Сценарий "ГОЛУБЫЕ АНГЕЛЫ ПРИШЛИ С МОРЯ,,,"

 Сценарий "Голубые ангелы пришли с моря..."

Землетрясение в Италии.  Подвиг русских моряков в Мессине.

«…Ужасно коротка наша память. Живем со связанными руками и ногами, и скромнейшие из наших начинаний сплошь и рядом кончаются неуспехом. Все "вьется да вертится" вокруг Недотыкомки, "истомила присядкою зыбкою". Оттого пустеет душа и пустеет память.

Так перестали мы вспоминать и об итальянской катастрофе, которая вызвала такую бурю в печати всех стран. Но хор голосов быстро прошумел и умолк. Австрийцы приплели сюда неслыханно циничную политику, а мы, как водится, и политику, и дешевый либерализм; и это, как все нынешнее, быстро исчерпалось, утонуло в лужах личного эгоизма и в болотах всеобщих благородных чувств.

Между тем сицилийское и калабрийское землетрясение - событие мировой важности, и оценить его мы доселе не в состоянии…»

Так написал почти сто десять лет назад русский поэт Александр Блок…

Что же случилось тогда, в декабре 1908 года, какая страшная беда, погубившая в одночасье десятки тысяч людей, женщин, детей, мужчин?

Почему русские моряки первыми пришли на помощь итальянцам?

Почему итальянцы назвали их "голубыми ангелами, которые пришли с моря?

 Почему Максим Горький оказался на Сицилии?

И почему Александр Блок написал такие горькие, жестокие  слова в адрес европейцев и русских либералов?

Есть что вспомнить…

Начну с отрывка из  главы «Русские моряки в Мессине в 1908 году».

Начну с книги «Гангутская победа и другие подвиги моряков и судов родного флота ». С.Петербург, типография Т-ва Суворова – « Новое время », 1914 год.

Авторы - мичман А. С. Манштейн, который написал одиннадцать глав, в том числе «Гангутская победа», «Подвиг капитана Сакена», « Броненосец «Адмирал Ушаков», лейтенант А.Н.Лушков (глава «Геройская гибель броненосца «Князь Суворов») и капитан 2-го ранга А.В. Домбровский  (глава «Русские моряки в Мессине в 1908 году»).

Эту книгу мне подарила дочка А.С. Майнштейна, Анастасия Александровна Манштейн-Ширинская, с которой я встречался в Бизерте, 60  километров от Туниса и  200 километров по морю от Мессины…

«15 декабря 1908 года (по старому стилю) страшное бедствие постигло цветущую Италию и остров Сицилию. Разразилось внезапно землетрясение, стершее с лица земли целые города и унесшее сотни тысяч человеческих жизней. Вот тут, в этом бедствии другого народа, наши моряки показали себя достойными быть поставленными в ряды прославляемых военных героев. Слава об их подвигах человеколюбия и самоотвержения облетела весь мир.

Оценил их и русский народ: он простил морякам их военные неудачи (русско-японской войны), сознал, что не одни они в них виновны, и вернул флоту свое прежнее доверие, и на развалинах погибшей Мессины совершилось воскресение потерянной в войне нашей морской силы.

Балтийский отряд, назначенный в зимнее заграничное плавание с корабельными гардемаринами и учениками унтер-офицеров, уже месяц был в Средиземном море. Из России отряд под командой контр-адмирала Литвинова ушел в первых числах октября, в составе трех судов: линейных кораблей «Цесаревича» и «Славы» и крейсера «Богатырь», а в середине ноября, во время стоянки в Бизерте (французский военный порт в Тунисе), к отряду присоединился и четвертый товарищ, только недавно законченный отделкой, крейсер «Адмирал «Макаров». Учебная программа, выполняемая за зиму отрядом, была очень обширна, и адмирал счел за лучшее посвятить ей, главным образом, первую половину плавания, чтобы вторую иметь в запасе, на случай, если бы что-нибудь помешало. За границей нелегко найти место, где с удобством и без дипломатических неприятностей можно было бы производить учебные артиллерийские и минные стрельбы…

Все кругом дышит миром, спокойствием и ничто, кажется, не в состоянии этот мир нарушить. Только Этна сильно, необычно курится, и дым с паром густыми клубами вырывается из кратера и стелется по вершине горы, сливаясь с плывущими мимо облаками.

В ночь с 15-го на 16-ое декабря все было спокойно на отряде. После трудового дня отдыхала команда. Давно уже разошлись по каютам офицеры, и бодрствовали только вахтенные. Чудная южная ночь, которую знают у нас разве только на Черном море, витала над Сицилией. В воздухе царила тишина.

Как вдруг, около трех часов, послышался какой-то отдаленный гул и удар, точно где-то вдали взорвалась огромная мина; скоро после него – второй, а вслед за ним – третий. Через несколько времени в бухту вошла какая-то особенная мертвая зыбь, раскачавшая корабли. Все было настолько странно и неожиданно, что первое время не могли разобраться, что такое случилось. Ясно было, что произошло что-то необычное и в недалеком расстоянии; должно быть, Этна готовит какой-нибудь сюрприз.

На утро дело разъяснилось. Из Катании к адмиралу прибыл наш вице-консул Макеев и привез ужасную весть: произошло страшное землетрясение в Южной Италии и Сицилии. Города Мессина, Реджио и многие другие сильно пострадали; оказалось много погибших; местные власти были бессильны и просили помощи у нашего адмирала. О размерах бедствия можно было отчасти судить по силе ударов; вероятно, оно было огромное, и необходима была немедленная широкая помощь.

Адмирал тотчас же собрал к себе командиров и объявил, что вечером отряд снимется с якоря, чтобы к рассвету уже быть в Мессине. Это решение было восторженно встречено на судах. Трудно описать чувства, наполнявшие всех в эти моменты. Тут была и глубокая жалость, и искреннее желание помочь, насколько хватит сил, несчастным итальянцам, гостеприимством которых теперь пользовался отряд.

К вечеру выяснились подробности несчастия. Оказалось, что Мессина и некоторые другие города разрушены до основания и почти все жители их погребены под развалинами. Известия эти превзошли все самые мрачные предположения.

От порта Августы до Мессины – около 80 миль. Отряд, делая 11-12 узлов, мог придти к проливу часам к четырем утра. Эту ночь на судах далеко за полночь продолжалось необычное оживление; не до сна было. В кают-кампаниях офицеры обсуждали порядок работ и распределяли обязанности: разбивали команду на группы, расчитывали на них шанцевый инструмент, который впервые после войны мог сослужить действительную службу, и составляли общий план действий. В лазаретах работа кипела. « Мобилизованы » были все медицинские силы, вытаскивались из-под шкиперской «неприкосновенные запасы», готовились компрессы, бинты, мази, промывания… Словом, врачи и их помощники всех званий перешли на военное положение, предвидя большую и серьезную работу.

В помещениях гардемарин тоже царило сильное оживление. Забыты были на время все житейские неудобства и служебные неприятности, нередко омрачавшие безмятежное настроение этой славной молодежи. Повседневные интересы отошли на задний план, уступив место одному чувству, чувству юношеского нетерпения и порыва к великому делу человеколюбия.

С рассветом открылись берега Мессинского пролива, подернутые еще утренней дымкой. Даже в прекрасные морские бинокли нельзя еще ничего разобрать на земле. Но море уже гораздо раньше дало подтверждение ужасов, о которых сообщали полученные вечером телеграммы.

В бинокль кое-где можно уже рассмотреть рухнувшую крышу или стену или покосившуюся колокольню. Чем ближе к Мессине, тем более зловещий вид открывается перед глазами на сицилийском берегу.

На итальянском берегу раскинулся город Реджио. Солнце еще не вышло из-за гор Калабрии, и город тонет в тени. Однако в нем уже заметно разрушение; видны, правда смутно еще, настоящие развалины. Впереди, над Мессиной, в воздухе высоко плывут столбы дыма. Сам город еще прячется за мысом.

Какой ужасный контраст представляла теперешняя Мессина с той, которую знали раньше ! Издали еще трудно было вполне судить о том, что произошло с городом; фасады дворцов на набережной почти все стояли целые, кое-где только заметно было, что с домов исчезли крыши, да в одном месте, как раз посередине набережной, вместо здания была огромная бесформенная куча чего-то серого. Чем ближе, тем виднее становилось, что бедствие действительно велико; начали показываться, как прежде в деревушках, обвалившиеся стены, упавшие купола церквей, провалившиеся крыши и рухнувшие целые дома. Местами город горел. На набережной, здесь и там, виднелись небольшие кучки народа, как-то странно жавшиеся к самому берегу. В гавани стояло несколько пароходов. Один, должно быть, был выброшен на стенку; он вылез из воды и сильно накренился. В порту и городе царила жуткая тишина.

Отряд медленно приближался к назначенным по диспозиции местам. На суда как будто передалось молчание города: не слышно было даже обычных команд и интер-офицерских дудок – все говорилось вполголоса и исполнялось безмолвно; даже лотовые, выкликавшие глубину, как-то особенно серьезно отчеканивали свои сажени.

Многие снимали фуражки и крестились; чувствовалось, что много людей, только вчера наслаждавшихся благами жизни, сегодня нуждаются лишь в последней молитве об успокоении их душ.

Сейчас же после постановки на якорь первые партии отправились на берег, туда, где виднелись люди. С моря представлялась сотая доля того, что увидели на берегу; это было полное разрушение. Дворцы и отели на набережной, казавшиеся издали вполне сохранившимися, на самом деле были почти все совершенно разрушены: держались одни лишь фасады, а остальное: крыши, потолки, полы и частью стены, - все обвалилось и образовало внутри груду ужасных бесформенных обломков, под которыми были погребены все, кого застало в домах землетрясение. Улицы были загромождены камнями и целыми стенами, упавшими поперек. Множество домов обратилось в кучи серого мусора, из которого торчали обломки стропил, балок и мебели. У некоторых зданий отвалилась одна стена, а остальные три и часть полов и потолков сохранилась, так что видна была, как на сцене театра, вся обстановка комнат в трех и четырех этажах.

Собор вблизи набережной раскололся пополам: часть купола провалилась, а другая осталась стоять, угрожая ежеминутно падением. В другом месте, в узеньком переулке, стены двух домов, собиравшиеся рухнуть, прислонились одна к другой, образовав над переулком арку, готовую от малейшего сотрясения упасть и похоронить под собой всякого, кто осмелится под ней пройти. Среди этих сплошных развалин никого не было видно; все, кто мог двигаться, выбрались из них и столпились на набережной.

Больно было глядеть на этих несчастных. Все они одеты были в чем попало: что первое схватили, выбегая из домов, в том и оставались. Выражение ужаса и страдания, или отчаяния было написано на лицах у большинства. Иные, как будто окаменелые, сидели или стояли на одном месте с неподвижными, бессмысленными лицами. Некоторые, видимо потерявшие рассудок, что-то бормотали, жестикулировали и то рыдали, то хохотали. Немного было таких, которые сохранили некоторое присутствие духа и старались помогать наиболее беспомощным. Все это бросилось в глаза в первую минуту, но сейчас же забылось, - некогда было останавливаться над этим.

Отряд наш первым пришел в Мессину, и ему первому приходилось подавать помощь несчастным, заживо погребенным, да и уцелевшие нуждались в уходе...»

 http://www.sologubovskiy.ru/books/6668/

http://www.sologubovskiy.ru/articles/5346/

http://www.sologubovskiy.ru/articles/6758/

 В 2008 году , в декабре, я полетел в Мессину. И там  начал работать над сценарием и сделал первые киносъемки…

28 декабря 2018 года  исполнится  сто десять лет… 

«Мессина. Подвиг русских моряков»

Наброски  сценария  документального фильма 

28 декабря 2018 года  исполнится  сто десять  лет подвига  моряков  и гардемаринов Балтийского отряда Военно-морского флота России во время землетрясения в Калабрии и Сицилии (15-16 декабря  по старому стилю 1908 года), которое полностью разрушило итальянский город Мессина.  Пострадали и другие города Италии.
Спасение жителей Мессины превратилось в крупнейшую международную гуманитарную операцию двадцатого века. В ней  первыми приняли участие русские моряки четырех военных кораблей Балтийского отряда, которые тогда оказались у берегов Сицилии.
Для участия в спасательных работах с кораблей сошло 113 офицеров, 164 гардемарина, 42 кондуктора, 2599 нижних чинов, а с подошедших чуть позже канонерских лодок "Гиляк" и "Кореец" еще 20 офицеров, 4 кондуктора и 260 нижних чинов. В первый же день под открытым небом русскими моряками был открыт госпиталь, где оказывали первую помощь пострадавшим итальянцам. Тяжелораненых размещали на кораблях, а затем доставляли в Неаполь. Так русские военные корабли "Слава" и "Адмирал Макаров" перевезли более двух тысяч человек. Докторов и  санитаров не хватало, и офицерам и матросам самим приходилось ухаживать за ранеными.
На спасательных работах русские моряки трудились с таким воодушевлением, с таким пренебрежением к опасности, что пострадавшие жители запомнили их навсегда.   О самоотверженности русских моряков они рассказывали своим потомкам, которые сохранили эти рассказы и передают их из поколения в поколения. (У автора сценария есть видеозаписи  интервью  с итальянцами, сделанные в декабре 2008 года в Мессине).
Среди русских моряков  был гардемарин Александр Сергеевич Манштейн, который со своими товарищами  опубликовал в 1914 году книгу «Гангутская победа и другие подвиги моряков и судов родного флота».  В ней они подробно описывают пережитые события, рассказывают о том,  как русские моряки спасали мессинцев. (Тексты книги Александра Сергеевича находится в руках автора сценария).
Его дочь, Анастасия Александровна Манштейн, жила в Бизерте, на севере Туниса, откуда рукой подать до Сицилии.  (У автора сценария есть  видеозаписи  встреч с ней, во время которых она  вспоминает то, что ей рассказывал отец о  подвиге русских моряков  в Мессине).
Предлагается сопровождать кадры кино- и фотохроники землетрясения и спасательные работ, которые имеются у автора сценария,   цитатами из книг  Александра Манштейна Максима Горького, Александра Блока, Сергея Чахотина. Имеются  также свидетельства  других гардемаринов и офицеров их письма,  которые можно использовать в фильме. (Эти книги находятся у автора сценария).
Зачитывают  высказывания и мнения о катастрофе два ведущих фильма: российский морской офицер и итальянская девушка. Они встречаются в Мессине, записываются их  рассказы-цитирование в Мессине.
Отсняты уже  на видеокассеты ( в декабре 2008 года в Мессине):
Театральное представление «Гибель Мессины»,
Церемонии, посвященные столетию землетрясения,
Мессина и ее памятники и достопримечательности.
Имеются записи сицилийской музыки, любезно представленные итальянским композитором.
Имеются  видео и фото, отснятые по фотографиям и картинам Мессины до и после землетрясения.
Предлагается  доснять  для фильма современную Мессину. В нынешней "большой Мессине" есть новые районы, в каждом из них есть улица, посвященная памяти русских моряков. Все они носят «русские» названия: «Улица российских героев-моряков 1908 года», «Улица русских моряков», «Улица русских моряков Бaлтийcкoй эcкaдpы». Открыт новый памятник  российским морякам.
Предлагается включить в фильм интервью  современников,  российских и итальянских историков, российских  и итальянских морских офицеров,  с их мнениями о подвиге русских моряков.
Кадры кинохроники,  воспоминания Александра Сергеевича Манштейна и других гардемаринов, офицеров и моряков, историков предлагается сопровождать бегущей строкой телеграмм Санкт-Петербургского телеграфного агентства, которое оперативно освещало события в Италии и помощь русских моряков. 
Предлагается также включить в фильм свидетельства итальянской прессы.
Вот одно из них:  «Вы видели их, бросающихся не щадя своей жизни в самые опасные места, чтобы без лишних слов спасать жизнь другим, невзирая на ужас, их окружающий. Вы помните примеры исключительного мужества, совершенные среди разрушения и смерти. Мы обратимся к храбрым русским морякам, с которыми нас так сблизило несчастье, с самыми сердечными приветствиями, торжественно подтверждая, что вечны наша благодарность и признательность к тем, кто показал великолепные образцы человеческой солидарности и братства, первыми придя к нам на помощь».
Выпуску 1908 года гардемаринов Петербургского Морского корпуса, которые находились на борту русских кораблей, было присвоено название «Мессинский выпуск». 
Предлагается снять эпизоды в Санкт-Петербурге с гардемаринами Морского корпуса, которые продолжают славные традиции Русского флота (вечер памяти русских моряков-мессинцев).
Есть интересные факты, которые будут освещены в фильме. Приведу некоторые из них.

Покидая отечественные воды Финского залива в сентябре 1908 года, гардемаринский отряд удостоился посещения  императором  Николаем II. В своей речи император призвал корабельных гардемарин помнить о  том, что при посещении далёких заморских стран они являются представителями России: "Ведите себя достойным образом, чтобы поддержать честь русского имени среди народов стран, которые вам придётся посетить».

Итальянский король  и итальянское правительство в 1910 году наградили всех участников спасения. Контрадмирал В.И.Литвинов получил Большой крест Итальянской короны, командиры кораблей и врачи - Командорские кресты. И все гардемарины, в том числе Александр Манштейн,  получили серебряную "Памятную медаль о землетрясении в Калабрии-Сицилии 28 декабря 1908 года».

В спасательных работах принял участие русский писатель Максим Горький. 

Алексей Максимович Горький глубоко сочувствовал народному бедствию. Он перевел в Итальянский банк крупную сумму из личных средств, обратился через печать с воззванием оказывать помощь пострадавшему населению. Из России на имя Горького стали поступать деньги, которые он переводил в банк.

Сразу же после катастрофы Горький выехал в Мессину и оставался там несколько дней. Его поразили героизм людей, работавших на расчистке города и спасавших раненых, отсутствие паники и отчаяния.

Максим Горький в своих воспоминаниях о страшном землетрясении на Сицилии в 1908 году рассказывает о кошке, которая жила в  одной итальянской семье  в Мессине. "Минут за десять до катастрофы служанка была разбужена неистовым мяуканьем кошки, которая бросалась на стену, царапалась и вообще, по выражению служанки, вела себя так, точно в нее залез дьявол. Служанка зажгла свет и пошла в кухню успокоить кошку - в этот самый момент ее застигло землетрясение".

Служанка и кошка остались живы…

Причитавшийся Горькому гонорар за книгу «Землетрясение в Калабрии и Сицилии» Горький отдал пострадавшим.

Александр Блок 30 декабря 1908 выступает в Религиозно-философском обществе с докладом "Стихия и культура", навеянном Мессинским землетряcением в Сицилии, которое Блок воспринимает как предвестие грандиозных социокультурных потрясений.

Блок пишет  статью  «Горький о Мессине». Я ее публикую здесь… Каждая фраза Блока   - это эпизод фильма.

От землетрясения пострадали  Сергей Чахотин, русский ученый, работавший в Мессине, и его семья.   Его книга-дневник  «Рассказ заживо погребенного»  находится у автора сценария.

Катастрофическое землетрясение 1908 года навечно запечатлелось в памяти жителей города Мессины, как и самоотверженность, героизм русских моряков, которые первыми пришли на помощь и, рискуя своими жизнями, спасали людей. Подвиг русских моряков вошел почетной страницей в историю Русского военно-морского флота.

Ф.М.Достоевский пророчески изрек, что быть русским — значит «вместить в свою душу с братской любовью всех наших братьев и изречь окончательное слово великой, общей гармонии, братского окончательного согласия всех племен по Христову евангельскому закону».

А теперь прочитаем  полный текст статьи Александра Блока

«Горький о Мессине»

Ужасно коротка наша память. Живем со связанными руками и ногами, и скромнейшие из наших начинаний сплошь и рядом кончаются неуспехом. Все "вьется да вертится" вокруг Недотыкомки, "истомила присядкою зыбкою". Оттого пустеет душа и пустеет память.

Так перестали мы вспоминать и об итальянской катастрофе, которая вызвала такую бурю в печати всех стран. Но хор голосов быстро прошумел и умолк. Австрийцы приплели сюда неслыханно циничную политику, а мы, как водится, и политику, и дешевый либерализм; и это, как все нынешнее, быстро исчерпалось, утонуло в лужах личного эгоизма и в болотах всеобщих благородных чувств.

Между тем сицилийское и калабрийское землетрясение - событие мировой важности, и оценить его мы доселе не в состоянии. Что бы ни говорили, как бы ни локализировали его значение - оно изменило нашу жизнь. Как изменило, определить мы не можем, но невозможно не верить, что оно отозвалось и еще отзовется на событиях нашей внешней, а особенно внутренней жизни. Просто нужно быть слепым духовно, незаинтересованным в жизни космоса и нечувствительным к ежедневному трепету хаоса, чтобы полагать, будто формирование земли идет независимо и своим чередом, никак не влияя на образование души человека и человечьего быта.

Максим Горький и профессор Вильгельм Мейер написали очень непритязательную книгу, посвященную, главным образом, живому описанию всего виденного и слышанного в Мессине и Калабрии в несчастный канун этого года.* Здесь сообщаются факты, отчасти памятные по газетным отчетам, но материал безмерно больше, а главное - живее и непосредственнее. Любой факт, сообщаемый этой книгой, производит впечатление неизгладимое и безмерно превосходящее все выдуманные ужасы современных беллетристов, которыми питаемся преимущественно мы - жители столиц; как бы, при внезапной вспышке подземного огня, явилось лицо человечества - на один миг; но в этот драгоценнейший миг мы увидали то, что постоянно забываем, то, от чего нас систематически отрывают несчетные "стилизации" - политические, общественные, религиозные и художественные личины человека; того лица подлинного, неподдельного, обыкновенного человека, которое мелькнуло в ярком свете, можно было испугаться, до того мы успели от него отвыкнуть. Написано на нем было одновременно, как жалок человек, и как живуч, силен и благороден человек. И все это - без подкраски, без ретуши. Достойно примечания, что и без одежды: землетрясение, как известно, застигло южную Италию в 5 часов 20 минут утра, и люди, оставшиеся в живых, бежали среди падающих и пылающих во мраке развалин - голые или почти голые: точно на мощных фресках Синьорелли - десятки мужчин и женщин, одетые одной плотью в день "свержения Антихриста"; и ангелы, сложившие руки на мечах, спокойно взирающие с высоты на эту страшную земную суматоху.

Ничем не заменимое чутье потерял человек, оторвавшись от природы, утратив животные инстинкты! Как раз накануне землетрясения, в доме Анджелиса, впоследствии разрушенном (вся семья спаслась), рассказывает В. Мейер, "детям читали какую-то книгу по естественной истории о крысах, которые будто бы способны предчувствовать надвигающуюся опасность и заблаговременно оставлять опасное место. Дом, лежащий при море, никогда не бывает вполне свободен от крыс. Их возню часто слышали за плетеной камышовой рогожкой, которая здесь часто подвешивается прямо на балкон. И вот в последнюю неделю стали замечать, что этот шум становился как будто все реже. "Но две-то, - говорили шутя, - все-таки еще остаются". Однако как раз накануне катастрофы наступила полнейшая тишина. Если бы это наблюдение сочли тогда за серьезное предзнаменование!"

То же самое рассказывает Горький о кошке - в той же семье Анджелиса. "Минут за десять до катастрофы служанка была разбужена неистовым мяуканьем кошки, которая бросалась на стену, царапалась и вообще, по выражению служанки, вела себя так, точно в нее залез дьявол. Служанка зажгла свет и пошла в кухню успокоить кошку - в этот самый момент ее застигло землетрясение".

Так вот каков человек с одной стороны: слабее крысы, беспомощнее кошки! Так называемый "эпицентр", центральный очаг землетрясения, приходился как раз посредине Мессинского залива, несколько ближе к берегу Калабрии. Здесь образовались воронки из воды, уходившей в трещину дна, так что море на целый час ушло с земли на пятьдесят метров (пока пролив не заполнился опять); здесь родилась та волна, которая смыла на обоих берегах здания, суда, живых и мертвых. Знаменательно, что никто из людей не предчувствовал страшной силы развития "центрального огня" древних под самыми ногами. А сила эта была такова, что опустошения, произведенные ею на поверхности земли, надо считать сравнительно ничтожными.

В минуту катастрофы и несколько часов после нее люди были охвачены паникой, безумием, совершенно растеряны, несчастнее зверей. Но какие же чудеса человеческого духа и человеческой силы были явлены потом! Все рассказы о грабежах, насилиях, растерянности правительства оказались впоследствии, - пишет Горький, - если не сплошной ложью, то преувеличением разнузданного репортерского воображения.

В несколько суток собраны были миллионы лир, посланы тысячи солдат на военных кораблях. К рабочим, студентам, солдатам, королю, королеве можно было применить в те дни выражение одной итальянской газеты: "объединенные горем". И какая красота скорби, самоотвержения, даже самого безумия! Поистине, об Италии тех дней можно сказать горестными словами Лаэрта об Офелии:

Тоску и грусть, страданье, самый ад -
Все в красоту она преобразила.

Русскими матросами "были вырыты две девочки; они сидели под кроватью, играя в пуговицы, а все их родные были задавлены насмерть".

"Матросы с "Макарова" увидали на развалинах женщину: почти обнаженная, она сидела среди обломков, держа в руках оторванную детскую голову, прижимала ее к груди и напевала какую-то грустную песенку. Хотели взять у нее эту голову и отвести женщину куда-нибудь в более безопасное место, она пришла в бешенство, стала драться, кусаться, кричать. Когда от нее уходили, она успокаивалась, снова качала голову и пела. Матросы позвали итальянцев, и те сказали, что женщина эта - жена офицера, считалась одной из первых красавиц Мессины, а в руках у нее голова сына, мальчика Уго, она поет колыбельную песню и говорит:

- Ты спишь, Уго? Что ты молчишь, мой сын? Не бойся, крошка, все кончилось уже, не надо бояться.

...Вот бродит по улицам шансонетная певица Жанна Перуджиа; ей предлагают есть - не может. Она забыла свое имя, мертвыми глазами смотрит на людей...

...На высоте четвертого этажа висит вниз головой человек, ущемленный за ногу, снять его нет возможности. Ветер срывает с него рубашку, развевает волосы, его руки качаются, он кажется живым, в судорогах холода и боли.

Вот молит о помощи молодой человек; ему придавило ноги, но нет возможности вынуть его из-под обломков - они убили бы спасающих. Пришел хирург и отрезал юноше обе ноги. Когда его положили на носилки, он попросил пить, сказал: "Благодарю, друзья", - и умер.

У старика убито три сына. Он сам, молча, укладывает их трупы в ящики и засыпает известью. Вытащили младшего, его голова расплющена, лица нет, мозги вытекли. "Это были красавцы", - строго говорит отец и падает на землю - мертвый.

В Реджио одна женщина просидела три дня под обломками, и все время на нее сверху капала кровь ее мужа и детей, раздавленных в комнате над нею. Она сама сильно изранена и, конечно, сошла с ума.

В калабрийской хижине, на берегу моря, отрыли старика и старуху; он, положив свою голову на грудь ей, умирал. Когда их хотели поднять, старуха сказала:

"Оставьте, прошу. Он уже умирает, я тоже хочу умереть. Все наши дети погибли. Мы жили долго, довольно! Идите спасать молодых!""

Таких рассказов десятки, всего не перечислить; желающие пусть обратятся к доброй и простой книге Горького.

Так вот каков человек. Беспомощней крысы, но прекрасней и выше самого прозрачного, самого бесплотного видения. Таков обыкновенный человек. Он не Передонов и не насильник, не развратник и не злодей, не корчится ни перед какими "железными вратами" и не капризничает перед двумя, тремя и четырьмя и т.д. Анфисами. Он поступает страшно просто, и в этой простоте только сказывается драгоценная жемчужина его духа. А истинная ценность жизни и смерти определяется только тогда, когда дело доходит до жизни и до смерти. Нам до того и до другого далеко.

Октябрь 1909

Впервые опубликовано: "Речь", 1909, 26 октября.

______________________

* М. Горький и В. Мейер. Землетрясение в Калабрии и Сицилии. Изд. "Знание", СПб., 1909 г.

______________________