента. В многочисленных окнах - слабые отблески, словно знак какой-то уцелевшей, тайной жизни. Жизнь еще теплится!

Мое долгое ожидание, мои радужные надежды - могли ли они рассчитывать на большее?

Последняя страница альбома путешествия: картина русской деревни при восходе солнца.

С пяти часов утра мы объезжали земли поместья, которые мне были совершенно незнакомы. На противоположном берегу Донца ничего, кажется, не изменилось за 200 лет: поля, леса, деревушка. Оставив машину, мы идем пешком по тропе вдоль реки, которая в этом месте расширяется, и останавливаемся напротив рубежанских холмов, где карабкается к дому заросшая тропа. Ничто не позволяет думать, что мое очарованное царство живет только в памяти. В час, когда встает солнце, когда все еще неподвижно, я стою перед землей поместья, открывая с неожиданной ясностью его красоту и размеры. Все до последних деталей стало на свои места - от туманных оттенков реки, которая только просыпается, до горького запаха полыни, стебли которой я мну между пальцами.

Никогда больше не увижу я этого удручающего сна, который регулярно посещал меня годами, прожитыми без всякой надежды на возвращение, - сна призрачной усадьбы, удаляющейся при моем приближении.

Мои поиски прошлого кончаются у тихой пристани. Я уношу из моего Рубежного мирную картину очаровательной пасторали.

За поворотом тропинки маленькая старушка - морщинистое лицо под треугольным платочком - пасет встревоженных нашим появлением гусей. Да и сама она удивлена этой встречей.

- Я из семьи Насветевич, - говорю я, показывая на другой берег, где над вершинами деревьев виднеется крыша школы.

Она не медлит с ответом, так как слышала, по-видимому, о нашем приезде:

- Я знаю, знаю...

И мы обнимаемся.

Эта хрупкая пастушка на отлогом зеленом берегу Донца в час, когда встает солнце, - последняя картина, которую я уношу из Рубежного".

  

От автора:

 какую же картину мы увидим, когда закончится бессмысленная, бесчеловечная война Киева против Донбасса, и мы сможем приехать в Рубежное?

И кто из оставшихся в живых встретит нас?



[1] (Отрывки из книги воспоминаний А.А.Ширинской. «Бизерта. Последняя стоянка», М., Воениздат, 1999 г.)

 

[2] Из  книги  автора  " Анастасия Александровна Ширинская-Манштейн. Судьба и память". М.,ИД «Ключ-С»,  2012. В ней    также публикуются отрывки  из книги Анастасии Александровны   Ширинской-Манштейн.  "Бизерта. Последняя стоянка". М., Воениздат, 1999.




0
0
0



Комментировать