СОЦИАЛЬНЫЕ СЕТИ:

Город Тунис - столица Африки

19.06.2018 21:22

ГОРОД ТУНИС – СТОЛИЦА АФРИКИ!

 

Вечером после ужина туристы собрались на террасе около бассейна отеля.

Николай, держа в руках книгу «Диалог цивилизаций»[1]: Сто шестьдесят лет назад русский востоковед  В.Ф. Диттель в «Очерке путешествия по Востоку» задавал вопрос  и сам на него отвечал: «Нашему столетию, избравшему своим девизом «Наука и любознательность», не принадлежит ли и страсть к путешествиям? Она не только сделалась принадлежностью нашего образования, но даже прихотью».

Сергей: Уже к концу XIX в. путешествия из авантюрного приключения одиночек превращаются в излюбленное занятие большинства обеспеченных, образованных русских горожан – туризм.

Елена: Как интересно! Вот не думала!

Наталья: Открытие прямых пароходных линий между российскими и средиземноморскими портами увеличило поток тех, кто хотел ознакомиться с достопримечательностями и Востока,  и Античности. И одним из самых посещаемых русскими путешественниками мест становится Тунис, сохранивший экзотическую магрибинскую привлекательность, но и прибавивший к нему европейский комфорт.

Николай, заглядывая в книгу: «Город Тунис – один из лучших городов Африки и охотно посещается европейцами», – написал Ф.Фохт еще в 1881 году. А русский путешественник А.Сумароков подметил тогда: «По справедливости, Тунис можно назвать столицею Африки, а не Алжир, как считают многие. В Тунисе более 100 000 жителей, много восточной роскоши, и, бесспорно, это второй арабский город после Каира».

Продолжу цитировать мнения первых русских туристов.  М.И. Венюков поражен – в  1898 году! -  комфортом Туниса: «Выбирайте себе по гиду любую из пяти-шести гостиниц и водворяйтесь, точно в Марсели или в Бордо».  Ему вторит А. Гаденко в очерке «Африка. Путевые впечатления»: «Удобств для жизни в Тунисе  масса, прекрасные отели, трамваи, отличные извощики,  бульвары посреди улиц»

Российский архитектор А.И. Дмитриев, неоднократно посещавший Тунис в 1907–1911 годах, пишет: «Французы значительно изменили характер города, устроив порт и застроив европейскими зданиями участок, отделявший старый город от порта». В очерке «Из поездки в Северную Африку» он дает советы вам, будущим путешественникам: «Езда по этим странам может происходить с полным комфортом, превышающим удобства петербургских и московских гостиниц, с несравненно более скромными денежными затратами. Жизнь в Тунисе на 25% дешевле французской Ривьеры». А, каково?

Русский писатель Э.Р. Циммерман пишет в своих путевых очерках о Тунисе: «Я с удовольствием заметил, что здесь на улицах к приехавшему в край туристу не пристают так сильно, как бывало в Египте, ни проводники, ни погонщики ослов, ни иного рода попрошайки. Мне казалось даже, что здешние жители дружелюбнее относятся к европейским пришельцам и охотнее сближаются с ними».

Отмечаемое путешественниками дружелюбие и доброжелательность местного населения привлекали сюда многих россиян. Некоторые из них по возвращению в Россию публиковали в русских газетах и журналах путевые очерки, статьи, заметки, зачастую с гравюрами, а позже и с фотографиями.

«Типичный» путевой очерк русского путешественника обычно содержал описание двух частей города Туниса – арабской и европейской, восточного рынка, мечетей и дворцов бея, развалин Карфагена и наиболее живописных пригородов – Сиди-Бу-Саида и Ля Марсы.

Очерки о Карфагене были столь популярны, что М.И. Венюков с иронией замечал: «Земля, соседняя Карфагену, до того объемисто описана туристами и археологами, что ее почти не стоит смотреть в подробности на местах». Но хотелось бы  возразить автору, что лучше один раз увидеть, чем сто раз... прочитать.

Анна: Николай прав! Карфаген каждый раз, когда его видишь, открывается новыми, неизвестными гранями…

Сергей: …и каждый черпает в ауре Карфагена живительные силы!

Николай: Продолжим перелистывать пожелтевшие страницы русских газет начала XX века. Джинн, помоги! Вот, смотрите! В очерках В.Чоглокова,  А.И. Дмитриева, А. Гаденко  и  Е.М. Кузьмина «По Африке на автомобиле» - это путешествие он совершил в 1915 году! - подчеркивается необыкновенная привлекательность Туниса. Вот некоторые отрывки в исполнении самих авторов:

«Нигде у нас, ни в Средней Азии, ни на Кавказе нет такого изящного города, таких белоснежных изящных построек, бросающихся в глаза своей чистотой».

«Из всей нашей африканской эпопеи Тунис оставил, безусловно, самое приятное воспоминание. Это очень красивый и интересный город».

«Тунис теплее, самобытнее и проще всех известных европейцам южных климатических станций».

«Тунис мне очень нравится; европейская часть города напоминает нашу Одессу, но по чистоте и красоте улиц – совершенно Париж».

«Это – хороший, совершенно европейский французский город. Арабская часть города придает ему много интереса и оригинальности».

«Загородный летний дворец тунисского бея в Бардо (в нем находится потрясающая экспозиция древнеримской мозаики) состоит снаружи исключительно из белых гладких стен, которые декорированы сплошь цветком бугенвилля – ярко лилово-красным. Получается красота балетной декорации, от которой не хочется отрывать глаз».

Представим себе сценку, описанную русским  композитором  С.В. Юферовым,  написавшем книгу «По берегам Средиземного моря».    Он назвал ее «Вечер в Тунисе, 1898 год»: «В вечернее послеобеденное время вся жизнь европейского Туниса сосредоточивается на главной улице avenue de France..»

Нуреддин:  Сейчас это авеню Хабиба Бургибы. Джинн, перенеси нас в те времена…

Николай, читая книгу:   «Сидя в каком-нибудь кафе, а тут их много, можно легко вообразить себя в Одессе, где-нибудь на Дерибасовской улице. Тот же бульвар акаций, такие же двух- и трехэтажные дома, освещенные магазины, кофейни. В некоторых из них раздается музыка, какой-нибудь итальянский квартет. Вокруг публики снуют арабы, втридорога продающие непосвященным в настоящие цены приезжим восточный товар и цветы жасмин. Газетчики выкрикивают вечернюю итальянскую газету. Крики   «Jasmin, Jasmin»   наполняют воздух. После десяти часов публика расходится, кофейни пустеют, а к одиннадцати часам на avenue, среди всеобщей тишины, раздаются шаги лишь редких прохожих».

На пороге ХХ века Тунис становится весьма популярным местом среди российской художественной элиты.   Ежегодные поездки в Тунис совершал художник В.И. Якоби, его картинам этого периода, полным ярких красок и тропического зноя, присуща восточная экзотика. Совершил поездку в Северную Африку и знаменитый живописец К.С. Петров-Водкин.  Сохранились этюды и наброски, сделанные Петровым-Водкиным.

В 1910 году Тунис и Карфаген посетил Иван Алексеевич Бунин.   Вот названия некоторых из его стихотворений: «Ночь аль-Кадр», «Темджид», «Магомет в изгнании», «Имру-уль-Кайс», «Мекам», «Бедуин», «Каир», «Караван»…Джинн, пригласи к нам Ивана  Алексеевича…

Появляется Бунин в легком летнем костюме.

Туристы встречают его аплодисментами.

Николай после обмена любезностями: Иван Алексеевич, вы снова в Тунисе. Почитайте ваши стихи.

Иван Алексеевич задумывается и затем начинает декламировать: 

         Звезды горят над безлюдной землею,

         Царственно блещет святое созвездие Пса:

         Вдруг потемнело – и огненно-красной змеею

          Кто-то прорезал над темной землей небеса…

         …Путник, не бойся! В пустыне чудесного много.

         Это не вихри, а джинны тревожат ее,

         Это архангел, слуга милосердного Бога,

         В демонов ночи метнул золотое копье.

Туристы хлопают в ладоши. Джинн в восторге!

Наталья: «Арабских» стихов у вас так   много, Это правда, что  вы никогда не расставались с Кораном и  всю жизнь возили  его с собой?

Иван Алексеевич: Да, вот он. Коран в переводе А. Николаева,    московское издание 1901 года.   Одна из самых моих постоянно читаемых книг.

Наталья: Напомню, господа, в стихах, навеянных исламским Востоком, Иван Алексеевич следовал Корану, порою прямо повторяя стихи Великой Книги мусульман.

Иван Алексеевич: Я просто продолжаю  традицию Пушкина. Вспомните  его «Подражания Корану».

Наталья:  Вы создавали «арабские» поэмы   одновременно с такими исконно русскими по духу книгами, как «Деревня» и «Суходол» . В одних — Россия, повседневность, быт. В других — Восток, экзотическая природа, древность.  Вот, например,  ваша  «арабская» проза: «Дельта», «Море богов», «Иудея», «Тень Птицы», «Храм Солнца», «Пустыня дьявола», «Шеол»…Все они повествуют об арабских странах, о вечности и мимолетности бытия… Почему так?

Иван Алексеевич: А позвольте   в ответ я вам прочитаю отрывок из  рассказа  «Дельта».

Николай делает знак Джинну. Перед туристами оживает картина.

Иван Алексеевич: «Встретилась медленная вереница соловых дромадеров, навьюченных сахарным тростником и предводительствуемых босоногим погонщиком в красной ермолке и коротком белом кунбазе… Прижимаясь от них к глиняной ограде, мелко перебирая по пыли маленькими ножками, прошла молоденькая феллашка в голубой полинявшей рубахе, круглолицая, с полными губками и расширенными ноздрями. Она подняла ресницы над темными глазами – и опустила их. На ее пепельно-смуглом лице, татуированном синеватыми полосками по бокам подбородка и звездочками на висках, покрывала не было. Не было и библейского кувшина на ее голове, прикрытой легким платком из черно-синей шерсти: на голове она несла то, что теперь так ходко сменяет на Востоке библейский кувшин, – большую жестянку из-под керосина. А за феллашкой показался ослик-иноходец, быстро и тупо семенивший копытцами».

Туристы аплодируют…

Иван Алексеевич, воодушевленный,  читает одно стихотворение за другим:

Родине
Они глумятся над тобою,
Они, о родина, корят
Тебя твоею простотою,
Убогим видом черных хат...
Так сын, спокойный и нахальный,
Стыдится матери своей -
Усталой, робкой и печальной
Средь городских его друзей,
Глядит с улыбкой состраданья
На ту, кто сотни верст брела
И для него, ко дню свиданья,
Последний грошик берегла

Пустыня, грусть в степных просторах.
Синеют тучи. Скоро снег.
Леса на дальних косогорах,
Как желто-красный лисий мех.
Под небом низким, синеватым
Вся эта сумрачная ширь
И пестрота лесов по скатам
Угрюмы, дики как Сибирь.
Я перейду луга и долы,
Где серо-сизый, неживой
Осыпался осинник голый
Лимонной мелкою листвой.
Я поднимусь к лесной сторожке -
И с грустью глянут на меня
Ее подслепые окошки
Под вечер сумрачного дня.
Но я увижу на пороге
Дочь молодую лесника:
Малы ее босые ноги,
Мала корявая рука.
От выреза льняной сорочки
Ее плечо еще круглей,
А под сорочкою - две точки
Стоячих девичьих грудей.

Иван Алексеевич: А в заключение -  «Пилигрим»:

Стал на ковер, у якорных цепей,
Босой, седой, в коротеньком халате,
В большой чалме. Свежеет на закате,
Ночь впереди — и тело радо ей.
Стал и простер ладони в муть зыбей:
Как раб хранит заветный грош в заплате,
Хранит душа одну мечту — о плате
За труд земной,— и все скупей, скупей.
Орлиный клюв, глаза совы, но кротки
Теперь они: глядят туда, где синь
Святой страны, где слезы звезд — как четки
На смуглой кисти Ангела Пустынь.
Открыто все: и сердце, и ладони...
И блещут, блещут слезы в небосклоне…

Ответом на стихи Ивана Алексеевича было молчание, нарушаемое тихим шорохом набегающих морских волн,    и благодарные глаза туристов.

 



[1] Н.А. Жерлицына, Н.А. Сологубовский, С.А. Филатов «Диалог цивилизаций», Москва, Академия гуманитарных исследований, 2006.




0
0
0



Комментировать